Планета Вода (сборник с иллюстрациями) - Акунин Борис. Страница 19

В экспедицию Эраст Петрович отправился в полночь, когда тьма чернее всего. Десять минут поработал пилкой, прорезал проволоку в двух местах. Пролез, замаскировал отверстие. Стал быстро подниматься.

Разминка была приятной. Всего через четверть часа Фандорин был уже почти на самом верху.

Оставалось совсем чуть-чуть, когда неподалеку раздался шум сыплющихся камней. Все-таки осыпь, небольшая. Это-то было неудивительно. Но Эрасту Петровичу послышался странный звук – будто коротко и тонко вскрикнул ребенок.

Откуда ему взяться на вулкане, среди ночи?

Не имея привычки оставлять непонятное без разъяснения, Фандорин направился туда, где загрохотало. Сначала не заметил ничего примечательного. Потом – Эраст Петрович едва не споткнулся от изумления – луч фонарика выхватил из темноты черную щель между валунами. Из щели торчали две маленькие ноги в массивных ботинках. Ноги слегка шевелились, словно пробовали идти и не могли.

Чудеса на этом не закончились.

Потянув за тоненькие щиколотки, Фандорин постепенно извлек из подземной дыры девочку невероятной, хрустальной красоты. На треугольном личике сияли огромные глаза, светлые волосы, беспорядочно рассыпавшиеся по худеньким плечикам, тоже посверкивали. Наяву таких девочек не встретишь. Это была какая-то фантазийная принцесса, ночная греза.

– Эй, полегче! Больно! – недовольно сказало видение на не самом изысканном английском – принцессы, во всяком случае британские, разговаривают иначе.

Эраст Петрович вздохнул с облегчением. Это была не греза, а совершенно живая девочка лет десяти. Просто очень красивая. По привычке немедленно дал ей прозвище – Кагуяхимэ, что означает «сияющая ночью принцесса».

Сияющая ночью

Беллинда Дженкинс – вот как звали принцессу на самом деле, совсем неаристократично. Ей было не десять лет, а двенадцать. Пансионерка из туберкулезного санатория.

Так разъяснилась загадка появления девочки и хрустальность ее красоты. Бедняжка больна чахоткой.

Беллинда Дженкинс оказалась особой пребойкой. Ни страха, ни смущения. Благодарности Эраст Петрович тоже не дождался. Зато стрекотала почти без остановки. Выспросила, кто он и что тут делает («Гуляю», – неопределенно ответил Фандорин), охотно рассказала о себе: как скучно в санатории, какие там все зануды и плаксы, как здорово было лезть на гору, как удачно, что мистер Булль оказался рядом, и так далее.

Эраст Петрович почти не слушал, размышляя, что делать с этим нежданным осложнением. Оставлять ребенка здесь нельзя, это ясно. Нужно взять девочку за руку и отвести вниз. Но, во-первых, необходимо дождаться утра, чтобы осмотреть море. Во-вторых, не проболтается ли девчонка про ночную встречу в санатории. Вот этого не хотелось бы.

– У тебя, наверное, есть в санатории близкие п-подруги? – осторожно спросил он.

Она фыркнула:

– В этой мертвецкой? Дура я, что ли? Подружишься с какой-нибудь, а она возьмет и окочурится.

Фандорин посмотрел на освещенное луной личико принцессы внимательней.

– А многие у вас… окочуриваются?

– Нет, – беззаботно тряхнула локонами Беллинда. – За мое время только одна. Вечером была живехонька, а утром – хлоп, и готово. Унесли, закопали в закрытом гробу, чтобы мы не пугались. А всего на нашем кладбище три могилы. Для чахоточных за целый год это мало. Кобра, наша директриса, когда грозится, показывает из окна на кладбище и говорит: «Фот что фас шдёт, если путете нарушать решим».

– П-почему «кобра»?

– А похожа. Очкастая такая, всё шипит. И зовут мисс Шлангеншванц. Немецкие девчонки говорят, это значит «змеиный хвост». А вы как через ограду перелезли?

Эраст Петрович показал пилку.

– Ясно. А давайте в кратер заглянем. Я затем сюда и лезла. Лава, наверно, красная и светится.

– Хорошо. Только дай руку.

Поднялись на самый верх. В кратере было черным-черно. Воздух струился, словно пронизанный паром, но жар не чувствовался.

– Фу ты, – разочаровалась Беллинда. – Никакой лавы. Зря, выходит, на гору вскарабкалась, чуть концы не отдала… Ладно, мистер Булль, идем обратно. А то я не успею до рассвета.

– Ты пришла заглянуть в к-кратер, а я – полюбоваться восходом. Сядь, я накину на тебя мою куртку. Подождем.

– Я бы с удовольствием, – вздохнула девочка. – Мне с вами нравится. Но правда пора. Попадусь – Кобра живьем сожрет.

– Ничего, я с твоей директрисой поговорю.

История про скоропостижно скончавшуюся девочку, к тому же похороненную в закрытом гробу, Эрасту Петровичу очень не понравилась. Пожалуй, имело смысл посмотреть на санаторий и его начальницу вблизи.

– Скажу, что я твой родственник.

– Не получится. Родственникам запрещено нас навещать. С них подписку берут.

«Даже так? Тогда тем более нужно познакомиться с фрау Коброй», – сказал себе Фандорин.

– Укутайся и помолчи. Мне нужно подумать. А о директрисе не беспокойся. Я в Индии научился заклинать з-змей.

Кагуяхимэ была все-таки феноменальным ребенком. Только что стрекотала, но попросили – умолкла. И долго, до самого рассвета, сидела тихо, не мешала Эрасту Петровичу выстраивать диспозицию.

Вот наконец между небом и океаном прорисовался алый кант. От него потянулась дорожка цвета красного испанского золота. Выглянула макушка оранжевого апельсина, а вскоре с удивительной быстротой он выкатился целиком.

С вершины вулкана восход над морем выглядел совсем не так, как снизу.

– Ух ты, – протянула вскочившая на ноги Кагуяхимэ. – Спасибо вам, мистер Булль! Если б вы меня не удержали, я бы этого не увидела.

Надо же. За спасение «спасибо» не сказала, а за восход поблагодарила, и как прочувствованно. Странная девочка, очень странная.

Но Эрасту Петровичу сейчас было не до Беллинды Дженкинс. Он зорко вглядывался в воду.

Цвет моря все время менялся. Сначала оно светлело и золотело совершенно равномерно. Потом образовались светлые и темные пятна – это были песчаные и заросшие водорослями участки дна. Когда же солнце полностью оторвалось от горизонта, Фандорин увидел то, зачем пришел.

Остров Сен-Константен, как на подставке, стоял на почти идеально круглой отмели шириной не более ста метров. Потом дно опускалось и на нем – сверху это было отчетливо видно – темнели четыре геометрически правильных квадрата неодинакового размера: на севере, западе и востоке большие, на юге поменьше.

Так и есть! Фантастическая версия подтвердилась. Остров оказался двухъярусным, и главный его этаж – подземный. То есть подводный. Именно там происходит подлинная, тайная жизнь Сен-Константена, а фабрики, плантации и лаборатории существуют лишь для маскировки. Ай да немцы! Не зря англичане так встревожились!

– Ой! Ой, мистер Булль! Смотрите!

Эраст Петрович совсем забыл про девочку. Проклятье! Сейчас замучает расспросами, и придется врать.

Он обернулся.

Кагуяхимэ стояла спиной к морю и загадочных квадратов, кажется, не видела. Она заглядывала в жерло вулкана.

– Что это?

Фандорин подбежал и схватил чертовку за ворот. Посмотрел вниз – и чуть не ослеп.

Вся внутренняя поверхность кратера сверкала и переливалась зеркальным блеском. В самом центре чернело круглое отверстие, из которого поднимался белый пар.

– Мне это снится? – пролепетала Беллинда. – Что это такое?

Солнечные батареи, вот что. Тысячи квадратных метров зеркальных аккумуляторных панелей.

Эраст Петрович читал в научном электротехническом журнале о революционном проекте использования энергии солнечных лучей, однако не знал, что идея уже осуществлена на практике. И в каком масштабе!

На что тратится такое количество электричества? Пар или дым безусловно искусственного происхождения. Там, внизу, находится какое-то нешуточное производство.

– Никому об этом ни слова, – сказал ошеломленный Фандорин. – Ты умеешь держать язык за зубами?