Цветущий холм среди пустого поля - Вяземский Юрий Павлович. Страница 4
«Ну зачем она такая красивая?! Сегодня-то зачем?!»
Странные были у него мысли, и сам он понимал, что странные они у него, но все придирчивее вглядывался в Наталью, точно стремился обнаружить в ее облике какой-нибудь незаметный на первый взгляд изъян – непропорциональность в телосложении или неправильность в чертах лица, – но, видимо, так и не находил того, что искал, потому как все безысходнее становилось у него на душе.
Они сделали уже почти все покупки, когда Геннадий, схватив Наталью за руку, остановил ее вдруг посреди магазина и довольно бесцеремонно развернул лицом к себе.
– Ты сегодня удивительно красивая! – сообщил он ей.
– Правда? А почему таким тоном? Как будто ты меня за это ненавидишь! – рассмеялась Наталья.
– Мне страшно… Мне страшно, что у меня будет такая красивая жена.
– Ничего не поделаешь, Геночка. У великих писателей должны быть красивые жены, – прильнула к нему Наталья.
Потом они приобрели постельное белье.
Потом Геннадий усадил Наталью с покупками в такси. Расставаясь, они договорились, что ужинать Геннадий придет к Наталье.
Домой Геннадий вернулся в еще большей тоске. Слонялся из угла в угол, потом зачем-то сел на стол, зачем-то достал второй экземпляр рассказа и принялся его перелистывать, машинально, не читая и ни о чем определенном не думая. Но вдруг отшвырнул рукопись, вскочил со стула, вновь прошелся по комнате, испуганно как-то оглядываясь, потом хмыкнул, покачал головой и подумал с облегчением:
«Да вот же оно! Конечно!.. Когда я ждал ее у собора!.. Когда я сидел на ступенях и вдруг увидел Наталью с ее иностранцами… Я уже не надеялся, что она придет… И так же вдруг тоскливо стало… Зачем она тогда пришла? Лучше бы не приходила…»
Геннадий вышел в коридор, подошел к ванной, открыл дверь.
«Какие, к черту, распущенные волосы! – подумал Геннадий, стоя на пороге ванной и улыбаясь, странной, неприятной улыбкой. – Она надела мою купальную шапочку… И ничего я тогда не испугался, и все у нас с ней было… Так все естественно и незаметно получилось, что я теперь и не помню… А потом она пошла мыться в душ… Я тогда впервые увидел ее раздетой… Фигура у нее оказалась безукоризненной… И почему-то сразу же закрыл дверь… Почему-то вдруг стало неприятно смотреть на то, как она моется… А потом она была такой радостной, такой заботливой. Она сварила мне кофе… так красиво все накрыла, с таким вкусом – салфеточки, лимончик ровненькими дольками, сырок тоненькими ломтиками… Мы пили кофе и смотрели телевизор… была интересная передача… до сих пор помню… про Испанию, про корриду… А потом мы снова оказались в постели. И снова я ничего не помню… Просто кончилась передача и… И дождя никакого не было…»
Геннадий пошел на кухню, постоял в темноте, не зажигая света, потом задернул занавески, включил лампу.
«Конечно, никуда я за ней не летал. И ни разу с ней не ругался… Любил ходить с ней в компании. Мне нравилось, как на нее смотрят мои друзья… что рядом с Натальей их жены выглядят уродливыми, молодящимися старухами…»
– Спокойно, Наталкин! Никому я тебя не отдам, слышишь?! И пошли они все к черту! – вслух сказал Геннадий.
В коридоре зазвонил телефон.
– Алло! – раздался в трубке женский голос. – Мне вообще-то надо Геннадия.
– Вообще-то Геннадий слушает.
– Гена? Это Виктория Никитична.
– Ой, здравствуйте!.. – Геннадий тут же сменил тон; Викторией Никитичной звали редакторшу, которой он утром отнес свой рассказ. – Вы простите ради Бога, что я…
– Так вот, молодой человек, – перебила его Виктория Никитична. – Прочла я рассказ!
Она сделала паузу, предвкушая вопросы, но Геннадий молчал.
– Значит, мое мнение вас не интересует? Ну понятно. Все вы, молодые писатели, убеждены в своей гениальности.
– Да я просто… – начал было Геннадий, но редакторша снова перебила его:
– Короче, молодой человек: до гениальности пока еще далековато, но рассказ я прочла залпом и тут же отдала его Ивану Яковлевичу, нашему рецензенту. Но и без рецензии могу сказать, что рассказ мы почти наверняка напечатаем… Кстати, есть еще один экземпляр?
– Есть… Есть, конечно.
– Обязательно занеси мне его завтра. Подсуну его читать главному. Уверена, что он ему понравится… Нет, прекрасный ты написал рассказ, Гена! Тонкий, изящный, с совершенно потрясающей концовкой… Честно говоря, не ожидала. Я уже было махнула на тебя рукой… Теперь-то я могу тебе в этом признаться… Нет, правда, здорово!.. А девушка какая получилась сочная! Маринка эта! Сначала она меня немного раздражала, но потом я поняла… Господи, действительно, ради такой изумительной девушки на все можно решиться!.. Сознайся, с натуры писал?
– Да в общем-то…
– Я так и поняла. Сразу чувствуется, что такой характер придумать невозможно!.. Да, Гена, чуть не забыла! – спохватилась редакторша. – Почему у тебя такое странное название – «О нас с Натальей»? Какая Наталья?! В рассказе о ней ни слова…
– Это моя невеста… Мою невесту зовут Натальей.
– Невесту?! Послушай, Гена, я очень рада, что у тебя есть невеста и что ее зовут Натальей, но рассказ-то твой здесь при чем? Ведь героиню зовут Маринкой!..
– Все верно, Виктория Никитична, но я вдруг подумал… Понимаете, героиню зовут Маринкой, а рассказ называется «О нас с Натальей»… Что-то в этом есть, вы не находите?
– Ничего в этом нет! Наталья-то здесь при чем?! И вообще, давай с тобой раз и навсегда договоримся – бросай ты всю эту свою прежнюю заумь и начинай серьезно работать. Ведь получается же! И здорово получается! В любом случае этот рассказ я тебе не дам портить! Понял меня?
– Понял…
– Ну хорошо, что понял. А рассказ очень хороший, – повторила Виктория Никитична. – В нем есть как раз то, чего в других вещах у тебя пока не было, – открытие, понимаешь? Художественное открытие!! Короче, жду тебя завтра со вторым экземпляром рассказа и нормальным заголовком…
Закончив разговор с редакторшей, Геннадий вернулся в комнату, взял со стола рассказ, снова машинально перелистал его, потом выдвинул ящик стола и кинул в него рукопись.
«Интересно, что будет, если завтра я приду в редакцию и скажу им, что я не хочу, чтобы они публиковали мой рассказ? – подумал Геннадий, стоя возле открытого ящика. – Виктория решит, наверное, что я сошел с ума или что у меня началась мания величия… Ну и Бог с ней! Завтра приду и заберу у них рассказ!»
Геннадий сел за стол и принялся разглядывать узоры на занавесках. Он сидел не шевелясь, разглядывая узоры на занавесках, пока в коридоре снова не зазвонил телефон.
Это была Наталья.
– Геннадий Евгеньевич, ну разве можно быть таким копушей! – сказала она. – У меня давно все готово. Я уже утку поставила.
– Кто это? – спросил Геннадий.
– Ты что – не узнал меня? – удивилась Наталья.
– Нет, а кто говорит?
– Да хватит валять дурака, Генка! Это я, Наталья!
– Какая Наталья?
– Невеста твоя – вот какая Наталья!
– А Наталья-то здесь при чем?! – вдруг рассмеялся Геннадий.
В трубке стало тихо.
– Ты что – серьезно? – немного погодя спросила Наталья.
– Конечно – несерьезно. Конечно – шучу. Конечно – уже в пальто и через двадцать минут буду, – ответил Геннадий и повесил трубку.
Геннадий вернулся в комнату, побрился, надел выходной костюм, повязал галстук. Когда он протирал лицо лосьоном, взгляд его случайно наткнулся на выдвинутый ящик стола, в котором лежал рассказ. Геннадий шагнул к столу и ногой задвинул ящик.
На набережной Геннадий сел в такси и назвал водителю Натальин адрес.
Сначала они ехали по набережной, потом повернули налево и поехали по бульвару мимо академии. Они попали в «зеленую улицу» и ехали без остановок; красный свет преградил им путь лишь на площади, на которой стоял собор с маятником.
– Товарищ водитель, – вдруг обратился Геннадий к таксисту, – вы очень на меня рассердитесь, если я не поеду дальше и выйду здесь?
– Здесь нельзя выходить, – строго заметил шофер.