Карта императрицы - Басманова Елена. Страница 32

— Что за черт! — вспылил профессор. — Я ничего не понимаю в происходящем! Чем вы здесь занимались в мое отсутствие?

— Ты только не волнуйся, Николай Николаевич, не волнуйся, — пришла на помощь дочерям Елизавета Викентьевна, к ее лбу и щекам постепенно возвращался матово-розовый цвет, — я сейчас тебе все объясню… В пасхальную ночь наши девочки с Климом Кирилловичем и еще несколькими спутниками побывали в мастерской известного художника Романа Закряжного.

— Это еще кто такой? — сдвинул брови профессор.

— Живописец, портретист, — с готовностью пояснила его супруга, направляясь к дивану и уводя мужа за собой, подальше от злополучной карты. — Там еще были фрейлина Вдовствующей Императрицы в сопровождении бабушки и дедушки, чиновник Дмитрий Андреевич Формозов, страховой агент Модест Багулин и мистер Стрейсноу.

— Кто-кто? — спросил профессор, нависая над женой, которая, напряженно приподняв голову, присела на диван. — Не расслышал.

— Понимаешь, это наш английский гость, достойный человек, баронет, очень хотел с тобой встретиться. Ну и он очень похож на Петра Первого.

Елизавета Викентьевна мужественно взяла на себя трудную миссию и подробно рассказала профессору о событиях, происшедших в его отсутствие.

В гостиной повисло тягостное молчание.

— Хорошенькое дельце, — сурово изрек отец семейства, — мои любимые дочери по ночам ходят на квартиру к дерзкому убийце…

Девушки виновато молчали, Клим Кириллович потупил голову. Полина Тихоновна аккуратно опустила саквояж на пол, рядом со стулом, на котором сидела.

— Но это оставим. Пока, — подчеркнул со значением Муромцев. — А почему же теперь Клим Кириллович думает, что его обвинят в убийстве этой вышивальщицы?

— Понимаете, дорогой Николай Николаевич, — вступила вместо понурого племянника Полина Тихоновна, — убийцей мог быть не только художник, но и человек, который заказывал жертве вышивку на холсте. Карл Иваныч думал сначала, что это пелена к образу благоверного святого князя Дмитрия Донского… Все очень странно, — затараторила Полина Тихоновна.

Профессор посмотрел на доктора.

— Не лучше ли самолично явиться к следователю с этой самой картой и отвести от себя подозрения? — неуверенно предложил он.

— Боюсь, это сильно попортит мою репутацию, — замялся доктор Коровкин, — я влип еще в одну неприятную историю.

— О чем вы говорите? — холодно поинтересовался профессор.

— Не имею права разглашать, — покраснел доктор, — чтобы не вызывать паники в народе. Но городу грозит катастрофа. — Помолчав, он решился: — Я, как друг вашего семейства, обязан вас предупредить: во время моей поездки в Чумной форт кто-то похитил пробирку с чумными бациллами. Меня допрашивали.

Доктор засуетился, бросился к роялю, схватил разложенный холст и пытался его сложить, чтобы засунуть в саквояж.

— Не надо, милый Клим Кириллович, — остановила его Мура, — не торопитесь. Карту никто искать не будет. Ручаюсь вам.

— Это почему же? — ехидно поинтересовался профессор.

Мура выдержала паузу.

— Потому что там, в Екатерингофском дворце, уже висит на стене копия, из-за которой убили вышивальщицу Аглаю Фомину.

— И убил ее господин Холомков? — с надеждой спросил доктор Коровкин.

— Не знаю, — покраснела Мура, — но он мог быть причастен к убийству.

— А зачем ему надо было менять оригинал на копию? — спросила Елизавета Викентьевна. — Я помню его, приятный молодой человек.

— Все просто, — буркнул Николай Николаевич, — хотел выручить деньги за раритет, заменив его фальшивкой.

— Нет, все обстоит гораздо хуже! — строго возразила его младшая дочь. — Он хотел уничтожить подлинную карту императора Петра Великого, хоть, возможно, тот и не был законным императором.

— Довольно о пустяках, не сводите меня с ума вашими домыслами, — прервал ее отец. — Вещи, за которые можно выручить неплохой капиталец, не уничтожаются.

— Ты не понимаешь, папа! — воскликнула Мура. — Дело не в деньгах, а в решениях Международного исторического конгресса, который недавно прошел в Риме. Там было велено писать историю по единому плану.

— Ну и что? — пожал плечами профессор. — Каждая научная дисциплина имеет единый план развития.

— А как же Александр Македонский на Амуре, пищаль? — Мура ткнула пальчиком в надпись на карте. — Это не сходится с общим планом!

Профессор задумался. Прошла тягостная минута.

— Нет, все-таки в химической науке больше порядка и осмысленности, чем в исторической, — заметил он, — люди делают полезное дело. Коллеги из Мюнхенского университета сказали мне, что получили прекрасное снотворное барбитал. Жаль, не попросил у них по дружбе грамм-другой…

— Кстати, дорогой, — встрепенулась Елизавета Викентьевна, — коли уж мы дошли до химических проблем. Скажи мне, не купишь ли ты для своей лаборатории грамм-другой радия?

Резкий звонок в прихожей заставил побледнеть всех собравшихся в гостиной квартиры профессора Муромцева.

— Полиция! — выдохнул доктор Коровкин. — Что делать?

— Срочно прячьте эту несчастную карту… быстрее, — бросилась к роялю Мура.

— Вместе с саквояжем? — бормотал доктор, вдвоем с девушкой запихивая кое-как сложенный холст в кожаный зев. — Но куда?

— В каминный дымоход, — подсказала Полина Тихоновна.

— Под крышку рояля! — выпалила Брунгильда.

— Довольно! — прервал дамские фантазии профессор. — Сидите смирно. Не суетитесь. Авось пронесет. Мы ни в чем не виноваты. Нам нечего скрывать. Следствие разберется.

Клим Кириллович опустился на стул, оставив закрытый саквояж с опасным содержимым на рояле, Мура присела поближе к сестре.

Дверь из прихожей приоткрылась и, отодвинув тяжелую зеленую портьеру, на пороге появилась суровая Глафира.

— Господин Багулин, страховой агент товарищества «Саламандра», — сообщила она. — Прикажете принять?

— Зови, — велел профессор. — Это всяко лучше, чем полиция.

Маленькое общество в гостиной с облегчением вздохнуло.

— Имею честь представиться, — раздался голос с порога гостиной, — Модест Макарович Багулин, лучший страховой агент Санкт-Петербурга.

Облаченный в мешковатый пиджак и полосатую рубашку, ворот которой у горла стягивал объемный галстук отвратительного розового цвета, румяный толстячок улыбался, переводя взгляд с Муры на Брунгильду и на всех остальных… Его глаза скользнули по стенам, обитым узорчатой темно-зеленой тканью, по картинам в золоченых рамах, потом обследовали этажерки, полочки, столики, заставленные фарфоровыми и бронзовыми безделушками. Наконец он сделал шажок вперед и робко протянул розовую пухлую ручку:

— Если я не ошибаюсь, профессор Муромцев?

— Совершенно верно, — пожал руку агента вставший ему навстречу профессор. — Чем обязаны?

— Простите, что нарушил ваш покой, — заулыбался Багулин, — да уж такая планида у меня — бегаю по городу, устали не знаю. События последних дней на пользу мне пошли — народец-то напуганный пожарами охотно полисы оформляет. Вот даже Роман Закряжный свое полотно застраховал, отпущен следователем на свободу.

— Так, значит, Карл Иваныч больше не подозревает его в убийстве Аглаи Фоминой? — насторожилась Мура.

— Нет, уважаемая Мария Николаевна, не подозревает, — сказал агент и подмигнул ей. — Нижайше прошу меня простить, но есть у меня вопросец небольшой. Позволите?

Недовольный профессор представил неожиданному гостю свою супругу и Полину Тихоновну, после чего подвинул ему стул, а сам с удобством расположился в своем любимом кресле.

— Я вот хотел полюбопытствовать, не вызывал ли барышень на допрос господин следователь? — Лицо агента излучало благодушие.

— Нет, не вызывал, — разомкнула уста Брунгильда. — А что?

— Искусство следствия ныне вышло на необозримые высоты, — пролепетал агент, — есть совершенно удивительные методы.

— А вы, любезнейший, уже побывали на допросе? — прервал его профессор.

— Так точно, уважаемый господин Муромцев, об этом и говорю. Сдал отпечатки ног. — Гость приподнял обтянутую штиблетом правую ступню и слегка помотал ею в воздухе. — Потому что господин Вирхов ищет отпечатки маленькой ступни, как у меня или мистера Стрейсноу, — ну, в общем, почти девичьей. Я и подумал, что он может, извините за дерзость, и ваши ножки в картотеку потребовать.