Спасибо моей новенькой фритюрнице за чудесный ужин (СИ) - "Le Baiser Du Dragon и ankh976". Страница 14
Домой я дотащился только под утро и обнаружил, что Ясси не спал всю ночь.
— Ну, что ты, глупый, — я растерянно гладил его по спине.
— Я тебя так ждал, так ждал, а ты, — обиженно всхлипывал Ясси, — я пирог сделал…
— Меня в полицию загребли, — похвастался я. — За драку!
— Ужас… — прошептал Ясси, широко распахивая глаза, — тебе не больно? С тобой не обходились дурно?
— Посадили в клетку и приковали цепями, — зловеще прошипел я, — и ходили вокруг, помахивая дубинками. Очень, очень толстыми дубинками.
Ясси отчаянно покраснел и попытался меня оттолкнуть:
— Дурак!
Пытался скрыть свой интерес, но я-то знаю, какие вещи его возбуждают! Он даже заныкал от меня несколько книжек развратного содержания. До дыр, наверное зачитывает, когда меня нет. Причем, я специально ему самые похабные оставлял, того рода, что самому и открыть стыдно, а Ясси все у себя прячет. А потом встречает меня с пылающими щечками и переливающимися влажным золотом глазками. Забавный такой милашка. Я притянул его к себе и принялся целовать и гладить, успокаивая.
И в этот момент меня накрыло. А если бы придурки покусились на Ясси?! Нет, конечно, вряд ли, но вдруг? Как я защищу его?
========== 14. ==========
— Кисть! Кисть не выворачивай, мать твою под хвост! — рявкнул Эйтан, посылая в меня две пересеченные огненные плоскости, и прибавил еще парочку выражений, которых я вам повторять не стану. Н-да, по части изящной словесности хулиганье с городской окраины моего детства и рядом не валялось с казарменной школой светлого.
— Матушку не тронь!
Вместо очереди из нескольких режущих плоскостей (которую мне задал Эйтан для сегодняшней тренировки) я в гневе соорудил какую-то многомерную конструкцию из множества вложений. Та с воем и скрежетом бросилась на светлого, он успешно ее отразил, пробив файерболом посередине. Конструкция с лязгом сложилась, перестраиваясь, и за ничтожные доли секунды я понял, что сейчас произойдет: светлого атакует со всех сторон одновременно, раздробленные во времени и пространстве плоскости поразят его волнами, и уже первая волна сомнет щиты, а последующие просто разорвут на части.
Не знаю, как мне удалось это сделать, в тот момент мне показалось, что Хаос вывернул меня наизнанку и намотал кишками на мировую ось. Всей своей сутью я устремился за собственным заклинанием в жажде его развеять.
И мне это удалось.
Я обнаружил себя стоящим на четвереньках, от пережитой боли била дрожь. Рядом корчился Эйтан, слава богам, почти не пострадавший. Землю вокруг нас оплавило в стеклянистую структуру, похожую на застывшее черное пламя.
— Тьма, — повторял Эйтан, — Тьма, больше никогда… Вот Тьма.
Судя по всему, мягкая и нежная стихия моих соплеменников у светлых служила самым страшным ругательством.
Эйтан смог-таки сесть и тут же присосался к фляжке. Потом протянул ее мне, и я с благодарностью хлебнул какой-то бурды.
— Это было наше последнее занятие, — сказал Эйтан, снова прикладываясь к фляжке. — Чуть в жопу Тьме за двадцатку не отправился.
Я уговорил его преподать мне несколько уроков магического ближнего боя — двадцатка за занятие. “О, за возможность надрать твою задницу мне еще и заплатят”, — заржал тогда он.
— Жаль, конечно, — хмыкнул я.
— Ну, а что, все, что знал, я тебе показал, — тут же откликнулся он, — засадишь в своих хулиганов такой хренью — потом собирай кишки в лопаточку. Только щит не забывай и руками эти свои темные финтифлюшки не крути.
Я кивнул. “Финтифлюшки” — это от моих темных учителей, испортивших, оказывается, мне постановку руки с детства. Стихия Тьмы требовала тонких и сложных плетений, еле заметных призывов и, как следствие, продолжительного удержания. Хаос же (как и Пламя) несся с ревущей яростью, едва позови, соответственно и управляющие движения должны быть четкими и максимально чистыми.
Что ж, Эйтан действительно научил меня, как победить во внезапной уличной схватке с темными отморозками, буде такие еще встретятся. Но что, если на меня нападет сильный маг? А у меня ни практики, ни умений… Вот бы потренироваться с его офицером! Правда, сложно представить сумму, за которую тот согласится преподавать мне боевку.
— Не, а хорошо ты мне врезал! — не унимался Эйтан. — Бодрость такая, как в плену после допроса.
— Тебе что, допросы нравятся? — удивился я.
— А ты думаешь, — заржал он, — нас что, спрашивали что-нибудь, простую солдатню? Вызовут — и давай наяривать! Один темный на члене скачет, еще парочка в жопу долбится, а остальные увиваются, как любимую сосульку вылизывают. Единственная радость в жизни была. В остальное-то время удавиться хотелось…
Извращенец! Я потрясенно на него вылупился:
— Что ж в этом радостного! Групповое изнасилование.
— Ну, почему же изнасилование, — обиделся он. — Никто ж против не был! В армии секса никогда не хватало. С товарищами устав не позволяет, постоянно ныкаться приходилось, гражданские от нас разбегаются… Ну, а потом еще плен, позор, жизнь кончена. Только шлюшки эти темные и держат, — он хлебнул еще. — Потом, конечно, господин офицер пришел, сказал, что ничего не изменилось. Типа, не ссыте, ребята, мы все так же паладины невидимого Храма, защищаем гражданских от зла. Только теперь темных. Ну, а что, темные, конечно, безмозглые и бляди все до единого, но жалко же их, тупых таких.
Ну да, ну да. Судя по всему, пламенные с темными были просто созданы друг для друга. А вообще, хорошо его Хаосом по башке приложило, вон на какие откровения развезло.
— Что краснеешь, как девственница? — заржал он. — Неужели не чувствуешь, как после драки в штанах лопается?
Я покосился на его пах (тот действительно внушительно бугрился) и подавил в себе желание отодвинуться:
— Не чувствую.
— А… действительно, — он, в свою очередь, с легким недоумением уставился на мою промежность. — Наверное, это потому, что хаоситы такие отмороженые. Ну, в смысле, магия у вас, как холод.
— Холод и боль, — сказал я.
— Жар и желание, — подмигнул он, передавая мне фляжку.
— И гнев, — я вернул флягу хозяину, отпив.
— Ага, аж мозги от ярости плавятся, — ухмыльнулся Эйтан.
— Хоть в чем-то сошлись, — хмыкнул я в ответ.
И мрачно задумался. Интересно, а Ясси вызывали на такие допросы? Вдруг… ему тоже это нравилось? Или не нравилось, а моего милашку все равно “драли”? Как же бесит, что не спросить об этом прямо, Ясси сразу рыдать начинает, когда об армии или плене вспоминает.
Я распрощался с Эйтаном — тот нацелился в ближайший бар с явно безнравственными намерениями — и поспешил домой. И успел вовремя! Ясси, пугливо оглядываясь, быстро-быстро семенил вдоль соседского забора.
— Так! И куда мы собрались? — я с визгом затормозил рядом.
Ясси с испуганным криком подпрыгнул на месте и попытался сбежать. Я поймал его, прижимая к себе.
— Вот глупый, — я зарылся носом в мягкий пух его волос. — Хочешь, чтобы я замкнул для тебя периметр? Одному опасно!
Ясси что-то протестующе залепетал, но я непреклонно затащил его обратно во двор. Безопасность прежде всего! А еще мне хотелось есть и целоваться. Дома меня ждали два мясных пирога, и холодное пиво (темное), и какие-то маленькие огурчики с салатами — Ясси был способен приготовить сущее объедение буквально из ничего, из скудного выбора ближайшей продуктовой лавки и чуть ли не сорняков нашего сада. Тьфу ты пропасть! “Сад”. Привык это так называть, темные услышат — засмеют. Ясси щебетал.
Я сыто откинулся и приступил ко второй части своего плана — потискаться и поцеловаться с Ясси. Но тот неожиданно уперся ладошкой мне в грудь.
— …как в тюрьме! — расслышал я окончание его фразы и с любопытством прислушался. Может, он мне про плен рассказывает, а я тут жру и ушами хлопаю?
И обнаружил, что он, весь надутый и обиженный, жалуется на мое самодурство. Вот что было хорошо в моем милашке — все свои текущие переживания он был способен изливать по много раз и в мельчайших подробностях. С какого места ни начни слушать — через пять минут окажешься в курсе. Ясси негодовал, что меня целыми днями нет, а у него тоже дела, и в лавку надо сбегать за продуктами, и в цветочный редкие семена по дешевке завезли, а еще там выставка, а теперь она закрылась, и в доме уже мяса нет, а моих мифических врагов тоже нет! Нет, не было и не будет! Потому что никому Ясси не нужен, ни врагам, ни мне, а живет, как в тюрьме! Никуда не выйти!