Походный барабан - Ламур Луис. Страница 4

Глава 2

Ни один человек на этой палубе не был мне другом, и долго я не протяну, если не сумею доказать, что им без меня не обойтись.

Возвратить корабль к берегу было нетрудно. Без сомнения, многие из тех, кто ещё сидел в цепях, справились бы с этим ничуть не хуже меня. Просто мне выпала удача — я заговорил первым; урок, который стоит запомнить.

После пьянки палуба изрядно напоминала конюшню, и я, положив галеру на курс, начал приборку. Я, однако, не выбрал курс, который привел бы нас прямо к берегу, а пустился на всяческие хитрости, чтобы эта задача показалась сложной.

Подойдя к фальшборту, я понаблюдал за водой, потом посмотрел на облака. Смочил палец и поднял его вверх, чтобы определить направление ветра, хотя оно и так было довольно очевидно. Задумчиво походил по палубе, сделал вид, что вдруг принял решение, и, отобрав румпель у вахтенного, повел судно своими руками.

Позднее я оставил румпель на матроса и продолжал приборку, чтобы палуба стала хоть немного похожа на палубу порядочного корабля. Вальтер наблюдал за мной подозрительно, но с одобрением.

Когда снова показалась земля, я собрался с духом, готовый драться против всей команды, если меня вознамерятся вернуть к веслу; но, должно быть, мои доводы произвели на Вальтера впечатление, потому что он оставил меня в покое.

Корабль имел по шестнадцати весел на борт, на каждом весле работали по двое. На нем были носовая и кормовая палубы, а вдоль бортов, над головами рабов-гребцов, тянулись узкие настилы. Середина, где расхаживал Меша, оставалась открыта, и, когда он шел, голова его торчала над уровнем палубы. Судно, построенное для прибрежной торговли, имело места для грузов на корме и на носу, а также трюм, устроенный под помостом, по которому ходил Меша. Корабль был медлительный и неуклюжий, но прочный, надежный и вполне мореходный.

Команда состояла из шестидесяти двух человек, не считая рабов; при таком количестве людей приходилось постоянно нападать на прибрежные селения или другие суда для пополнения припасов. Но Вальтер и его шайка боялись лезть в драку, если не имели явного преимущества в силах. Несколько раз они решались было подойти к сильному кораблю, но тут же поджимали хвост и отказывались от атаки.

Я работал на палубе, убирал, чинил такелаж и маневрировал судном, а сам тем временем начал составлять план.

Рыжего Марка необходимо освободить, это ясно. Мавры на весле перед ним — тоже надежные люди, а ближе к корме сидел ещё один мавр, которого я до тех пор не видел, — сильный, ловкий на вид человек, не сломленный ни плетью Меши, ни тяжелым трудом. Узколицый, с пронзительно черными глазами и твердым, решительным взглядом.

Притворившись, будто уронил поблизости от него обрывки каната, я нагнулся подобрать их и прошептал:

— У тебя есть друг.

— Клянусь Аллахом, — криво улыбнулся гребец, — он мне пригодится! Меня зовут Селим.

Отходя от него, я почувствовал на себе взгляд Меши. Надсмотрщик ничего не мог расслышать, но был подозрителен по природе. Он меня не любил и я его тоже, и при воспоминании о его плети во мне кровь закипала.

Хоть я и был молод, однако знал, как бывает опасен трус, ибо страх часто толкает его на убийство скорее, чем смелого человека. Вальтер и его шайка были трусами, и потому, что бы я ни задумал, приходилось действовать с осторожностью — несколько человек среди них умели хорошо биться.

Команде я был вовсе не по душе. Иногда они изливали свою ярость в словах, но я не отваживался ответить, лишь выжидал своего часа. Думаю, пираты боялись меня из-за моего быстрого возвышения и решительной расправы с мордатым уродом. Они не понимали, как мне это удалось, и, как все люди, боялись того, что непонятно.

Дважды они захватывали рыбачьи лодки, отважно размахивая мечами и бросаясь в атаку, — по семь, а то и по восемь на одного. А потом, у средиземноморского побережья Испании, взяли крупный приз — и только по моей вине.

В то утро небо было голубым, воздух недвижным, море — гладким, как стекло. Я работал — сплеснивал канат, как вдруг ощутил сырость. Внезапно нас окутала пелена тумана, и мы двигались в нем, словно корабль-призрак.

За несколько минут до этого я заметил купца, идущего с нами параллельным курсом. А чуть позже, когда мы двигались в тумане уже несколько минут, услышал слабое поскрипывание снастей, хлопанье обвисшего паруса, журчание воды, рассекаемой корпусом.

Во всем, что произошло, мне следует винить только себя. Я ненавидел Вальтера и всю его компанию кровавых ублюдков, но все же во мне текла кровь корсаров.

И вот сейчас он подошел и остановился рядом со мной.

— Ты что-нибудь слышишь?

— Корабль, и не одна из ваших тощих рыбацких лодок, а жирный, богатый купец из Александрии или Палермо.

У него алчно разгорелись глаза. Он облизал толстые губы.

— Они, должно быть, сильны, — пробормотал он, — нам не справиться…

— Это почему же? — Мои слова были полны презрения к его страхам. — Когда сомкнулся туман, на палубе у них находился только один человек, а половина команды почти наверняка сейчас спит. Прошлой ночью штормило, люди устали. Пока они успеют организовать сопротивление, все будет кончено…

На этот раз алчность взяла верх над осторожностью. Схватив какого-то матроса, Вальтер послал его за остальными, и по его приказу я стал осторожно сближаться с тем кораблем. Пятьдесят человек, притаившись, собрались у фальшборта.

Вода шлепала по корпусу купца, поскрипывали снасти. Мы начали убирать внутрь весла с правой стороны, и вахтенный у них на палубе, встревоженный шумом, бросился к борту. Он увидел нас и открыл рот, чтобы поднять тревогу, но тут же горло ему пронзила стрела, а затем наши люди полезли к ним на палубу. Послышались крики, лязг оружия, предсмертные вопли.

Эту минуту я выбрал, чтобы отдать концы и ускользнуть, но шанс был потерян, едва я успел принять решение: рядом со мной оказался Вальтер, и острие меча уперлось мне под ребро, словно он угадал мои намерения. Я не отважился даже шевельнуться.

Внезапная атака увенчалась полным успехом. Команда купеческого судна проснулась лишь затем, чтобы умереть; более того, этот отлично снаряженный корабль шел с богатым грузом шелка и корицы. Имелись там в обилии золотые и серебряные монеты… и ещё девушка.

Она рвалась к борту, схваченная Сервоном, гигантом-галлом, самым крупным в нашей команде. Рядом с ней какой-то пожилой человек умолял галла и спорил с ним. Она была, должно быть, не старше шестнадцати лет и очень красива. Ее глаза, расширенные от ужаса, полные страха и мольбы, взглянули прямо на меня поверх бортов обоих кораблей, взглянули — и встретились с моими глазами.

— Останови его, — потребовал я у Вальтера.

— Он захватил её. Она — его добыча.

В голосе толстяка звучала зависть, потому что ему было тошно видеть такую девушку в руках у другого. Этим следовало воспользоваться.

— И ты хочешь понапрасну потерять такую девушку? Это тебе не пастушеская дочь! Ты что, хочешь выбросить в шпигат счастливый случай? Не понимаешь, что ли? Да эта красавица стоит больше, чем вся остальная добыча! Подумай, какой выкуп отвалит за неё семья!

Там, где оказался бы бессилен любой довод, алчность победила. Галл прижимал её к фальшборту и отталкивал пожилого одной рукой. Даже на таком расстоянии было видно, что тело у неё нежное, а в одежду вплетены золотые нити.

Вальтер, жадный и завистливый, поймал свой шанс.

— Стой, Сервон! — закричал он галлу. — Тащи её сюда, и мужчину тоже!

Пожилой заметил Вальтера и перегнулся через борт:

— Мы заплатим, и хорошо заплатим, если девушка останется невредимой!

Сервон, раздосадованный, медлил, но сочувствия ни в ком не нашел, ибо зависть наравне с мыслью о выгоде настроила команду против него. Он сердито поднял девушку над бортом и швырнул к нам на палубу, туда, где мы все собрались. Мужчине он предоставил перебираться самому и ушел прочь, недовольный и разъяренный.