Кто ты, Такидзиро Решетников. Том 4 (СИ) - Афанасьев Семён. Страница 35

— У тебя двигатель один и восемь и салон перегружен, — бормочет подруга Хину, дисциплинированно, однако, извиняясь световыми сигналами. — И стоит твоя колымага хорошо если миллион. Неужели непонятно, что я быстре… — договорить у неё не получается.

В зеркало заднего вида наблюдаем, как глава семейства закладывает крутой вираж — избежать столкновения с дорогой красной машиной, как он думает. Выскочившей перед ним против всяких правил.

Ипсум идёт юзом, но удерживается от переворота в последний момент.

Растяжки и крепления на внешнем багажнике явно не рассчитаны на подобную перегрузку (ну или там такой вес загрузили, что мама не горюй) — что-то лопается, отрывается, тюки с крыши тойоты весело кувыркаются по асфальту. Хорошо ещё, при этом не рвутся и не рассыпаются.

— Шц-ц-ц-ц-ц, — Моэко обозначает пару ругательств, решительно тормозит, включает аварийку и хлопает по кнопке разблокировки багажника. — Такидзиро-кун, пожалуйста, установи треугольничек позади них. А я пока пойду пообщаюсь.

Несмотря на трагикомизм, лично меня происшествие веселит. Старательно скрывая улыбку, делаю, как говорят: достаю из багажника аварийный сигнал, топаю полминуты назад и ставлю светоотражающий треугольник ближе к плавному изгибу дороги, чтоб из-за поворота его было видно хотя бы за пару-тройку сотен метров.

Когда возвращаюсь обратно, энергичный дедок, выбравшийся из семейного минивэна, грозно отчитывает моего адвоката, как школьницу:

— … дети! Ладно, мы или они! — сердитым взглядом он указывает на водителя тойоты, предположительно приходящегося ему зятем. — Но вы что, детей не видите⁈

— Виновата. Была неправа настолько, насколько можно, — и не думает спорить Моэко.

Она стоит, тоскливо опустив голову, сложив руки перед собой и полируя взглядом носки недешёвой обуви.

— Отец, с кем ты разговариваешь! У неё же туфли дороже, чем наша машина! — едко бросает супруга водителя. — И сама она… привыкла, что правила не для таких, как они.

— Хорошо ещё, у тебя татуировок нет, — констатирую вслух. — Тогда б и прощения было не вымолить.

Ну да, по Миёси-младшей, слава всем богам, не видно, что она — якудза. Если не знать, то и в голову не придёт. По крайней мере, при поверхностном знакомстве.

Внимание почтенного семейства тут же переносится на меня.

— Что твоя жена себе позволяет? — грозно заходит на второй виток претензий дед, подозрительно косясь на мою спутницу. — Она что, первый раз за руль села⁈

— Сам постоянно из-за этого нервничаю, — смиренно склонив голову, отвечаю чистую правду. — Не могу сказать, из какой она семьи и кто её папа, но поверьте, я ей точно не указ.

Собиравшаяся что-то добавить жена водителя удивлённо распахивает глаза, рот и зависает в этом положении.

— Мне очень жаль, что вы из-за меня пострадали. Пожалуйста, простите и позвольте скомпенсировать ущерб, — напоминает о себе виновница происшествия.

Переглянувшись, синхронно кланяемся, задерживаясь в этом положении на секунду.

По жене водителя видно, что как раз сейчас у неё мелькают вполне определённые подозрения — дорогая машина, не менее дорогая одежда и аксессуары, агрессивная манера вождения, своеобразный взгляд, ещё кое-какие детали.

Парикмахерская, макияж и маникюр — как недельная зарплата кого-то типа меня на должности стажёра (Агентство Моделей уже о ценах просветило).

К счастью, качнувшийся вперёд-назад немелкий бюст Моэко приковывает внимание водителя пострадавшей машины и дочь старика переносит фокус невербальной коммуникации: подхватывает супруга под руку, встряхивает, ловит его задумчиво-мечтательный взгляд и вопросительно поднимает бровь.

Накаляющуюся стремительно атмосферу разряжает мудрая бабушка, жена старика. Она обращается к Моэко:

— Извинения приняты. Да, будем вам очень признательны, если всё это соберёте. — И даже обозначает ответную благодарность.

— Пошли вместе, — предлагает моя адвокат и первой устремляется к рассыпавшимся тюкам и свёрткам.

По пути всовывает несколько купюр водителю, которые тот прячет в карман.

— Хорошо, что они внутри мягкие были, — бормочет Моэко, когда взамен порвавшихся допотопных стяжек водитель принимает у неё дорогой современный трос и им фиксирует вернувшиеся на место вещи. — Ничего не побилось, не сломалось.

Дед, восседавший на заднем сидении, пока мы всё собирали, порывается выйти наружу и что-то напоследок заявить, но его за руку удерживает мудрая супруга:

— Спасибо большое. — Пронзительный взгляд, которым она награждает младшую Миёси, однако, от искренней признательности далёк и выполняет роль эдакого щелчка хлыстом в воздухе. Предупредительного по форме и содержанию. — Надеюсь, вы больше не позволите себе такого перед другими машинами! — припечатывает бабулька. — Хорошо, никто не пострадал. А если бы!..

Мы опять кланяемся и остаёмся в этом положении, пока тойота не отъезжает.

— Спасибо, что не стал читать моралей, — ухмыляется Моэко. — Видела, что собирался по мне проехаться вслед за семейством, но сдержался.

— Ты умная, — пожимаю плечами. — Если водишь подобным образом, значит, есть причина. Даже если мне и другим она не очевидна.

— Ты тоже не дурак.

— Куда ты рулишь?

— В сторону твоего дома: завезу тебя, поднимемся, потом поеду к себе.

Видимо, на моём лице отражаются какие-то эмоции, поскольку подруга Хину торопится пояснить:

— Интуиция. Помнишь, ты рассказывал, что пришёл с тёлкой — а квартира вскрыта?

— Помню. Не говори так, пожалуйста: она более чем уважаемая мной женщина.

— Ну-у, ты её к себе под утро далеко не жениться волок на пару часов, — замечает борёкудан, в очередной раз грубо нарушая скоростной режим. — А к низменным физиологическим манифестациям у меня своё отношение, пха-ха.

— Теперь даже неудобно добавлять, что женитьбу мы с ней тоже обсуждали — чтобы повысить мои шансы на министерском конкурсе.

— А-грх-кхм. Беру свои слова обратно. Мои извинения. Чего-то не по себе, — признаётся Моэко, резко становясь другой.

— Мой квартал там! Вот въезд!

— Да знаю, у меня всё в порядке с памятью и район этот тоже знаком. Просто заехать хочу с другой стороны, не пойму сама, почему.

— Ты как старый-старый опер, — веселюсь. — Который ходит и на любой территории оглядывается.

— Бытие определяет сознание, — философски вздыхает борёкудан. — Лучше лишнюю сотню раз оглянуться, чем… ты понял. Как говорит мой отец, в нашем бизнесе на горячей работе сухих педантов-аккуратистов сыпется гораздо меньше, чем темпераментных парней с широким размахом.

В следующую секунду уже мне становится не до юмора и шуток:

— Пожалуйста, не разгоняйся.

К сожалению, Моэко ездит ну очень быстро, буквально летает. Практически везде, даже на таких вот узких и мелких улочках.

Теперь предчувствие срабатывает и у меня: я бы предпочёл мимо этого в ноль тонированного микроавтобуса не пролетать со свистом (ещё и на дорогой красной машине, шумно тормозя у входа в блок квартир), а потихоньку пройти пешком.

— Я специально, — отвечает спутница. — Пусть лучше при мне начнётся… — уже не в первый раз за эти полчаса договорить не выходит.

Из явно непростого транспорта высыпают сперва двое полицейских в формах, затем — двое штатских в костюмах. Двигаются они ну очень решительно и энергично — едва я успеваю поставить ногу на асфальт, как ближний выпаливает:

— Решетников-сан? Вам придётся проехать с нами.

— Решетников-сан? Вам придётся проехать с нами.

Моэко слегка напряглась, что-то здесь неправильно. Что именно?

Во-первых не названо имя, хотя и должно бы, если по правилам. Как если бы старший офицер, чрезмерно сосредоточившийся на непривычной фонетике, очень старался не сфальшивить — и банально забыл по запаре.

Во-вторых, старший офицер, который главный в форме. Кто тогда двое штатских? Стереотипно — опера выехавшие на задержание или привод, но почему в этом случае они молчат?