Рысюхин, налейте для храбрости! (СИ) - "Котус". Страница 6

Сам патриарх не приехал, хоть и прислал свои поздравления внучке, а также подарок ей на свадьбу. Но он никуда не выходил в последнее время, объявив свой личный годовой траур по недавно умершему коту. К этой причуде соседи отнеслись с пониманием, и даже не в том было дело, что старик нашёл оправдание своему нежеланию появляться в обществе, хоть и это предположение являлось в какой-то степени справедливым. Просто зверюга был знатный, наглый, рыжий, слишком умный и слишком крупный для нормального кота. Многие даже считали, что это фамильяр, полученный от богини, тем более, что и жил он очень долго, но этой зимой всё же ушёл из жизни в более чем солидном для кота возрасте двадцати девяти лет.

Обе тётушки были с мужьями, а одна ещё и с дочкой шестнадцати лет. Вообще детей до четырнадцати на свадьбу с собой брать было не принято, считалось, что это не детский праздник, что делало его ещё более притягательным для девочек. Я бы не стал акцентировать внимание на привычной и общепринятой рутине, но дед заметил отсутствие детворы.

«Какой замечательный обычай! У нас практически на каждой свадьбе находится хотя бы одна пара особо одарённых, кто притащит с собой ребёнка от пяти до девяти лет».

«Зачем?»

«Хороший вопрос. Типа, чтобы познакомить с дальней роднёй, которую так просто не увидишь — это официально. Или потому что „не с кем оставить“. А на самом деле — у кого как. Кто похвастаться хочет „гениальным ребёнком“, кто-то просто дурак, не думающий о последствиях. Дитё за час наестся, потом оно устанет и ему станет скучно. В лучшем случае начнёт ныть и нудить, портя настроение родителям и их соседям. В худшем — отправиться искать себе развлечения и приключения самостоятельно. И там в итоге может быть буквально всё, что угодно — хотя, скорее, не угодно. Особенно, если таких одарённых и их детей окажется несколько».

Представил, вздрогнул. Тем временем тётушки, утирая скупую слезу, однотипно поздравляли Машу, обязательно вспоминая, какой махонькой они её помнят «буквально вот только что», их мужья жали мне лапу и отходили в сторонку. А вот Борис, Машин старший брат, он же шурин — удивил, но совсем не обрадовал. На регистрации его не было — поезд опоздал на два часа, а вместе с ним и Борис с женой. Не знаю, что помешало ему приехать заранее, да и знать не особо хочу, своих проблем хватает. В общем, увидел его я только сейчас: невысокий, какой-то весь округлый, хоть и не скажешь, что толстый или хотя бы полный. Он подскочил к нам, улыбаясь.

— Привет, сестрёнка, зятёк! Поздравляю! Семейства Мурлыкиных прибыло!

— Спасибо. У вас второй ребёнок родился? — Не понятно, зачем он нам это сообщает, и с чем именно поздравляет в таком случае.

— А ты забавный, зятёк! Ладно, готовься вливаться в семью — большие и сильные семьи имеют свои особенности!

И, раньше, чем я смог понять, что он вообще несёт и как на это реагировать — сбежал в направлении тестя и тёщи.

Пользуясь небольшой паузой до следующего гостя (там что-то со шлейфом платья случилось вроде бы), тихонько спросил у Маши:

— Он специально хотел меня, нас с тобой, оскорбить — или просто идиот? Он что вообще нёс⁈

— Он самовлюблённый и самоуверенный болван. Похоже, решил, что ты вошёл в наш род.

— Он серебро от адаманта на вид не различает⁈

Ответить Маша мне не успела, подошли следующие гости — начальник Мурлыкина в чине, равном бригадиру[1] и в двух годах от пенсии.

Когда все были встречены и поприветствованы, мы вернулись к обсуждению шурина и его поведения.

— Он скорее всего на перстни вообще не смотрел. Боря, если себе что-то придумал, как оно должно быть — фактами уже не интересуется, считает, что сам знает, «как оно на самом деле», а кто говорит другое — или врёт, или «ничего не понимает». Пи этом считает себя вторым в семье, после отца — на папу замахиваться не рискует пока, а деда считает декоративной фигурой. Сколько я от него натерпелась…

— Если будет просто дурость свою проявлять — то можно и потерпеть. Если же она будет оскорбительна для нашего с тобой рода, да при свидетелях — я просто вынужден буду принять меры, ты же это понимаешь? Строго говоря, он УЖЕ наплёл достаточно, чтобы потребовать от него как минимум извинений — не будь он родственником?

Маша ойкнула, сказала:

— Подожди минутку, я сейчас папу предупрежу.

Она подошла к родителям, я в это время старательно поправлял галстук и запонки перед зеркалом. После минутного, не более, разговора тесть беззвучно ругнулся и ушёл в зал, кого-то (точнее, кое-кого) высматривая. Я взял жену под руку и повёл к нашему месту во главе стола.

— Папа сказал, что Бориса успокоит, проблем от него не будет.

— Хорошо бы. Кстати, а где его жена?

— Эта курица? Где поставил — там и стоит. Он себе под свой характер нашёл очень послушную, хоть и не особо умную девицу с имением в приданом, где никто ему не мешает изображать большого барина. У его клуши право голоса только в общении с прислугой.

— Сурово. Представляю, как они с Васькой цапались, у неё характер не такой, чтоб просто подчиняться.

Маша неожиданно развеселилась.

— О, нет, там всё было интереснее! Васька все его рассуждения выслушивала, со всем соглашалась, а потом выдала что-то типа: «Ты прав, братик, почти во всём, у тебя только одна ошибка. Главной в семье должна быть я, как последняя из наследниц, при рождении и воспитании которой родители учли все ошибки, сделанные на ранних, пробных наследниках». В восемь лет, на одном дыхании! Бориску так проняло это определение «пробного наследника», что больше он с Васькой на эту тему не разговаривал!

На этой ноте, с исправившимся настроением, мы с Муркой и заняли свои места во главе стола. Дальше была обычная свадьба, кто был на одной — был на всех. Гости по очереди по команде конферансье выступали с речами и безо всякой команды периодически жаловались на то, как им горько живётся. Разве что не было ничего похожего на транслируемые дедом сомнительные, если не сказать — пошловатые конкурсы и столь же пошлые «призы». Возможно, где-то на сельских свадьбах у нас такое практикуется, но с благородными лицами развлекаться подобным образом, который может легко быть расценен как насмешка над дворянами и оскорбление достоинства, никто в здравом уме не рискнул бы. И «похищения невесты» тоже не было. Тем не менее, никто не скучал, проводились и танцы, и конкурсы, и всё, что угодно ещё, кроме мордобоя.

Боря изредка мелькал в толпе, но к нам с Машей не приближался и явно не блистал новаторскими идеями касательно моего и Машиного будущего.

Наконец около девяти вечера мы в Машей встали, ритуально пожелали гостям «хорошо отпраздновать» и отправились в супружескую спальню, в роли каковой выступил номер «Люкс» в гостинице. Правда, туда надо было ещё добраться. Чай в бокале неплохо справлялся с ролью виски, пардон — «Рысюхи», а когда мне его замешали с солью и большим количеством лимона — я даже морщился более чем убедительно, но несколько тостов пришлось принять на не подготовленной территории. Из-за этого за руль фургона садиться не хотелось. Ладно, не только из-за этого на самом деле, но и просто — не хотелось. Для этого надо было ещё и Машу из рук выпустить, помимо прочего. Но, как оказалось, на выходе с ограждённой территории постоянно дежурили извозчики с различной грузоподъёмности, но неизменно приличными экипажами. Вот на одном таком мы и доехали до гостиницы. Причём первый в очереди затребовал пять рублей за поездку длиной около половины километра и был послан ездить с такими тарифами по труднодоступным местам, поехали на втором по счёту ландо, владелец которого запросил рубль. Тоже немало, мягко говоря, но деваться некуда, поехали.

В гостинице ушлый портье, увидев свадебное платье, попытался сдать нам «номер для новобрачных», который представлял собой, по сути гостиную от люкса, в центр которой вытащили четырёхспальную кровать, убрав всю остальную мебель, кроме туалетного столика и пуфика перед ним. Причём стоил такой недономер втрое дороже «люкса», в котором, на секундочку, три комнаты. Узнав, что у меня заранее снят и оплачен «Люкс» работник гостиницы только вздохнул и, сверившись с книгой учёта, выдал мне ключ. Ещё две минуты — и мы с моей уже полдня как женой наконец наедине! Только вдвоём, и никто не вправе и не посмеет помешать нам или разлучить!