Даром (СИ) - Каляева Яна. Страница 39
Точно так же не продвигалось другое дело — самое для меня важное. Из упрямства я продолжал бомбардировать расспросами геймерские чаты, но результата это не давало; где бы ни находились те, кто выбрал уйти в игру навсегда, видимо, с пространством обычных компьютерных игр это место не сообщалось. Никаких следов Олега, как и других ушедших в Одарение, не удалось обнаружить ни мне, ни российской полиции, ни слугам закона во всем мире. О свободных от Дара тоже не нашлось никакой информации. Похоже, все-таки они что-то вроде городской легенды. Сразу подозревал: добродушный монах сказал, что, возможно, кто-то из них сумеет помочь нам, просто чтобы меня утешить. Впрочем, он ведь тоже ничего не обещал.
В остальном все шло неплохо. Я перевез к Оле свои вещи и стал экстренно избавляться от холостяцких замашек. Приятно, что дома всегда готов для меня ужин; но это же означает, что милый повар расстраивается, если я по привычке перехватываю что-то в городе и приезжаю сытым. Скоро я понял, что был бы рад, если бы Оля чуть меньше значения придавала хозяйству и быту; выбрасывая приготовленную для меня еду, которую я не успевал съесть, она каждый раз смотрела на меня укоризненно. Моей частью работы по дому стала закупка продуктов, причем Оля оказалась очень требовательна: что-то нужно покупать только в одних магазинах, другое — только в других, фрукты и овощи — на рынке и только у определенного продавца… А еще я разбрасывал повсюду шмотки и никак не мог освоить правила расстановки посуды; за годы одинокой жизни привык оставлять вещи там, где удобно мне, а не кому-то еще. Однажды выяснилось, что я даже молоко в холодильник ставлю неправильно.
Впрочем, Оля никогда не закатывала сцен и не дулась, а если что-то оказывалось для нее неудобно или неприятно, говорила прямо — редкое качество для женщины. Я шел навстречу, выслушивал, объяснял, искал компромиссы… Надо признать, эти разговоры временами порядком выматывали, но я относился к ним стоически. Так уж устроены женщины, даже лучшие из них, что им необходимо время от времени пространно и нудно беседовать об отношениях. Тем более что, как правило, эти обсуждения заканчивались бурным примирением на диване.
Я старался во всем Олю поддерживать, и она наконец восстановилась в институте. Работу, впрочем, не бросила, просто перевелась на полставки; кажется, ей нравилось использовать Дар, с ним она чувствовала себя полезной и значимой. С Федей охотно оставалась моя мама — ее мальчик быстро стал звать бабушкой, а вот ко мне обращался просто по имени. Мое появление в своей жизни он воспринял достаточно спокойно. Разговаривал со мной вежливо, хотя и без особой охоты — предпочитал уходить к друзьям или закрываться в своей комнате. Особо доверительных отношений у нас сразу не сложилось, но я не торопил события.
И все-таки нераскрытое дело тяготило меня — это ведь был первый раз, когда я взялся за такой серьезный вопрос. Да, я выручил тех, других, девушек — хотя, честное слово, СМИ преувеличили мою роль ради позитивного сюжета «гражданские помогают полиции». А вот ту, с которой все и начиналось, я спасти не смог… Проклятущее перышко, если оно и правда принадлежало Алине, разрушало любимую Лехой версию «дочка сбежала от душнилы-отца». Такой заряд боли мог вложить в предмет только человек, с которым происходит что-то очень нехорошее. Возможно, девушку где-то заперли и мучают, и все, что ей остается — посылать во внешний мир такие вот своеобразные послания в надежде, что кто-то найдет их, поймет и спасет ее. Я вот нашел, понял — а фигли толку?
Оля чувствовала мое беспокойство и старалась меня поддержать.
— Я очень горжусь тем, что ты сделал, — сказала она как-то за ужином. — И мне жаль, что ты себя винишь. Это же непрофессионально. Никто не способен спасти всех. Надо просто принять это и жить дальше, иначе не сможешь потом спасти уже никого. Как в самолетах говорят — «надевайте маску сначала на себя, потом на ребенка».
— Да знаю я, знаю. Лучше стал понимать Леху с его цинизмом. У него же как? Спасли человека — ура, главное, так подать в отчетах, чтобы вышла премия. Не спасли — оформим так, словно ничего и не могли сделать.
— Думаешь, у медиков по-другому? Мало ли даже на моей памяти было случаев, когда больной умирал потому, что мы ошибались или не делали всего возможного. И почти всегда такие истории заметаются под ковер. Потому что если по каждому случаю проводить служебное расследование, как полагается — очень скоро лечить станет некому.
— Я понимаю это все, Оль. Но это же первое мое дело, где речь идет о человеческой жизни. Наверно, не стоило за него браться вообще. Ищем мы ключи и документы, собачек и кошечек — вот этим бы и ограничивались. Не по Сеньке шапка…
— Но ведь это не первое твое дело, где речь идет о человеческой жизни, — тихо говорит Оля. — Ты ведь ищешь Олега. Это тоже дело о человеческой жизни.
Напрягаюсь. Наверно, сейчас Оля начнет меня убеждать, что пора уже отпустить прошлое, что нет смысла плакать о пролитом молоке… Хочется сказать спасибо и встать из-за стола, мы ведь уже поели.
Нет, если у меня это с Олей всерьез, важно, чтобы она меня понимала. Нахожу бутылку с вином, бокалы и штопор — на Олиной кухне все на своих местах. Открываю вино, разливаю по бокалам.
— Понимаешь, Оля, я всегда отвечал за младшего брата. И то, что с ним случилось — это неправильно. Он гамал, конечно, запойно, и турнирами этими увлекся еще, но… Это не значит, что он в самом деле хотел всю свою жизнь на это грохнуть. Со временем перебесился бы. Понял бы, что в киберспорте ему ничего не светит, и занялся бы чем-то нормальным. Он ведь умный парнишка, Олег. Нервный, уязвимый, но умный и с характером. И программировал не так уж плохо. Через год до мидла дорос бы, а там и до сеньора лет за пять. Девушка у него была, потом не сложилось что-то у них, вот он и загрустил. Ничего, оклемался бы, встретил бы еще кого-то. А я тогда… в Одарение… психанул, в общем, и надавил на него. Вот он и… тоже психанул. Такое бывает, нет семьи, где не случались бы ссоры время от времени. Кто же знал, что это тот самый день.
— Никто не знал, — отзывается Оля, отпивая вино. — И ведь уже почти год прошел, а мы так ничего и не знаем. Но это не значит, что мы не можем узнать. К нам в отделение приходили ребята из «Детей Одарения»…
— Это которые листовки у остановок раздают? «У Одарения есть смысл и цель»?
— Да, они. Я хочу посетить их собрание. Пойдешь со мной?
— Оль, да ты чего? Ну что они могут знать?
— «Они» вряд ли что-то знают, Саша. Я не жду, что выйдет гуру и огласит высшую мудрость… если там так, я сразу уйду. Но если мы, люди, не будем собираться вместе и пытаться разобраться в том, что с нами произошло… как мы разберемся?
— Оля, ну что ты такое говоришь! Это же просто очередная секта, развод лохов на бабло. Я не хочу, чтобы ты в это ввязывалась!
— Спасибо за поддержку, — отвечает Оля ледяным тоном. — Я тебя услышала. А во что мне ввязываться и во что не ввязываться, буду решать сама, с твоего позволения.
Отставляю в сторону бокал с вином. Мы встречаемся уже три месяца, а настолько напряженного разговора у нас еще не было. Оля умеет в сарказм, ну надо же.
— Просто я беспокоюсь за тебя…
— Считаешь меня лохушкой, которую может развести любой ловкач?
Оля хорошенькая, даже когда вот так сердится, но пора уже это прекратить.
— Я слишком резко выразился. Прости. Конечно, если для тебя это важно и интересно — иди. Я сам скептически отношусь к такого рода тусовкам. Но доверяю тебе и знаю, что ты сама можешь разобраться, стоит ли общаться с этими людьми. Только обещай мне, пожалуйста, одну вещь. Если что-то тебя насторожит там, ты расскажешь мне, хорошо?
Оля фыркает:
— Ладно, ладно, папочка…
Мы перебираемся на диван и там миримся уже окончательно. Но мысленно ставлю себе заметку: узнать, в чем там с этими «Детьми Одарения» дело.
* * *
Отвозить Федю к маме и обратно и в целом присматривать за ним, пока Оля занята, меня не напрягало — работа теперь это позволяла, я даже не каждый день наведывался в офис. К заказчикам выезжал, только когда возникал конфликт и требовалось уладить его. Чаще всего конфликты были связаны с Виталей. Я видел, что он изо всех сил старается вести себя нормально — одевается если не прилично, то хотя бы в чистое, фильтрует базар, приезжает вовремя, выполняет обещания. И все-таки можно вывезти гопника из подворотни, но не подворотню из гопника. Пару раз мне приходилось срочно выезжать на его звонки «Сань, я этого гаврика не бил, оттолкнул только, а чо он сам первый полез меня за грудки хватать». Я извинялся перед клиентом, возвращал деньги, читал Виталику нотации, штрафовал его, наконец; он клятвенно обещал, что это было в последний раз, и больше никогда…