Походный барабан - Ламур Луис. Страница 103

Очевидно, по соображениям обороны эта крыша наверняка как-то сообщается с другими крышами и со стенами.

Подо мной, в замке Аламут, шла борьба за власть, в которой я не участвовал, но от исхода её вполне могла зависеть моя жизнь. Кроме того, я не решался предпринять ничего, не выяснив вначале, где мой отец. А пока что не видно было ни одного раба — и ни одной женщины.

Похоже, что крепость населяют одни мужчины, и если отец мой находится здесь, то, будучи рабом, должен выполнять какую-то работу.

А если они пытали его? Не сломлен ли его дух?

Дух сильного человека сломить непросто, однако человек должен обладать не только телесной, но внутренней силой, твердо верить в свои убеждения и в самого себя.

Хотя отец часто и подолгу бывал в море, образ и пример его всегда стоял передо мной, а мать с ранней моей юности учила меня брать на себя ответственность. Нет такого чудесного изменения, в результате которого мальчик превращается в мужчину. Он становится мужчиной, ведя жизнь мужчины, действуя, как мужчина.

Настало время показать, из какого теста я слеплен. Никакая помощь со стороны не придет. Я здесь один.

Так всегда бывает в минуты испытания или решения. Человек рождается в одиночку, умирает в одиночку и обычно встречает испытания и несчастья в одиночку.

Вернувшись к книге, я перелистывал страницы, урывками читая то одну, то другую, стараясь постичь как можно больше за то короткое время, что у меня было, пытаясь проникнуть в смысл написанного, в то время как половина моих способностей была обращена на решение других задач.

Сам Синан не сможет спасти меня, даже если бы и хотел. Сила Аламута во многом заключается в том, что никто вне его стен не может оценить эту силу; а это значит, что никто не должен убежать отсюда…

Медленно тянулся день. Мысль моя прощупывала все возможные пути бегства, исследуя каждую уловку, каждую хитрость…

Ничего не происходило. После полудня я уже не мог этого выдержать. Я должен действовать! Должен что-то делать. Казалось, когда я проникну в крепость, найти отца будет уже совсем просто, а между тем я не видел ни одного раба, и пищу мне приносил воин.

А потом отворилась дверь…

Меня ждали двое стражников.

— Имам желает видеть тебя.

Имам… значит, Синан. Подхватив свои сумки, я последовал за ними.

Стражники проводили меня в ту часть замка, где я ещё не был. По обе стороны отвесно обрывались вниз скальные стены. Где же эта таинственная долина? Наконец мы остановились перед дверью. Проход, по которому мы шли, тянулся дальше ещё футов на тридцать.

Стражник легонько постучал в дверь; дверь явно была дубовая, окованная железными полосами.

Мой взгляд упал на пол у моих ног, и на миг у меня перехватило дыхание.

На каменном полу, среди нескольких кусочков черной глины, лежал обрывок листа, листа гранатового дерева!

На Скале Аламут не растет ничего. За несколько миль отсюда я уже не видел ни одного гранатового дерева и вообще никаких фруктовых деревьев не мог припомнить, кроме диких груш.

Мои глаза повернулись в сторону двери в конце прохода. Не она ли это? Уж не нашел ли я вход в сказочную Долину Ассасинов?

В горах множество долин, но реальной долины с таким названием может и не быть. А с другой стороны — что за этой дверью? И где мой отец?

В двери, перед которой мы стояли, повернулся ключ, и она открылась. На пороге стоял огромный мускулистый человек с массивным мечом в руках. Он был обнажен до пояса, мышцы, натертые маслом, блестели. Великан отступил, давая нам дорогу, но холодные маленькие глазки взглянули испытующе, словно желая прочесть в моем сердце.

В другом конце комнаты, у другой двери стоял ещё один страж, который мог бы быть двойником первого, только ещё крупнее и ещё уродливее.

На подушке среди многих стопок книг сидел Рашид ад-дин Синан, Старец Горы.

Комната была полна чанов, реторт и печей — это была одна из лучших алхимических лабораторий, которые я видел.

— Ну, заходи! Давай поговорим, Кербушар! Посмотрим, что ты за алхимик!

Глава 54

Где-то сейчас Сундари?

Ночь легла на замок, и ветер обещал дождь. Вдалеке, как приглушенный звук рога, перекатывался гром в пустых ущельях. Я лежал на своем тюфяке, уставившись во тьму; меч был под рукой, сумки рядом.

Час близился.

В ночи таилось предостережение, я ощущал угрозу, как ощущаешь поджидающий тебя кинжал. Слух мой силился истолковать это предостережение, но не мог уловить ничего. Нигде ни движения, ни шороха, все тихо.

В этот день я провел несколько часов у Синана, работая с ретортами, печами и тиглями, рассеивая подозрения, что я не тот, за кого себя выдаю.

Мы говорили с ним о кислотах и порошках, о китайском «искусстве желтого и белого» — так они называют алхимию. Больше всего я старался возбудить в нем надежды, что он сможет получить от меня что-нибудь.

Я хотел дать ему предлог сохранить мне жизнь.

Довольно быстро я обнаружил, что подготовлен лучше него, потому что он был жертвой собственного затворничества и мало знал о том, что произошло в алхимии со времен Джабира ибн Хайяма, известного франкам под именем Гебера.

У него было самое полное собрание трудов Джабира, которое я видел; а способы Джабира были надежны, ибо законы алхимии он знал необыкновенно хорошо.

Помимо поиска средств для приготовления золота, Джабир изучал изготовление бронзы, стали и очистку металлов. Он предложил новые усовершенствования процессов крашения. Знал, как приготовлять крепкую уксусную кислоту путем перегонки уксуса, как использовать окись марганца при варке стекла и ещё многое другое.

Я воспроизвел для Синана несколько опытов, о которых он только слышал… а, может быть, он просто проверял мои знания. Несмотря на свое беспокойство, я получал удовольствие от знакомства с ним и радовался работе.

Я глубоко уважаю людей большого знания и пытливого ума, но совершенно не переношу тех, которые позволяют себе вести растительное существование.

Наконец я был сопровожден обратно в свое жилье и улегся, размышляя о той двери.

Дважды за день в рабочую комнату Синана-алхимика заходили евнухи, а где евнухи — там обычно и женщины.

Женщины… Где сейчас Сундари?

Далеко-далеко, на пути в Хинд, в город Алхинвару, а после неё — в ту землю, где состоится её бракосочетание. А я — здесь, по сути дела, в плену.

Крадущиеся по-воровски шаги в примыкающем зале, звяканье ключей… Я поднялся на ноги и одним быстрым движением выхватил меч.

Открылась дверь, и на пороге встал Махмуд с двумя стражниками — не из тех, которых я успел запомнить.

— Это тебе не понадобится, — указал он на меч, — но возьми его, если хочешь… — Он улыбнулся, и эта улыбка мне не понравилась. — Захвати инструменты. Сегодня вечером мы идем по зову милосердия. Вложив клинок в ножны, я взял сумку и пошел за стражами. Мы быстро, в молчании прошли по коридору, пересекли двор — там падали редкие капли дождя — и мимо рабочей комнаты Синана, где я провел большую часть нынешнего дня, прошли по проходу к той двери, которая, как я считал, может вести в потаенную долину.

Заскрежетал ключ в замке, дверь распахнулась, и за нею открылся смутно видимый темный коридор, круто спускающийся вниз. Несколько минут мы шли за стражником, который нес горящий факел. Потом он остановился перед следующей дверью. Она отворилась, и я шагнул внутрь.

Помещение было ярко освещено, внутри стояли шесть стражников с обнаженными мечами. Дверь за мной с лязгом захлопнулась, и ключ повернулся в замке.

Оглянувшись, я увидел, что страж, пришедший с нами, замер у двери с обнаженным клинком в руке. Вместе с Махмудом и стражником, который сейчас зажигал дополнительные светильники, их было девять.

Слишком много…

На столе в середине комнаты лежал человек, накрытый с головой белым покрывалом. Везде были разложены хирургические инструменты, в котле грелась вода; все это, а также некоторые другие приметы сказали мне, что в этом помещении производят хирургические операции. А вот к чему тут обнаженные мечи, я пока не понимал.