Бомж (СИ) - Путилов Роман Феликсович. Страница 39
— Ну и что у нас случилось? — в моему…ремню Наташа больше не тянулась, но встала напротив меня, скрестив руки на груди и поджав губы, совсем, как карающая Фемида: — Расскажи, очень интересно.
Через десять минут девушка плакала на моем плече, периодически, слепо тыкаясь в меня губами и размазывая по зареванному лицу, текущие из голубых глаз слезы. Но, постепенно, Наташа успокоилась и начала разрабатывать план.
— У тебя адвокат есть хороший? Ты, на всякий случай, напиши мне его координаты, если что, я его найду… Я знаю, что ты сам с усам, но ты же сам рассказывал, что если тебя в тюрьму «закроют», то оттуда твою жалобу могут просто не передать…
— Ну, так то верно… — я почесал в затылке, признавая, что в таком разрезе я не рассматривал необходимость найма адвоката. Да и, честно говоря, я ее. ни в каком разрезе, не рассматривал, стойко помня, что я адвокатов не люблю, но не сохранив в памяти конкретные причины такой нелюбви. Не кстати вспомнив Семеныча, я подумал, что будь у мужика свой адвокат, не факт, что он сегодня отправился бы в ИВС, а не домой, к жене и детям.
— Хорошо, солнышко, я сейчас напишу данные своего знакомого, он если что, отнесется к делу не формально.
— А еще, Паша, давай ты, все-таки, съездишь на завод и поговоришь с директором. Ну, правда, ведь хорошая, спокойная работа и деньги не плохие…
— Да, малыш, завтра съездим, раз судьба так повернулась, все равно от службы отстранили. Но ты меня тоже пойми — я боюсь, я же ни хрена не помню в этой юриспруденции. В милиции проще — я просто чувствую, что человек врет и давлю на него, для этого никаких знаний не надо. Меня мужик спрашивает — откуда вы узнали, кому я технику продал, а что тут знать — если человек тропинку куда-то протоптал, то скорее всего он по ней и в следующей раз пойдет. Если он за день арендовал экскаватор в какой-то конторе, то, скорее всего, он сворованный экскаватор туда и продал, верно я думаю?
— Ну конечно верно. — Наташа, уже прокрутившая в голове картинку, как я уволился из милиции и стал солидным юристом на большом заводе, милостиво чмокнула меня в нос: — Я знаю, ты умный и справишься. Пойдем, я тебя покормлю.
Глава 20
Глава двадцатая.
Погружение в профессию.
Август 1993 года.
Пропуск на завод у меня был — лежала в бардачке автомобиля непонятная картонка с моей фотографией и кучей штампов, от цифр до геометрических фигурок. Хорошо, что на карточке отсутствовала печать Завода, иначе мои недоброжелатели, у которых какое-то время был мой «Ниссан», живо бы выяснили о наличии у меня дополнительного источника дохода.
Охранник на проходной равнодушно скользнул взглядом по пропуску, после чего, вновь уткнулся в газету со сковородами, а я, выйдя из будки, растерянно закрутил головой — судя по всему, мне надо было идти прямо, к зданию заводоуправления, вряд ли юрист сидел в двух огромных бетонных коробках цехов.
Пока пересекал двор, примерно половина встреченных мной людей кивала мне, а пара человек даже пожало руку. Немного осмелев, я решил сначала найти свое рабочее место, после чего…
— Паша, здорово… — меня хлопнул сзади по плечу здоровый парень, одетый в хорошо сидящий костюм: — Что, снова вместе работать будем?
— Ага, будем. — мне оставалось только кивнуть головой.
— Ты где пропадал то? — парень, ненавязчиво подталкивая, вел меня по широкой лестнице уходящей вверх: — Слушай, Паша, хотел тебя спросить — а мы работать дальше будем?
Судя по интонации, в слово «работать» парень вкладывал значение «получать хорошие деньги», а не «тяжело, физически трудится».
— Я постараюсь в ближайшее время снова начать.
— Классно, звони или заходи в любе время. — мы незаметно поднялись на четвертый этаж старого здания и парень, проведя меня по длинному коридору, остановился у двери с, позолотой по-черному, табличкой «Константин Генрихович Герлингер. Председатель профсоюзного комитета ПО 'Энергоспецремонт».
— Ну ладно, если время есть, то заходи через пять минут, чаю попьем… = -дверь профкома захлопнулась, а я прошел еще несколько метров и увидел дверь «Юридическое бюро».
На большой связке ключей я нашел подходящий для замка, и потянул дверь на себя.
Кабинет, среднего размера комната, с двумя канцелярскими столами и десятком стульев, носил следы беспорядочной эвакуации. Посреди комнаты лежал лист бумаги с темным следом от женской туфельки, а на столе у стены, стояла чашка, наполовину полная. На коричневой поверхности жидкости, бывшей когда-то чаем, плавал островок сиреневой плесени.
Меня передернуло, я оглядел все столы и закутки кабинета, нашел еще две чашки, примерно в таком-же состоянии, и двинулся в коридор, в поисках туалета.
Чай у председателя профсоюза был хороший, чувствуется, что, недавно вышедшая на рынок, марка «Майский чай» пока старается держать уровень качества. Печенье у моего нового-старого приятеля тоже нашлось, и он им щедро поделился.
— Богато живешь… -я вгрызся в рассыпчатую печенюшку.
— Ой, да кто бы говорил…- судя по кислой физиономии профсоюзного лидера уровень моих доходов являлись его мечтой: — Мне, чтобы директор деньги перечислил на счет профкома, надо за директором две недели бегать, а ты даже на заводе не появляешься, а директор не хочет никого на твое место брать…
— Да ладно? — признаюсь, эта новость меня приободрила и мое нежелание идти в кабинет генерального директора чуть-чуть уменьшилось. Возможно, не все так плохо и меня не погонят с порога директорского кабинета, как только я переступлю порог.
— Ладно, пойду, покажусь на директорском этаже… — я стряхнул с джинсов осыпавшиеся крошки, пожал профбоссу руку и двинулся в неизвестность. Традиционно, кабинет директора находился на втором, «директорском» этаже.
Коридор второго этажа был тих и безлюден, видимо все начальство разъехалось по своим делам. В глубине мозга пульсировала трусливая надежда, что директора нет на месте и неприятный разговор можно будет отложить на неопределенное время, но я вспомнил свой расчетный листок из бухгалтерии Дорожного РОВД, который позволял выживать, если питаться исключительно крупой «Артек» или «Полтавка», сваренной на воде, и решительно потянул дверь кабинета главного на себя. Дверь предательски заскрипела, из глубины кабинета кто-то сердито гаркнул «Ну кто там топчется? Заходите!».
Я заглянул в кабинет — возле большого, «президентского» стола, стоял, опираясь на трость, плотный мужчина лет пятидесяти, одетый в свободную рубашку навыпуск, с коротким рукавом и темные джинсы. Человек не сводил с меня сердитого взгляда темных, колючих глаз.
— Приперся? А кто тебя звал?
— Ну раз вам некогда, я в следующий раз зайду… — я попытался выкатится обратно в коридор, но, уже за порогом, меня настиг гневный окрик:
— Куда! Назад вернись.
Пришлось вновь открывать дверь, которой я, непостижимым образом успел отгородится от хозяина кабинета.
— Здравствуйте, Григорий Андреевич. А это я, вас решил побеспокоить…
— Ну хорошо, что нашел время зайти… — хозяин кабинета, опираясь на трость, сделал два шага и плюхнулся в дорогое кожаное кресло с высокой спинкой: — Ну, расскажи, Павел, где ты месяц шлялся и почему не организовал работу в свое отсутствие?
— Извините, Григорий Андреевич, но я в аварии пострадал и не мог о себе сообщить. Даже родители не знали, что я в больнице лежу, думали, что я в командировку внезапно уехал…
— а позвонить тебе религия не позволила?
— Да я без сознания почти все время был… — придал я своему голосу толечку истеричной злости для правдоподобия: — А у них там, в больнице поселковой, ни врачей, ни машин, ни лекарств, короче, ничего нет. Хорошо, что сам, без аппарата дышал, а то бы и загнулся, пока они решали, что со мной делать…
— Ну ладно, ладно, не переживай…- я чуть не упал со стула, услышав в голосе грозного директора искреннее сочувствие: — Живой остался, вот и слава Богу, с каждым может приключится. Ты же помнишь, как ты со мной в больнице сидел, когда меня зимой подстрелили…