Флибустьер. Вест-Индия - Ахманов Михаил Сергеевич. Страница 71

— Да. Я не знаю итальянского, достойный Пьетро, и хочу, чтобы вы мне ее прочитали. Вернее, перевели на английский, которым вы так превосходно владеете, или на французский. Я щедро оплачу ваш труд.

Серов протянул ему кошель, набитый золотом. Пьетро без возражений сгреб дукаты, сунул в карман и прикоснулся к переплету с прожженными дырами. Пальцы у него были тонкие, смуглые, сухие.

— Постараюсь прочитать и перевести, мой господин, но прошу вашего снисхождения — ведь я всего лишь аптекарь и цирюльник. — Склонившись над столом, он осторожно, будто лаская, погладил кожу переплета. Лицо его было задумчивым и грустным. — Вот он какой, труд мессира Леонардо… никогда не видел, только слышал…

— От Росано? И что он вам рассказывал, сударь?

— Рассказывал? Ничего. Когда он был трезв, то хранил свои тайны. Но знайте, синьор, что мы с женой венецианцы, как и бакалавр Росано, а потому он часто бывал у нас, приобретал лекарства и пробовал вина, что я получаю из Старого Света. И это не удивительно. Куда еще он мог пойти? Не в кабак же, бражничать с разбойниками! И когда он… хмм… когда вино овладевало им, он плакал и стонал, и из этого стона, этого плача мы узнали о горестной его судьбе. Он был хорошим, но злосчастным человеком… — Старик нахмурил брови, прикрыл глаза морщинистыми веками. — Я никогда не стал бы говорить о нем… Но синьор Джулио мертв, вы его друг, и у вас его книга. Вы знаете ее историю?

— Отчасти, — вымолвил Серов, припоминая невнятные речи Росано. — Ничего определенного, почтенный Пьетро. Как и в вашем случае, я слышал лишь то, что говорилось под хмельком.

Пьетро снова прикоснулся к книге — так, как касаются святой реликвии. Кожа, что обтягивала переплет, была чуть темнее пальцев старика.

— Если верить нашему покойному другу, это написано мессиром Леонардо… Вы слышали о нем, синьор? Скульптор, живописец и механик, прославивший Флоренцию. Даже сам святейший Папа заказывал ему картины!

В голове Серова будто молния сверкнула. Великий Леонардо из Флоренции! Двести лет назад! Точные даты жизни гения он не помнил, но, вероятно, пара веков таки прошла. Леонардо да Винчи, великий художник, самый загадочный человек эпохи Возрождения, творец шедевров, бессмертных статуй и картин, ученый и изобретатель… Боевая колесница, подводное судно, танк, летательный аппарат и множество других идей, но все не ко времени, ненужные его эпохе…

Он с благоговением уставился на книгу и сказал:

— Я знаю, кто такой Леонардо. Дальше, прошу вас.

— Здесь пророчества, синьор, записанные мессиром Леонардо со слов человека или, быть может, ангела. Или так, или этак… Но если их даже ангел нашептал, таких пророчеств мать наша Святая Церковь не одобрила бы, и не сделал бы этого ни один земной владыка, король или князь. Опасное сочинение! Прежде за него сожгли бы, да и теперь… — Пьетро чиркнул ладонью по горлу. — Помните, мой господин, об этом! Что же до мессира Леонардо, то он написал свою книгу втайне и завещал ее дальнему родичу, который сделался ученым доктором в Падуе. Там, как синьор, наверное, помнит, есть знаменитый университет… Там хранили книгу из поколения в поколение, прятали, передавали надежным людям и проверяли, сбывается ли сказанное в ней.

— Что именно? — спросил Серов. Старик пожал плечами:

— Войны, мор и глад, открытие земель за океаном, судьбы держав, имена их правителей, а также тех, кто свершил великое. Кое-что произошло на памяти мессира Леонардо — изгнание мавров из Испании и путешествие в Новый Свет Кристобаля Колона… Об этом тоже говорится в книге.

— Как она попала к Росано?

— Как обычно, мой господин. Он был студентом в Падуе, стал бакалавром и, обладая всеми талантами в науках, усердием и трудолюбием, мог сделаться одним из самых ученых докторов. Хранители книги, люди уже немолодые, сочли, что он достоин их доверия, и книга оказалась у него. Он считал ее святыней, вестью от Господа, посланной мессиру Леонардо… Вы позволите, синьор?

Серов кивнул, и Пьетро, бережно раскрыв книгу, коснулся пальцем хрупкой бумаги около дыр. Края их были обуглены, иссечены мелкими трещинами, но текст, однако, удалось бы разобрать — почерк у Леонардо был крупный.

— Похоже, Джулио книгу не уберег, — молвил Серов, глядя на обгоревшие страницы.

— Да, не уберег и потому страдал всю жизнь. От этой вины и еще от другой… Он был женат, мой господин, и слишком молод, чтобы помнить: не доверяй тайн женщине. А его супругу мучил страх — вдруг те пророчества от дьявола! Она желала исповедаться и не могла, боялась навредить Росано, боялась отлучения, боялась, что кто-то узнает о книге и на него донесут… Они повздорили, и Лаура — так ее звали — бросила книгу в огонь. Синьор Джулио выхватил ее голыми руками. Он был очень гневен…

— Я знаю, что было дальше: в ярости он заколол жену и, терзаясь содеянным, сбежал на край света, — произнес Серов. — Однако, сударь, вы рассказали мне эту историю в таких подробностях, какие нельзя извлечь из стонов и плача. Я бы, во всяком случае, не смог… Откуда вам все это известно?

Глаза старика затуманились.

— Я венецианец, но долгое время жил в Падуе, мой господин. И я не всегда был цирюльником и аптекарем… Но это совсем другая повесть. — Пьетро снова потянулся к книге. — Кажется, синьор хотел послушать, о чем здесь говорится? Да и мне самому любопытно… Откуда начинать?

Серов показал. Вероятно, у Пьетро, как у многих обитателей Вест-Индии, были некие резоны, чтобы покинуть Старый Свет. Одни их не скрывали и даже хвастались своими подвигами, числом убийств и краж или иных злодеяний, что привели их в эти отдаленные места; другие держали рот на запоре, а свои секреты — в самом дальнем закоулке памяти. К этим последним относился и Андре Серра, побочный сын маркиза, — так стоило ли упрекать за скрытность венецианца Пьетро?

Старик принялся читать, и чтение шло быстро, так как Серов ничего не записывал. Предчувствия томили его; он знал, догадывался, о чем услышит, и это знание сжимало ему сердце. Еще одна несчастная душа, что затерялась в прошлом, обрубленная ветвь, нищий пророк, явившийся к мессиру Леонардо… Кто же он? Некий юноша, знакомый с историей лучше Серова — в книге, кроме реальных событий и имен, упоминались даты, которые Серов мог вспомнить только приблизительно. Борьба России с Турцией, восстание американских колоний, машина Уатта, французская революция, приход Наполеона к власти, войны между Францией и Пруссией, гражданская война в Соединенных Штатах, первая железная дорога, первый полет братьев Райт, колонизация Индии, изобретение радио и телеграфа… В общем Серов представлял, когда случилось то или это, но точных дат назвать не мог — в отличие от информатора Леонардо. Он, вероятно, был историком либо, как минимум, гуманитарием и человеком молодым; значит, ни Кадинов, журналист из Челябинска, ни издатель Добужинский на эту роль не подходили.

Елисеев, мелькнуло у Серова в голове. Конечно, Игорь Елисеев, всезнайка из библиотеки Академии Наук, исчезнувший в двадцать четыре года! Самый молодой среди пропавших, наверняка специалист в истории, юноша, склонный к литературным трудам… Можно считать, все началось с его рукописи, посланной Добужинскому, и вот новая с ним встреча — вернее, с его тенью, с его рассказами, записанными двести лет назад. Похоже, он очутился в Италии в конце пятнадцатого века и, несомненно, испытал сильнейший шок и многие бедствия… Недаром в книге говорится — нищий, голодный, убогий, оборванный! Однако он справился с ситуацией и сделал мудрый выбор, пришел к человеку, который мог ему поверить и помочь, к одному из великих людей той щедрой на гениев эпохи. Что вполне понятно, размышлял Серов, слушая негромкий голос старика. Понятно! Не к Папе же Римскому обращаться!