Альпийская рапсодия - Эштон Элизабет. Страница 27

— Ты вернешься в Вену, — сказала она, — а я — в Англию. Я знаю, что скверно вела себя сегодня, но с этого момента я буду хорошей девочкой. — Ивлин грустно улыбнулась, но в темноте Макс не мог видеть ее улыбки. — Я не вернусь к прошлому, обещаю. Я так сказала только, чтобы разозлить тебя. Я найду себе какое-нибудь занятие и перестану себя жалеть. Как ты верно заметил, есть много людей, которым гораздо хуже, чем мне. Я никогда не забуду тебя, Макс, ты очень помог мне, хотя я и не сразу это поняла. Я… я в самом деле очень благодарна тебе.

— Слава Богу, — произнес Макс с таким искренним чувством, что Ивлин вздрогнула. — Но почему ты говоришь о расставании? Ведь после сегодняшнего вечера это невозможно.

Ивлин ощутила прилив радости от мысли, что Макс совершенно забыл о Софи. Но ее радость была напрасной: у них с Максом не может быть будущего. Ивлин не станет настолько бессердечной, чтобы увести его у Софи, да и он не может всерьез думать о том, чтобы оставить бедную девушку.

— Нам лучше расстаться, — холодно сказала она.

— Но, милая, разве ты не любишь меня?

Тут она все поняла. Своим безрассудным поведением она пробудила в нем надежды, которых не могла исполнить. Поверив, что она любит его, Макс решил, что она готова на любовную связь с ним, пока Софи будет поправляться после операции. Ивлин стало грустно; она не думала, что Макс может оказаться столь циничным; но он был иностранцем и обладал темпераментом музыканта, что хотя и не оправдывало его, все же позволяло понять его поступки.

У нее был только один способ удержать Макса на расстоянии — заставить его поверить, что она его не любит. Ведь если он решит вновь заключить ее в свои объятия, она не устоит.

— Нет, не люблю, — твердо ответила она.

— Но ты отвечала на мои ласки так, как будто ты меня любишь.

— О, это… лишь естественная реакция, я думаю. Прости, Макс, музыка взволновала меня, и я потеряла голову, я почти не соображала, что делаю, но теперь я пришла в себя.

— Опять Гарри? — спросил Макс.

Ивлин поспешно ухватилась за эту невольную подсказку.

— Да, наверное. Понимаешь, мне известно, что такое настоящая любовь. Боюсь, что ни к кому другому я уже не смогу питать такого чувства.

И это, подумала Ивлин, было отчасти правдой. Ее любовь к Максу была совсем иной, чем то, что она испытывала к Гарри; она была более зрелой и глубокой. Гарри был героем ее девичьей мечты и воплощал собой возвышенную любовь. Наверное, она была больше влюблена в саму любовь, чем в конкретного мужчину.

— Удивительно, как женщины могут любить недостойных мужчин, — с горечью произнес Макс.

Но разве он сам был лучше. Связанный с одной девушкой, он уже был готов изменить ей с другой, совсем как Гарри.

Обвинение уже вертелось у нее на языке, но Ивлин промолчала. К чему это приведет, устало подумала она. Сейчас Макс увлечен ею; он даже может сказать, что вовсе не любит Софи. Большинство мужчин от желания теряют голову; но потом Макс все равно вернется к Софи, потому что он знает, что ей нужен.

Их путь лежал через Гармиш-Партенкирхен. Улицы города были безлюдны, и Ивлин поняла, что уже поздно. Вершина Цугшпитце темной громадой выделялась на фоне освещенного луной неба.

— Не можешь ли ты прибавить скорость? — спросила девушка. — Тетя Эми будет волноваться, если я слишком задержусь.

Макс глубоко вздохнул.

— Но Иви, mein hertz [10], Гарри ведь нет в живых.

— Я знаю, можешь не напоминать мне об этом, — строго сказала она. Отвернувшись к окну, она украдкой вытерла слезы, но их вызвало не воспоминание о Гарри, а то, что она теряла Макса.

Макс сбавил скорость, чтобы преодолеть сложный поворот. Он повернул голову и посмотрел на девушку.

— Значит, liebchen, я должен понять, что я тебе не нужен?

Ивлин молча кивнула, но вся ее душа рвалась к нему.

— Но мы можем остаться друзьями?

— Если хочешь.

Опасная дружба, но она не станет долгой, — Макс скоро вернется в Вену и к Софи.

— Хорошо, пока есть жизнь, есть надежда. — Макс произнес это почти весело и наконец прибавил скорость. Они приближались к Шарницу.

Но на что можно было надеяться?

— Нам осталось проехать совсем немного, — сказал Макс, — тебе надо причесаться.

— Но кто меня увидит? — удивленно воскликнула Ивлин.

— Пограничники, — напомнил он ей.

Девушка совсем забыла, что им предстоит пересечь границу другого государства. Она начала поспешно заплетать волосы в косу.

— Мне бы не хотелось, чтобы пограничники подумали… то, что они могут подумать, — лукаво сказал Макс.

Ивлин густо покраснела в темноте.

— Что я распутная женщина? — спросил она. — Я чуть не стала ею.

— Жаль, — заметил Макс, — но я должен быть благодарен и за то, что мне было даровано.

Стараясь не замечать сожаления в его голосе, Ивлин несколько развязно произнесла:

— Я часто думала, каким образом можно соблазнить мужчину. Это оказалось гораздо легче, чем я предполагала. — Она попыталась придать своему голосу беззаботность.

— Но не делай это своей привычкой, — предупредил ее Макс. — Потому что другой может оказаться неспособным остановиться вовремя.

Простые слова, сказанные в шутку, но с каким убийственным подтекстом. Другой? Неужели Макс готов так легко уступить ее другому? Она для него ничего не значит, если он так спокойно говорит, что кто-то другой может овладеть ею. После ее сегодняшнего поведения Макс вправе ожидать, что в ее жизни будут другие мужчины, и он нисколько не ревнует.

Но Ивлин знала, что других не будет.

Глава седьмая

На столике у постели Ивлин стояла вазочка со свежо сорванными полевыми цветами, но они не имели никакого отношения ни к Гарри, ни к Максу.

Когда девушка вернулась в пансион, было уже очень поздно. Эми крепко спала, и в холле никого не было. В ручке двери своей комнаты Ивлин обнаружила букетик полевых цветов и записку, нацарапанную на клочке бумаги: «Мы собрали их для вас. Бобби и Джейн».

Маленький знак внимания искренне тронул девушку, и перед тем как лечь спать она поставила цветы в воду.

Вечер принес целый калейдоскоп волнующих впечатлений, но Ивлин была так утомлена, что уже ничего не чувствовала. Она мгновенно погрузилась в сон.

Утром она проснулась с мыслью, что сегодня им предстоит ехать к Хартманнам, и эта перспектива ее вовсе не вдохновляла. Макс обещал заехать за ними, и Ивлин должна была провести несколько часов с ним и Софи. Разобравшись теперь в своих чувствах к Максу, она понимала, что ей будет очень тяжело видеть нежную заботу Макса, обращенную к Софи. Возлюбленный Софи и Макс, которого знала Ивлин, были как бы двумя разными людьми. Софи пробуждала в нем самое лучшее, а она, Ивлин, кажется, напротив — самое дурное. Но накануне вечером она сама возмутительно вела себя, так что было бы несправедливо винить Макса за то, что он ответил на ее призыв. Прошедший вечер должен был стать памятным для Ивлин, но сейчас, при анализе событий, в ней проснулась обида на Макса. Он по-прежнему обращался с ней, как с подопытным кроликом, чье поведение меняется под воздействием различных факторов, а в данном случае это была поездка в Мюнхен. Без сомнения, встреча с Изабеллой Равелли, плачущей на склоне холма, заинтриговала его, ведь в последний раз он видел ее в зените славы. Вероятно, это побудило Макса воспользоваться своим обаянием и разрушить ее апатию, и ему было лестно сознавать, что он добился того, что до него никому не удавалось. Кульминация наступила прошлым вечером, когда усилия Макса наконец принесли заметные плоды. Однако Ивлин не сдалась окончательно. Галатея полюбила своего создателя, Пигмалиона, но Ивлин отказалась доставить Максу такое удовольствие. Гарри, которого уже давно не было в живых, спас ее от этого унижения. Она не призналась в своей любви к тому, кто не мог ее полюбить.