Черная дыра (книга 2) - Лопес Евгения. Страница 7

И, доведенный до отчаяния твоим необъяснимым упорством, в какой-то момент я решил: ну что ж, пусть. Пусть у меня никогда не будет сына, но не будет его и у Гаренды. Потому что он недостоин такого сына. Он недостоин тебя…

Вот, вообще-то, и все. Теперь ты все знаешь. Можешь начинать презирать меня, – и А-Тох неловко усмехнулся.

Рилонда потрясенно смотрел на номийского правителя. Кто бы мог подумать, что в душе этого маленького, невзрачного человека бушуют такие невероятные эмоции? Вдруг стало понятно, откуда тогда, при общей беседе, взялось в его взгляде умиление…

– Нет, господин А-Тох, – сказал он. – Я не собираюсь Вас презирать. Можно презирать за ложь, за предательство… Но нельзя презирать человека за искренние чувства, какими бы они ни были. И я благодарен Вам за откровенность. Сейчас у нас с отцом все хорошо, а еще у меня есть любимая, и я очень счастлив. Поэтому я Вас прощаю. А сейчас извините, я, пожалуй, пойду.

Он поднялся и направился к выходу, но, обернувшись у самых дверей, добавил:

– А держала меня, господин А-Тох, любовь к моему народу. Только и всего. До смешного просто…

Выйдя из гостевых покоев, он направился в сад и долго еще блуждал в одиночестве по аллеям, осмысливая услышанное. Он получил ответ на свой вопрос, но разве мог представить, насколько тот окажется неоднозначным? И понемногу стихало, таяло ставшее уже привычным отвращение, уступая место жалости, а еще – какому-то странному сердечному облегчению…

ГЛАВА 4. ВСТРЕЧА

– В тот же вечер Гела полностью подтвердила информацию номийского правителя о том, что Дэе осталось около трех лет. А-Тох улетел, а мы взялись за организацию экспедиции. Потом вернулся первый корабль, привез радостную новость, и отец разослал приглашения всем руководителям планет. Они собрались буквально вчера, и заседания начнутся на следующей неделе. А я в последний месяц занимался подготовкой и проведением референдума. Уроки, так сказать, популярной астрономии проходили и по телевидению, и в газетах, и в Интернете… В результате на Атоне теперь разве что младенцы не знают об эволюции звезд и черных дырах, – закончил свой рассказ Рилонда.

– Говорят, и с речью перед референдумом ты выступал сам? – уточнил Дайо.

– По традиции накануне всеатонского референдума правитель действительно должен выступить с речью, – кивнул Рилонда. – Но я ведь пока еще не правитель, поэтому для меня стало неожиданностью, когда на заседании Госсовета его Председатель вдруг предложил сделать это мне, мотивируя тем, что у атонцев я пользуюсь большим авторитетом, а отец сразу его поддержал. Такая огромная ответственность… Я готовил речь сам. Я всегда пишу тексты своих выступлений сам – не совсем понимаю, как можно доверять выражение своих мыслей другим людям…

– И о чем же ты говорил? – с любопытством спросил Алан.

– Ну, в общем-то, довольно очевидные и всем известные вещи… Например, о том, что атонцы как нация всегда отличались человечностью, способностью сопереживать чужим несчастьям и помогать попавшим в беду… О нравственной и эмоциональной невозможности жить в случае, если ты имел возможность спасти погибающего рядом и не воспользовался ею… Словом, ничего особенного.

– Не скромничай, – усмехнулся Дайо. – Я читал в новостях, что телеканалы, не транслировавшие твое выступление, оказались в «мертвой зоне». Вся планета смотрела только тебя. И явка на следующий день составила 99 %.

– Да, – у принца заблестели глаза. – Явка составила 99 %, а результат – 100 %! Сто процентов за то, чтобы отдать Дектстру номийцам! Вы понимаете, что это значит? Что среди восьми миллиардов атонцев не нашлось ни одного, ни единственного человека, способного думать о собственных выгодах в условиях катастрофы, угрожающей другому народу! Какие же они все-таки замечательные, мои атонцы! Я так ими горжусь…

– Атонцы действительно имеют среди политиков и дипломатов репутацию самого доброжелательного и миролюбивого народа Галактики, – подтвердил Дайо.

– А номийцам очень повезло, причем дважды: когда вы открыли Декстру, и когда отдали ее им, – заметил Алан.

– Да, теперь они смогут спокойно переселиться и жить без страха, – не скрывал радости Рилонда. – Осталось только подписать общее решение. Но это уже, практически, простая формальность. Не думаю, что кто-то из глав планет будет возражать.

– На твоем месте я не был бы так уверен, – охладил его энтузиазм Дайо. – Мало ли, что творится в головах у этих самых глав планет? Тот же господин А-Тох, например… Ничего себе признаньице, а? Разве ты мог себе представить что-либо подобное?

– Да, он и в самом деле крайне обескуражил меня своим откровением, – согласился принц. – И, в общем-то, ты прав: уверенность здесь преждевременна. Вергийцы непредсказуемы… Ну, в крайнем случае, будем убеждать и уговаривать, нам ведь не привыкать.

Раздался стук в дверь.

– Да, – откликнулся Рилонда.

Вошел высокий, статный атонец средних лет.

– Ваша звездность, господа, – обратился он к друзьям. – Вам пора. Я провожу вас на посадочную спецплощадку.

– Почему спец? – не удержался от вопроса Дайо.

Атонец улыбнулся.

– Всего лишь потому, что эта площадка не предназначена для посадок обычных пассажирских лайнеров, а только для кораблей специального назначения, например, экспедиционного. На спецплощадки допускают лишь тех встречающих, которые имеют отношение к рейсу. Вы будете там одни, так гораздо удобнее.

– Хорошо, – принц поднялся. – Идемте.

В результате недолгих передвижений по сложным запутанным коридорам атонского космопорта они вышли на просторную посадочную площадку; провожатый, постоянно переговаривавшийся с кем-то, по-видимому, с диспетчером, по устройству, похожему на рацию, доложил:

– Корабль заходит на посадку.

Алан поднял голову: раздвигая, вспенивая облака, медленно погружался из звездных высот в атмосферу космический аппарат; трепетным предчувствием всколыхнулось сердце, но он тут же заметил: это слишком, неправдоподобно маленький аппарат…

– Это не корабль! – воскликнул он. – Это шлюпка!

Лицо сопровождающего напряглось; рация в его руке заволновалась, захлебнулась атонской речью.

– Да, – подтвердил он. – Это шлюпка. И она не управляется вручную, летит на автопилоте.

Друзья переглянулись.

– Почему только шлюпка? – бледнея, спросил Рилонда. – Где экспедиционный корабль?

Но ответить на этот вопрос ему не мог никто; всем оставалось лишь наблюдать, как приземляется шлюпка. Автопилот аккуратно посадил кораблик и заглушил двигатели. Приблизившись, несколько минут встречающие ждали, но люк не открывался; никто не выходил. Алан физически чувствовал, как разливается по сосудам горячий, густой адреналин. Он глубоко вдохнул и предложил:

– Войдем сами.

– Стойте, – сделал предостерегающий жест атонец. – Это может быть опасно.

Черные глаза Рилонды жарко сверкнули.

– Не опаснее, чем отправляться в экспедицию на незнакомую планету, – сказал он и решительно распахнул люк.

Внутри было тихо; все четверо поочередно вошли и остановились от изумления: в пассажирском отделении, на откинутых креслах, полулежали люди – человек тридцать, с закрытыми глазами, без движения.

– Они живы? – тихо спросил Дайо.

Принц подошел к ближайшему и взял его за руку.

– Живы, – он обернулся к остальным. – Парализованы. Кто-то устроил массовую стрельбу парализующими пулями… Скорую, срочно, – обратился он к провожатому. – И не одну, а много машин.

Тот кивнул, и, схватившись за телефон, выбежал наружу.

Рилонда медленно двинулся по коридору между кресел, оглядывая прибывших столь странным способом.

– Здесь все члены экспедиции. Охранный отряд, ученые – исследователи. Геофизик, микробиолог, химик… все, кроме Гелы, Эниты и Веланды, – в его голосе нарастало отчаяние. – Неужели нет никого, кто мог бы говорить?!

И словно в ответ на его слова с последнего ряда вдруг раздался изнеможенный, обессиленный стон. Друзья бросились туда: мужчина, сидевший в крайнем кресле, слабо пошевелил рукой. Он тяжело дышал. Рилонда присел перед ним, осторожно взял его голову и приподнял неестественно серым лицом вверх.