Перестрелка на ранчо - Ламур Луис. Страница 18

— Вот подожди, я обязательно им стану, — сказал ей Джонни.

Услыхав эти слова, Смок Лэмсон поглядел на юношу и медленно улыбнулся.

— Знаешь, Мэри Джейн, — многозначительно произнес он, — уж я постараюсь ему помочь!

С этого-то все и началось. Теперь самая тяжелая и неблагодарная работа доставалась Джонни. В любое время суток его могли послать куда угодно. Все ковбои прекрасно понимали, что Смок ездит на Джонни и помыкает им, стараясь выжить из «Икс в квадрате».

— Ты, кажется, собирался стать здесь старшим? — язвил он. — Так что давай работай.

И Джонни работал.

Он уже и не помнил, сколько километров забора он починил, притом, что если Лэмсон был недоволен его работой, все приходилось делать заново. Он рубил дрова для кухни, то есть выполнял самую презираемую работу; он разыскивал по пустыне отбившихся от стада животных; он брал в руки лопату чаще, чем лассо, расчищая источники и копая канавы. Ему чаще, чем другим трем ковбоям из его команды, доставались ночные смены; он работал по двенадцать — четырнадцать часов в сутки, в то время как другие осенью и зимой работали по семь-восемь часов.

Смок Лэмсон был самым сильным мужчиной на ранчо. Он похвалялся, что никому еще не удалось победить его в драке, и, несмотря на то что весил на сорок футов больше Джонни, постоянно пытался спровоцировать юношу на драку.

Чем дальше шло время, тем хуже становилось Джонни. Чувствуя, что ему не выжить соперника, Лэмсон стал еще сильнее закручивать гайки. Даже Лэскер, обычно сдержанный и неразговорчивый, пытался образумить Смока.

— Что ты пристал к этому малышу? — спрашивал он. — Он ведь хорошо работает.

— Это мое дело, Дэн, — кратко отвечал Смок. — Когда я сделаю из него ковбоя не хуже нас с тобой, я от него отстану.

Джонни оседлал своего светло-гнедого жеребца и выехал из конюшни, наклонив голову, чтобы не задеть дверной косяк. Он распахнул дверь, не слезая с коня, а потом повернул его навстречу ветру и двинулся на западное пастбище.

Лужи покрылись коркой льда, а низинки уже замело снегом, но все-таки в воздухе снега было больше, чем на земле. С севера дул резкий, пронизывающий ветер, и снежинки, подхваченные им, неслись над землей. Если в такую погоду быки сдвинутся с места, их уже ничем не остановить. Недалеко от той долины, по которой он поедет, лежит Полынная равнина, пятьдесят миль в ширину и двадцать пять в длину. Путь туда преграждает только сухое русло глубиной сорок футов. Если быки, спасаясь от ветра, пойдут на юг, то они доберутся до него, промерзнув до костей, и, свалившись с обрыва, не смогут выбраться и погибнут.

Джонни слыхал о таких случаях, когда скот неожиданно срывался с места и шел напролом куда глаза глядят, но самому ему такого видеть не приходилось. Впрочем, он легко мог себе это представить.

Он провел в седле уже больше часа, когда наконец появился первый бык, чалый великан, который, тяжело ступая, шел прямо на него. За ним шел еще один и еще… и впервые в жизни Джонни охватила паника.

Глубоко в душе он понимал, что никто никогда всерьез не допускал возможности того, что скот вырвется на свободу, Долина, где он пасся, была обнесена забором, и Джонни был уверен, что Смок послал его дежурить просто из предосторожности или из вредности. Должно быть, ветер повалил забор, и быки двинулись вниз по склону.

Бежать за помощью было уже поздно. Джонни выхватил револьвер и выстрелил в воздух, то ли надеясь остановить быков, то ли давая сигнал другим ковбоям, что случилась беда. Однако надежды его не оправдались — быки не остановились, а сигнал никто не услышал. В отчаянии он попытался завернуть животных, но тщетно. Те быки, которых ему удалось заставить свернуть, тут же пропали в снежной круговерти, а остальные по-прежнему шли, не обращая на него никакого внимания.

А за первыми быками шли еще и еще, и казалось, что конца им не будет.

И тут только Джонни осознал масштабы случившегося несчастья. Все стадо, более тысячи голов, гонимое северным ветром, шло на юг. Если его не остановить, то животные свалятся с обрыва на дно сухого русла. Многие разобьются насмерть, а другие поломают себе ноги, и их добьет холод. Конечно, погибнут не все, но вряд ли многим удастся выжить. Высота обрыва составляет сорок футов, а дно у русла каменистое, так что будь то животное или человек, но упав туда, вряд ли он останется невредимым.

Светло-гнедой жеребец носился как угорелый. Джонни кричал, стрелял и испробовал тысячу других способов завернуть стадо, но оно все шло и шло вперед. Он забыл о Смоке Лэмсоне, который послал его сюда, забыл обо всем на свете и думал только о том, как спасти скот, ибо он принадлежал Барту Гэвину, доброму старику, который взял его к себе в работники, когда Джонни потерял уже всякую надежду найти достойный заработок.

Наконец Джонни остановил коня и задумался. Шарф, которым он обмотал шею, покрылся инеем от его дыхания, пальцы ног онемели от холода, а скот все прибывал. До ворот ранчо было четыре мили, еще четыре — до барака. Если он поскачет за ребятами, то быки уйдут слишком далеко — ведь ковбоям надо будет еще одеться и оседлать коней. А если скот свалится в сухое русло, то оттуда его уже ничем не вытащишь.

Когда рассветет, тысяча быков уже будет валяться на дне пересохшей реки. Если… если он не заставит их свернуть. Если ему удастся повернуть быков на восток, в сторону хребта Гребешок, а потом погнать их вдоль этого хребта до откоса Гэвина, то, может быть, ему удастся собрать их в одном месте. Конечно, часть быков потеряется, зато другие будут спасены от падения в каньон… И тут ему в голову пришла мысль, как можно повернуть стадо на восток.

Развернув удивленного мустанга, Джонни вонзил в него шпоры и помчался на юг. Сбоку от него, гонимые завывающим северным ветром, шли быки, ни на минуту не останавливаясь и не сбавляя шага. Зрелище упрямо и непреклонно двигающихся животных завораживало. Проскакав на головокружительной скорости по мерзлой земле, Джонни вскоре оставил стадо позади. Несясь на юг, он обдумывал свой план. Быки шли медленно, так что, если ему повезет, он успеет сделать все, что задумал.

Наконец Джонни догнал передних быков, оторвавшихся от стада на четверть мили, и вскоре он остался один в ночи и несся, не сбавляя скорости, на юг, туда, где располагалось сухое русло. Однако, проехав несколько миль, Джонни повернул на восток и пришпорил коня. Неожиданно его глазам предстал откос Гэвина — огромная отвесная скала из песчаника. Он повернул, и скала оказалась от него по левую руку. Джонни поехал вдоль нее и вскоре добрался до квадратного уступа, где находился дом, в котором ковбои могли отдохнуть и переночевать в непогоду. Он подъехал к дому с подветренной стороны и спешился.

Сорвав засов, Джонни толкнул дверь и вошел внутрь. В доме было темно, и он зажег спичку. Вдоль стен стояли четыре ящика с порохом. Он пересыпал его в мешок, прихватил с собой моток шнура и выбежал из дома.

Привязав мешок с порохом позади седла, Джонни сел на коня и, стараясь не думать об опасности, помчался на юг. Стоит только коню поскользнуться и упасть — ну что ж, у него будет просторная могила!

Замерзший мустанг охотно вышел в галоп. На улице было очень холодно, но Джонни не замечал холода. Наконец он заметил впереди черную ленту сухого русла. Он спешился а завел коня за выступ скалы, а потом поспешил к обрыву. Осторожно, чтобы не упасть, он спустился вниз.

Джонни хорошо знал это место. Несколько раз он спускался сюда, чтобы, пока не видит Лэмсон, спокойно покурить в одиночестве. Обрыв был весь испещрен трещинами и пронизан отверстиями. Джонни принялся торопливо забивать их порохом, с самого верха обрыва почти до его основания. Он работал уже больше получаса, когда появился первый бык. Он ударился о скалу, высившуюся неподалеку, и остановился, чтобы прийти в чувство. Вскоре он снова двинется в путь.

Спрятавшись от ветра за обрывом, Джонни побежал по дну сухого русла, торопливо поджигая шнуры. Убедившись, что все они загорелись, он вскарабкался по обрыву и, прыгнув в седло, погнал коня прямо навстречу ветру. Через несколько мгновений раздался взрыв. Джонни не стал возвращаться — его уловка должна сработать, просто не может не сработать.