Мой Однолюб. В его сердце другая (СИ) - Коваль Лина. Страница 19

— Блин, — Тая прикладывается лбом к моему плечу и трудно дышит. Тело обмякает.

Никаких предложений вроде того, что «давай без них» и тому подобного. Говорю же, правильная вся. В то, что девственница — поверил. Разозлился. На себя, конечно, на пляже ведь не чухнул. Гадостей наговорил, идиот.

А Тая сразу простила, по глазам понял. Будто у меня кредит доверия в твердой валюте в банке имени Валеевой. Просто интересно, есть ли у этого кредита конец?.. Потому что мне доверять уж точно не надо.

Я и сам себя ни до конца понимаю. Думал, в Европе поотпустит.

Нихера.

Хотел бы я как Громов. Свалить и прикатить обратно с какой-нибудь моделькой. Просто жить, а не вариться каждый день в котле из собственных пороков.

— Ты меня не хочешь? — Тая вдруг поднимает на меня глаза, полные слез. — Совсем? Ты скажи. Я все пойму…

— Я мысленно тебя раз двадцать трахнул.

— Ох… — краснеет она, зрачки с ужасом округляются.

— Во всех возможных позах, Тая.

— Заткнись, Соболев. Боже, прошу, — шипит она, стыдливо закатывая глаза. — Просто заткнись.

— Нет уж, слушай, как это было. Раз решилась на такое, солнце, — многозначительно смотрю на острые горошины, спрятанные за черной прозрачной тканью. — Нам одним со стояком мучиться?

— Я не хочу, — трепещет. — Вань, отстань. Это треш какой-то.

Смеется заливисто. Голову запрокидывает, а я длинной шеей любуюсь.

Её движения бьют по члену с ровно такой периодичностью, как надо, поэтому вжимаю ее ягодицы в себя поплотнее, чтоб не слить, как слабак.

— У нас уже везде было, — продолжаю, пока несу девчонку в коридор. Надо уходить, пока окончательно не подкинуло, и больше такого не допускать. — На кровати и в ванной, и на столе. Вот на этом, — киваю на кухню. — Я тебя даже в родительском туалете выебал.

— Ваня, — ахает Тая и возмущенно бьет ладошкой по спине. — Не говори так никогда.

— А ты больше не делай так… когда я не готов.

— А когда ты будешь готов? — снова превращается в яркую соблазнительницу.

Набрасывается на мой рот, как кошка.

Припираю Таю к стене. Она вздрагивает от соприкосновения с холодной поверхностью, но недовольства не выказывает. Наоборот, становится активнее. Проникает пальчиками под ворот моей футболки и разглаживает мышцы на спине.

— Когда? — повторяет требовательно.

Пф-ф…

— В Москву… слетаю, — отклоняюсь и смотрю в стеклянные от желания глаза. — И готов.

— В Москву?..

— Ага.

— А надолго, Вань?

…

— На неделю…

Блядь.

К чертям собачьим всё.

Набрасываюсь на припухшие губы и целую напоследок так, как мне хотелось бы. Уверенно и яростно, будто сожрать хочу. Тая всхлипывает, раздирает мою спину коготками, трется о стояк всё отчаяннее.

Её ноги разведены, поэтому я помогаю: увеличиваю темп и ловлю каждое микроизменение на хорошеньком личике. Чувствую, как ноги начинают подрагивать, а округлые бедра простреливают первые спазмы.

В глазах Таи расфокусированность и полнейшее непонимание, что именно происходит с её телом.

Ей одновременно хорошо и страшно.

Смотрю успокаивающе, давая понять, что все в порядке, она в безопасности, просто находится на краю своего первого в жизни оргазма. Их у нее будет ещё много, но я запомню только этот.

Отчаянно ловлю вскрик своим ртом, а когда Тая достигает пика и безвольно на мне оседает, упираюсь лбом в стену и прикрываю глаза…

Глава 21. Тая

— Как думаешь? — спрашивает мама, сдвигая плотную шторку.

Вырубаю экран телефона и бегло осматриваю черное платье-рубашку с рядом мелких пуговиц. Выглядит неплохо, но уж слишком мрачное. Все же лето на дворе.

— Может… что-то более современное, мам? — вздыхаю устало. — Я могу посмотреть на свой вкус.

— Мне не надо современное. И на твой вкус тоже не надо, — мотает она головой, крутясь перед зеркалом. Приглаживает волосы. — Сказала же, мне нужна классика. Я не могу появиться на конференции в чем-то обтягивающем или коротком. Там будут одни кандидаты медицинских наук. Уровень публики, понимаешь?

Пропускаю мимо ушей очередное заявление с долей снобизма. Делить людей на уровни — мамина традиция. Будто среди кандидатов любых наук нет плохих людей. Непорядочность везде есть, и это не зависит от количества прочитанных книжек.

— Современное не значит обтягивающее. Может… — задумчиво рассматриваю гибкую фигуру мамы. — Костюм тебе купим? Брючный. Сейчас самый тренд. Под него можно даже футболку поддеть.

— А это что? Совсем плохо? — замирает она, глядя на меня через зеркало.

— Нет, неплохо, оно идет тебе, очень, — спешу ее успокоить. — Просто скучновато…

Мама стискивает зубы, будто бы злится.

— Ну… как тебе бывает весело, мы уже с отцом видели, — с укором выговаривает.

Бегло озираюсь по сторонам, чтобы никто не услышал.

— Ма-ам, — возмущенно отвечаю, вскакивая с места. — Я же просила тебя.

Задернув штору, она оставляет моё искреннее возмущение без ответа. Пыхтит, переодеваясь, я тоже пытаюсь успокоиться.

Верчу телефон в руках.

Прошло три дня, с тех пор как Ваня ушел из моей квартиры. Это стыдно, но он ни разу не позвонил. Было три сообщения. Исключительно в ответ на мои.

Как долетел? — Отлично.

Как погода в Москве? — Тепло, но ветрено.

Когда обратно? — Я напишу, Тая.

И всё.

Слишком мало, чтобы я могла опереться на эту переписку и продолжить считать, что мы встречаемся. Вопреки здравому смыслу, я всё равно, с упорством беговой лошади продолжаю искать Ване оправдания.

— Вести себя надо нормально, — говорит мама, выбираясь из примерочной. Стремительно уходит из магазина, так ничего и не купив. Я едва поспеваю. — Женщина для мужчины должна быть единственной и чистой. А ты…

Разочарованно морщится оборачиваясь. Кидает оценивающий взгляд на мой джинсовый комбинезон и открытые, загорелые ноги. Машет рукой, мол, понятно с тобой всё.

— Давай уже скорее. Зайдем, пообедаем в ресторане на первом этаже, у них отличное меню, без фаст-фуда, — предлагает она примирительно.

Но мне вдруг так обидно становится.

Не могу молчать. Обычно я не лезу на рожон, но сегодня взвинчена до предела: тем, как ловко Соболев отказал мне, раздетой и возбужденной, в первом сексе, а ещё как холодно он со мной общается, находясь в столице.

И вообще, я чувствую, что моя дорога жизни свернула явно не туда, а я продолжаю бежать по ней вприпрыжку, размахивая сумочкой.

— Значит, я распущенная, мам? — спрашиваю резко.

Останавливаюсь. Встречный поток людей, начинает обходить меня стороной.

— Ты мне зубы-то свои красивые не показывай. Вспомни, от кого они тебе достались? — Цедит она, подхватывая меня под локоть. Тащит за собой. — Я тебе как есть говорю. Кто тебе еще правду скажет? Мы с отцом в институте познакомились. Первый курс меда. Общежитие. Я до папы даже не целовалась ни с кем. А о том, что и в каком виде ты вытворяла, вообще речи быть не может. В наше время за такое позорище из института отчисляли, и на учет ставили.

— Хорошо, что на костре не сжигали, — шепчу яростно.

Поправляю лямку рюкзака.

Спустившись на эскалаторе, заходим в темное помещение ресторана. Выдыхаю, ощущая прохладную свежесть от работающего кондиционера.

— Добрый день! Подскажите, пожалуйста, вы планируете отдыхать вдвоем? — услужливо спрашивает девушка с бейджем.

— А вы видите еще кого-то? — закатывает глаза мама и, не дождавшись администратора, отправляется вглубь зала.

Какое у нас с ней разное понимание позорища…

— Вы простите, — тараторю девушке. — У женщины горячка.

Понимающе улыбаемся друг другу.

Усевшись напротив, принимаюсь с интересом разглядывать, как мама извлекает из сумки жидкость для дезинфекции и смачивает салфетку, чтобы протереть стол.

— Так… так что с Ванечкой? — спрашивает. — Надеюсь, вы ещё встречаетесь?

Нервно сглатываю слюну.

— Конечно, — потираю нос.