Слон императора - Северин Тим. Страница 49

Он вошел в носилки и глубоко откинулся на сиденье. Носильщики взялись за ручки, выпрямились, и рябое лицо Павла оказалось на одном уровне с моим.

– Надеюсь, ты и твои спутники не откажетесь разделить со мной трапезу в моей официальной резиденции? – пригласил меня сановник. – Мне хотелось бы выслушать рассказ о вашем путешествии.

– Я буду очень рад, – ответил я.

– Если не сочтешь, что это слишком рано, я предложил бы завтрашний вечер. Я пришлю кого-нибудь, чтобы вас проводили. И хочу предупредить: старайтесь не ходить по Риму в одиночку, особенно в темное время суток. Не хотелось бы писать Алкуину письмо о том, что с тобой или твоими товарищами случилось что-то нехорошее.

По его команде носильщики тронулись с места. Я провожал глазами моего нового союзника, которого осторожно несли по лестнице, и думал о причинах, заставивших его проявлять такую заботу о моей безопасности.

На следующее утро – столь же серое и пасмурное, как и накануне, но, по крайней мере, без надоедливого дождя – мы ввезли наши повозки с клетками-лодками в город и направились к Колизею. Я тревожился о том, как нам перевести тура в его новую обитель, не подвергаясь при этом чрезмерной опасности, но Озрик очень кстати заметил, что один из ведущих с улицы арочных проходов заметно шире остальных, и указал мне на него. Проход был закрыт массивными воротами, которые, похоже, давно не открывались. Коридор за ними выводил ко вторым воротам, которые открывались прямо на арену. Мы не без усилий открыли сначала первые, а потом вторые ворота, задом наперед провезли через них клетку тура и открыли ее дверь. Освобожденный бык, сердито взревывая, пробежал по коридору, оказался на арене, сделал пару кругов по ней, мотая рогатой головой и высматривая врагов. В конце концов он вошел-таки в тот самый проход, который вел в помещение для артистов, и, с разгону пробежав вестибюль, оказался в том стойле, которое предназначалось для него изначально. Вало, следовавший за быком на почтительном расстоянии, закрыл и запер за ним дверь. Препроводить к новому месту жительства Моди и Мади ему было куда легче.

Дом, который предоставил нам номенклатор, находился на расстоянии броска камня от помещений, отведенных для животных. К тому времени, когда к нам явился слуга Павла, чтобы проводить нас на ужин, мы успели разместить там все оставшееся у нас имущество. Вало идти в гости не захотел: он вызвался остаться с животными, так что к номенклатору отправились со мною Озрик, Аврам и Протис. Провожатый повел нас от центра города, вверх по склону пологого холма в район, который произвел на меня впечатление полной разрухи. Среди руин старых домов копошились тощие куры. Запущенные сады частично были вырублены под небольшие виноградники, а то, что осталось, служило загонами для коз и коров. В нижних этажах зданий, давно лишившихся крыш, держали свиней и другую скотину. И среди всего этого запустения возвышался большой кирпичный дом с портиком, по всей видимости, некогда принадлежавший кому-то из знатных римлян.

Павел встретил нас в просторном вестибюле. Его темная священническая ряса резко контрастировала с яркими узорами мозаичного пола.

– За столом нас будет только пятеро, так что я велел дворецкому подать трапезу в одном из малых боковых покоев, – сообщил он нам.

Я представил ему своих спутников и сразу же поинтересовался, почему вокруг так много необитаемых жилищ.

– Население города быстро сокращается, – объяснил хозяин, направляясь в глубь своего дворца. – Нынче жители предпочитают селиться в центре, поближе к реке, но я никак не могу понять, что их туда тянет. Зимой низинные районы часто заливает наводнениями, и обитателям приходится спасаться на верхних этажах своих жилищ.

Мы вошли во второй зал, оказавшийся еще просторнее первого, и Павел указал на небольшой бассейн прямо посередине мраморного пола.

– Городские акведуки постепенно разрушаются, и воду для питья и приготовления пищи приходится доставлять в бочках на телегах. А здесь мы собираем дождевую воду с крыши, – похвастался номенклатор.

Оштукатуренные стены были покрыты фресками, изображавшими эпизоды из древних легенд. Краски заметно поблекли, но сама роспись сохранилась во всех деталях, и я чувствовал, что Протис с превеликим трудом сдерживается, чтобы не перебить хозяина и не начать рассказывать нам о том, что там нарисовано.

– Дом принадлежит Церкви, и я здесь всего лишь жилец, – сказал Павел. – Папа Адриан решил устроить здесь монастырь. Я организовал счастливцу аббату папскую аудиенцию, и он решил, что лучше будет, если я поживу здесь до тех пор, пока он не накопит денег для перестройки здания. А денег нужно немало.

Он бросил на меня лукавый взгляд, словно напоминая о том, что повседневная жизнь в Риме определяется близостью к власти и умением интриговать.

В сравнительно небольшой комнате, где на стенах были изображены умиротворяющие пасторальные сцены, вокруг стола стояло пять кресел. Я ничего не ел с самого утра, и при виде зеленых и черных маслин в мисках, блюд с сыром и вяленым мясом и ломтей хлеба у меня в животе заурчало от голода. Когда мы расселись, номенклатор принялся церемонно просить прощения за простоту блюд и объяснил, что его повару зимой трудно добывать свежие продукты. Однако к первой перемене нам подали блюдо печеных яиц, затем последовала рыба с острыми соусами, а потом небольшие чашки густого подслащенного молока с каким-то незнакомым мне ароматом. На всем продолжении трапезы слуги, передвигавшиеся за нашими спинами, следили, чтобы ни у кого из нас не опустел винный кубок. Когда убрали последнюю перемену, у меня уже слегка зашумело в голове. Тут-то наш хозяин и повернулся ко мне и, в очередной раз подмигнув глазом на перекошенном тиком лице, сказал:

– Ну а теперь пришло время поведать о вашем странствии.

Завидуя втайне моим товарищам, которым предстояло лишь слушать мой рассказ, я попросил воды, отхлебнул глоток и начал повествование с вызова к Алкуину и последовавшей за ним аудиенцией короля Карла в его личных покоях. Номенклатор слушал меня внимательно, время от времени окидывая взглядом лица остальных гостей и не забывая подавать слуге знак наполнить кубки.

Когда я дошел до неудачи в поисках единорога, Павел кивнул с явным сочувствием:

– Ты искал его совсем не в тех краях. Единорогов находили отнюдь не на севере, а, напротив, в Индии.

– Откуда такие сведения? – рискнул спросить я.

– В архивах имеется упоминание о похожем на быка звере с одним рогом, которого привезли в Рим для представления в Колизее. Зверя выставили против медведя. Медведь победил, – рассказал хозяин дома.

– Это животное было белым? – спросил я. Если в зверинце багдадского халифа имеется белый единорог, дары Карла будут смотреться рядом с ним довольно жалко.

– На этот счет там ничего не говорилось, – ответил номенклатор. – Но прошу тебя, продолжай рассказ. Много ли опасностей вы встретили в столь дальних северных краях?

– Много беспокойства нам могли бы доставить белые медведи. Но оказалось, что Вало, мой помощник, обладает способностью укрощать их.

Озрик деликатно кашлянул:

– Ты забыл о покушении на тебя в Каупанге.

В глазах Павла блеснуло любопытство:

– Ну-ка, ну-ка, расскажи!

Я описал двух злодеев, ворвавшихся с ножами ко мне в комнату. Когда же я закончил, Павел задумчиво произнес:

– Случись это в Риме, я сказал бы, что нападавшие на тебя вовсе не были простыми грабителями.

– Я тоже подумал, что это было подстроено, – ответил я и развязал висевший на поясе кошелек. Оттуда я вынул золотую монету Оффы, которую дал мне Редвальд и которую я хранил как память, и протянул номенклатору. – Этот человек – Оффа, король Мерсии, – был бы рад моей смерти. А сама эта монета принадлежала одному из нападавших и, возможно, была частью аванса.

– Можно мне взглянуть? – вмешался в разговор Аврам. Он сидел по правую руку от меня, и я передал ему монету. – Поразительно, – сказал раданит, повертев ее в пальцах. – Я, конечно, слышал о короле Оффе, но никогда прежде не видел его монеты. Это копия арабского динара, но я подумал бы, прежде чем пускать ее в оборот, торгуя с сарацинами. – Он ухмыльнулся, как будто имел в виду что-то, понятное не всем, и передал монету Озрику: – Ты наверняка поймешь, в чем тут дело.