Тайная книга - Самак Грегори. Страница 8

Этим ребенком был Зоф. Тем, кто решил, что сможет вытащить из лагеря своих родных благодаря таланту к шахматам, но вместо этого стал причиной их гибели. Которой, впрочем, они в любом случае не смогли бы избежать, подумал Элиас.

Текст сообщал об этом недомолвками.

В тот день узников собрали на плацу Треблинки, и офицер, уверенный, что доказывает превосходство своей расы, бросил вызов полуживым людям:

«Я предлагаю свободу и подписанное моей рукой охранное свидетельство тому из вас, у кого хватит смелости сразиться со мной в шахматы! Так найдется хоть кто-нибудь среди вас? И вы считали себя хозяевами? Посмотрите на себя! Естественный закон восстановлен: здесь вы стоите меньше, чем мои собаки… Вы недостойны даже гнусной баланды, которую вам дают, вы недостойны жить. Взгляните на себя! Ни у одного нет смелости потягаться с господином…»

Окинув узников холодным взглядом, офицер увидел опущенные головы.

И тут ко всеобщему изумлению из строя вышел маленький Зоф и робко поднял палец.

Ребенок предстал перед вооруженным эсэсовцем и добился обещания, что, если ему удастся победить, он выиграет свободу не только для себя, но и для сестры, отца и двоих братьев. Его мать уже умерла. Забавляясь, нацист прилюдно поклялся.

По окончании этой ужасной партии офицер велел отрубить мальчику указательный палец, тот самый, который тот поднял, принимая его вызов. И решил оставить ребенка в живых, чтобы он мог засвидетельствовать превосходство арийцев над еврейской расой, а также чтобы он присутствовал при казни своей семьи…

По мере того, как Элиас читал, светящиеся буквы рассказа, казалось, пульсировали все сильнее и сильнее. Словно подстраивались под ритм его сердца.

Теперь Элиас понял все. Он был глубоко взволнован. У него со старым антикваром оказалось так много общего. Оба беспрестанно переигрывали одну и ту же шахматную партию.

И оба, с разрывом в двадцать пять лет, остались в полном одиночестве из-за бесчинств нацистов.

Кроме них лишь очень немногие по-настоящему помнили эту эпоху.

В XXI веке, спешившем перейти наконец к чему-то другому, память об этих черных годах, которую методично обращали в пыль книги по истории, уже была готова исчезнуть окончательно.

Чтобы избавиться от чувства вины, Европа сначала извлекла выгоду из репрессий израильской армии против палестинцев, новых мучеников.

И в конце концов ей удалось стереть следы собственного варварства.

«Так что все оказалось напрасно», – подумал Элиас.

Его взгляд снова привлекло к себе красноватое с золотым отливом свечение Книги. Он снова удостоверился: стоит поднести пальцы к тлеющим буквам, как они начинают пламенеть в два раза ярче. Происходит что-то необычное.

И внезапно все соединилось в его мозгу: жуткий рассказ об отрубленном пальце маленького Зофа, его шахматный талант, ужасные условия жизни в Треблинке, смерть Елены. И связью между всеми этими историями стала Книга.

Пальцы старика оживились, словно играя мелодию на невидимой клавиатуре…

Тогда-то Элиас и решил установить контакт с огненными буквами.

14

Элиас очнулся на серой, грязной улочке. Он лежал на земле лицом вниз, и его глаза еще не совсем открылись, когда он услышал чей-то настойчивый голос:

– Что ты тут делаешь? С ума сошел? Вставай сейчас же, не то они тебя убьют!

Он перевернулся на бок. Его пальто было в липкой грязи. Элиас с трудом встал на затекшие ноги.

Сообразив, что предмет, который он прижимал к себе, был одним из томов Книги, он тотчас же спрятал его за пазуху.

А подняв голову, заметил испуганное лицо оборванного молодого человека, который обращался к нему, дергая его за рукав.

– Где мы? – спросил Элиас.

– Мы в гетто, старик… Добро пожаловать в ад! Если быстро не уберешься отсюда, окажешься вместе с другими вон там, в общей могиле.

Элиас, едва державшийся на ногах, был ошеломлен. Он увидел вокруг себя огромную шумную толпу, метавшуюся в неописуемом смятении. Прежде чем убежать, его юный благодетель крикнул ему напоследок:

– Возвращайся к себе! Они хотят на нас страху нагнать из-за листовок на Умшлагплац [5].

Элиас остался один среди шума и сутолоки. Он чувствовал, как приближается опасность, а с нею вместе и ее едкий запах. И тогда он как можно быстрее стал пробираться к входу в какую-то полуразвалившуюся галерею. У него за пазухой трепетала Золотая книга.

Его глаза все видели, но рассудок еще с трудом соглашался принимать это: он в Варшавском гетто, месте страданий и смерти. Он в Варшавском гетто, и ему надо спасать свою жизнь.

Сердце в груди колотилось так сильно, что он побоялся лишиться чувств прямо на улице, среди этого хаоса. Страх вынудил его взять себя в руки. Он постарался как можно быстрее достичь входа.

Волна глухого ужаса затопила улицы и накрыла его словно мертвая зыбь. В этот миг он заметил бурые, похожие на тени каски, и понял, что это спускается по улице свора эсэсовцев, наудачу поливая ее свинцом из автоматов.

Он увидел, как падают женщины, мужчины, дети. Окровавленная плоть, сапоги, попиравшие тела. Скоро эти тела станут добычей голодных мародеров из гетто.

Более чем когда-либо Элиас прочувствовал, что такое страх гонимого. Повинуясь инстинкту самосохранения, он открыл Книгу.

Какой-то эсэсовец с ужасным лицом резко остановился и, сделав шаг в сторону, покинул шеренгу. Его взгляд уперся в Элиаса, и сердце старика похолодело. Хищник с приставшей к лицу механической ненавистью направился к своей жертве.

Отступив под арку, Элиас поднес руку к священным буквам. И покинул этот ад.

15

Зал был окутан обычным мягким, золотистым светом. Царившая тут безмятежная тишина казалась вечной.

Элиас сидел, уткнувшись лицом в онемевшее предплечье и испытывая странное душевное смятение. Но память о только что пережитом была совсем свежей.

Он все еще отчетливо ощущал запах страха, видел перед собой все образы этой улицы: направленные на него глаза эсэсовца, цвет крови жертв, эхо их криков, автоматные очереди, серое небо и еще лицо молодого человека, который помог ему встать. Грязная земля гетто оставила следы на его руках и одежде. Это не имело ничего общего с простым сном.

Его душа и тело свидетельствовали, что пережитое им и в самом деле было путешествием – путешествием, связанным с Книгой. Во всем этом явно был смысл.

Элиаса изумляло осуществление этого таинства. Неужели Бог хотел передать ему какое-то послание? И если да, то какое?

Но довольно скоро изумление уступило место страху: Элиас вдруг осознал невероятные возможности великого Регистра. Благодаря ему он получил четкое видение событий, изложенных в рассказе. Смог проникнуть в сам рассказ.

Это было так, словно Провидение позволило ему порыться в своих архивах. И он снова вспомнил об описанных в Библии видениях, которые посещали наделенных этим даром пророков – Нафана, Иезекииля, Илию, а также ясновидца Иосифа.

Элиас задался вопросом: возможно ли, что и другие, до него, тоже получали доступ к Тайной книге? Если Бог потрудился материализовать эту Книгу, то наверняка для того, чтобы она была кем-то прочитана… Да, эта Книга призывала своего Читателя – из каждого поколения, сквозь века. Но вот что было главным: раз этот Текст существовал, значит, тем самым его Автор хотел проявить себя. И Элиас смиренно склонился перед Ним в душе.

Он был глубоко взволнован бесконечными возможностями этого открытия. И, прежде чем покинуть зал Чуда, в первый раз после смерти своей жены Анны помолился.

Без усилий вспомнил освященные жесты и слова: «Благословен будь, Господь Вселенной, Владыка мира, Ты, давший мне это благословение».

16

Когда Ти-Том проснулся, над Браунау уже занялось погожее утро. Он первым делом развернул скомканную бумажку – длинный список покупок, который накануне вручила ему Польстериха.