Приносящие рассвет - Ламур Луис. Страница 11

— Оррин, эти люди мертвы, — раздраженно отозвался Том Санди. — Если бы мы их не нашли, могли пройти годы, прежде чем кто-нибудь на них натолкнулся. А к тому времени любое письмо рассыпалось бы от ветхости.

Наблюдая за двумя своими товарищами, я еще не понимал, что этот, на первый взгляд, незначительный спор на долгие годы определит наши отношения.

— Никогда в жизни у нас не будет тысячи долларов золотом. Больше такой удачи не выпадет. А ты предлагаешь искать владельца?

— Давайте-ка решать все вопросы где-нибудь в другом месте. Поблизости могут быть индейцы, — предложил я.

В сумерках мы разбили лагерь в зарослях на берегу Арканзаса и вдоволь напоили лошадей. Все молчали. Сейчас было не место и не время выяснять отношения. Я не забывал, что Оррин мой брат и, кажется, он был прав.

Но, честно говоря, я не знал, как поступить с этими деньгами. Может, я и вставил бы слово, если бы имел собственное мнение. Раунтри тоже все время молчал, слушая Тома и Оррина, и покуривал свою трубку.

Все сидели у костра и пили кофе, когда Том снова заговорил о золоте.

— Мы сваляем дурака, если не оставим деньги себе, Оррин. Откуда мы знаем, кому их посылать? Может быть, они попадут к родственнику, который ненавидел убитого. Они никому не нужны больше, чем нам.

Оррин сидел, просматривая письма.

— У погибших людей есть дочь на Востоке, — сказал он. — Ей всего шестнадцать. Она живет с друзьями и ждет, когда родители пришлют за ней. Если мы заберем деньги, что будет с девочкой?

Вопрос здорово разозлил Тома. Лицо его покраснело, он закипел от ярости.

— Можешь отослать свою долю, а я забираю одну четверть… Прямо сейчас. Если бы я не обратил внимания на тот фургон, деньги все еще валялись бы там.

— Насчет этого ты прав, Том, — попытался урезонить его Оррин, — но ведь деньги-то не наши.

Том медленно поднялся. Он еле сдерживался, и было видно, что он готов броситься в драку. Я тоже встал.

— Малыш, — сказал Санди, — держись-ка подальше. Мы с Оррином сами разберемся.

— Это наше общее дело, и мыс Кэпом имеем такое же право обсуждать, что делать с деньгами. Мы собирались вместе сгонять скот, а если начнем со ссоры, то нам успеха не видать.

— Если бы деньги принадлежали мужчине, — сказал Оррин, — я бы, скорее всего, не стал их возвращать. Но неизвестно, что случится с девушкой, оставшейся сиротой, да к тому же без средств. Деньги могут изменить всю ее жизнь.

Том — человек гордый и упрямый, был готов с нами драться. Но в этот момент все решил Раунтри.

— Том, — мягко сказал он, — ты не прав, и знаешь это. Нас четверо, а я принимаю сторону Сэкеттов. Ну что, Том, нас большинство…

— Что ж, ваша взяла. Если уж и ты так ставишь вопрос, я уступаю. Но все равно, по-моему, мы все — проклятые дураки.

— Думай, как хочешь, Том, но такой уж я человек, — сказал Оррин. — Когда мы соберем коров, если ты не изменишь своего мнения, можешь забирать мою часть стада.

Том взглянул на Оррина.

— Чертов идиот. Если так пойдет и дальше, мы не успеем оглянуться, как будем в церкви исполнять псалмы.

— Я знаю пару псалмов, — ответил Оррин. — Садитесь, пока Тайрел готовит ужин, спою вам.

Этим все и закончилось… Вернее, в тот момент нам. казалось, что закончилось. Иногда я спрашиваю себя, у всего ли есть конец в этой жизни. Слова, произнесенные сегодня, остаются в памяти человека или в мыслях других людей. Любой поступок — это все равно, что камень, брошенный в воду: круги от его падения расходятся и расходятся, пока не затронут жизни людей, находящихся далеко от нас.

Итак, Оррин спел псалмы, а потом исполнил «Черный, черный, черный», «Лорд Рэндол», «Барбара Эллен» и «Красавица Бетси». Когда Оррин закончил последнюю песню, Том протянул руку, а Оррин усмехнулся и пожал ее.

Больше о золотых монетах не говорили, их положили на дно седельной сумки и с тех пор о них не вспоминали. Настолько, насколько возможно не вспоминать о таком количестве золота.

Мы приближались к той местности, где Кэп Раунтри когда-то видел одичавших коров. Эти животные отбились от стада в испанских поселениях на юге, потерялись или в панике разбежались, когда индейцы нападали на караваны переселенцев, направлявшихся в Калифорнию.

Конечно, индейцы охотились на одичавший скот, но все же предпочитали бизонов. В 1867 году бизонов было множество, так что индейцы убивали коров только в исключительных случаях.

Те края, в которых мы собирались работать, лежали к югу от горной цепи, пересекающей дорогу на Санта-Фе, между Пергетори и Ту-Баттс-Крик, южнее Маль-Паис. Это была необжитая, суровая земля. Мы проезжали по равнинам, покрытым шалфеем и меските, по холмам, поросшим можжевельником и соснами.

У Кэпа было на примете одно надежное место — каньон у подножия горы, где из скал вытекал ручей с холодной и вкусной водой. На дне каньона было акров двести сочной травы — высокой, достающей коню до брюха. Судя по всему тут никто не появлялся с тех пор, как Кэп Раунтри покинул эти края двадцать лет назад.

Первым делом мы укрепили наше пристанище. С одной стороны нависал утес, который обеспечивал прикрытие сверху. Перед каньоном лежала маленькая долина в четыре или пять акров с хорошей луговой травой, ограниченная на дальней стороне большими валунами и редколесьем. Далее находилась широкая низина, в которой можно было пасти наше будущее стадо.

Первый день мы провели, собирая топливо, укрепляя камнями наш «форт» и разведывая местность. Мне удалось подстрелить оленя, а Кэпу — бизона. Мясо мы закоптили.

На следующее утро с восходом солнца мы выехали на работу. И за час собрали шестьдесят или семьдесят голов. Я еще никогда не видел таких животных. Один бык был огромный, — футов семь в высоту, а весил не меньше тысячи шестисот фунтов. А какие рога! Острые как кинжалы.

К вечеру у нас в ложбине оказалось приличное количество коров и еще немало находилось на подходе. На третий день мы согнали больше сотни голов, и уже стали подсчитывать возможный доход. Собирать скот — медленная, изнурительная работа. Если гнать коров слишком быстро, они могут разбежаться по всей округе, поэтому мы старались делать это осторожно, чтобы они не догадывались о своей участи.

Перед нами стояло две задачи: собрать побольше скота и остаться при этом в живых. Я имею в виду не только индейцев. Некоторые быки так и норовили боднуть тебя, да и коровы, если им удавалось застать врасплох пешего человека, тоже от них не отставали. По ночам мы рассказывали разные истории или страдали животами после очередного проявления чьего-либо поварского искусства. Готовили все по очереди.

Мы поддерживали огонь в костре так, чтобы его не было видно издалека, использовали самое сухое топливо, какое только могли найти и передвигались лишь по крайней необходимости. Распорядка в нашей жизни не было, чтобы индейцы не смогли устроить засаду. Мы всегда возвращались в лагерь не по той дороге, по которой выезжали, и все время были настороже.

Мы потели, ругались, глотали пыль, но собирали скот: в один день шесть голов, в другой двенадцать, потом девятнадцать, а как-то — лишь три. Невозможно было предугадать численность нашего стада.

Мы сгоняли скот в низину с сочной травой и водой, где коровы хорошо набирали вес. Постепенно одичавшие животные привыкали к людям.

Затем пришла беда. Оррин ехал верхом на гнедом жеребце, которого купил в Додже. Он направлялся вниз по склону крутого холма и неожиданно гнедой упал. Конь быстро поднялся, но брат еще не успел вынуть ногу из стремени. Жеребец потащил бы его по земле. У Оррина оставался только один способ остаться в живых — застрелить гнедого. Это одна из причин, почему ковбои всегда носят при себе револьверы.

К вечеру Оррин в лагерь не вернулся. Мы обычно специально заканчивали пораньше, чтобы при несчастном случае суметь до наступления темноты что-нибудь предпринять.

Мы отправились на поиски. Том поехал на юг, затем повернул на восток, Кэп — на запад, а я поднялся вверх по каньону, на север, в сторону плато, где встретил брата — он шагал в сторону лагеря с седлом на плече и винчестером в руке.