Последняя инстанция - Корнуэлл Патрисия. Страница 114

Подставить меня и запутать дело брата так, чтобы его вину нельзя было доказать, тоже в интересах Джея Талли, верно? Бергер застывает на месте, перестав вышагивать, и устремляет на меня пристальный взгляд.

Не знаю, могу ли ответить на этот вопрос. Тогда она снова пускается в путь. Когда он напал на меня в номере мотеля и сунул в рот кляп, я поцарапала ему руки, не правда ли?

— Помню, что сопротивлялась, — отвечаю. — А после всего уже заметила, что под ногтями кровь. И кожа.

— Кожа не ваша? Может быть, вы сами себя поцарапали во время борьбы?

— Нет.

Она возвращается к столу и в кипе бумаг выискивает очередной отчет из лаборатории. Буфорд Райтер сидит с серым лицом, весь напрягся, насторожен. Проба тканей, извлеченных из-под моих ногтей, подтверждает, что кровь и кожа принадлежат не мне. ДНК соответствует генной спирали мужчины, который изверг семя в вагину Сьюзан Плесс.

— Получается, что это Джей Талли, — говорит Бергер, кивая, и снова пускаясь в путь. — Итак, у нас имеется штатный сотрудник правоохранительных органов, который вошел в половое сношение с женщиной непосредственно перед тем, как с ней жестоко расправились. Кроме того, ДНК этого человека настолько близка к ДНК Жан-Батиста Шандонне, что можно с уверенностью назвать их близкими родственниками — скорее всего родными братьями. Нам доподлинно известно, что Джей Талли не настоящее имя этого человека. Он ходячее олицетворение лжи. Преступник избивал вас, доктор Скарпетта?

— Да. Ударил по лицу.

— Он привязал вас к кровати с явным намерением пытать при помощи сушильного пистолета?

— Такое у меня сложилось впечатление.

— Приказал раздеться, связал, сунул в рот кляп и намеревался убить?

— Да. Он ясно дал понять, что в живых меня не оставит.

— Почему же этого не произошло, доктор Скарпетта? — спрашивает Бергер с таким видом, словно не верит ни единому моему слову. Только все это игра, постановка: она на моей стороне. Я точно знаю.

Смотрю на пожилую даму, напоминающую мне мать. Объясняю, что, когда Джей меня связал и заткнул рот, я почти не дышала. Испугалась, дыхание стало поверхностным, а кровь при этом насыщается кислородом недостаточно. Я потеряла сознание, а когда пришла в себя, рядом была Люси. Меня развязали, рот освободили, а Джей Талли с Бев Киффин исчезли.

— Показания Люси мы уже выслушали, — говорит Бергер, задумчиво направляясь к скамье присяжных. — Из ее показаний нам известно, как развивались события после того, как вы потеряли сознание. Доктор Скарпетта, что рассказала вам племянница, когда вы пришли в себя?

Пересказывать слова Люси на суде равнозначно распространению слухов или домыслов. Да, здесь, на этом в высшей степени уникальном разбирательстве, Бергер прощается почти все.

— Сказала, что на ней был бронежилет, — отвечаю на вопрос. — И что в номере состоялась беседа...

— Между вашей племянницей и хозяйкой мотеля, — разъясняет Бергер.

— Да. Люси стояла, прислонившись к стене, а Киффин навела на нее ружье. Выстрелила. Основную силу удара принял на себя бронежилет. Хотя у Люси остались сильные ушибы, она не пострадала, быстро выхватила у миссис Киффин ружье и выскочила из номера.

— Потому что на тот момент у нее была другая цель: спасти вас. Она не стала задерживаться у Бев Киффин, чтобы связать ее и пленить, поскольку первоочередной задачей были вы.

— Да. Дальше, по ее словам, она начала бить ногами в двери. Поскольку Люси не знала, в каком номере я нахожусь, она решила обежать мотель с тыла, где окна выходят на бассейн. Люси нашла номер, в котором меня держали, увидела, что я привязана к кровати, прикладом выбила стекло и ворвалась внутрь. Джей к тому времени успел сбежать. Люси говорит, что, пока она пыталась привести меня в чувство, где-то поблизости взревел мотоцикл. Видимо, злоумышленники на нем и скрылись.

— С тех пор Джей Талли не подавал о себе вестей? — Бергер умолкает, в упор глядя на меня.

— Нет, — говорю, и впервые за этот долгий день меня начинает трясти от злости.

— А про Бев Киффин вы не слышали? Где, по-вашему, она сейчас может находиться?

— Не имею представления.

— Итак, они пустились в бега. Хозяйка мотеля бросила двух малолетних детей и собаку, принадлежащую семье. Ту самую, которую так любил Бенни Уайт. Вероятно, возвращаясь из церкви, он заскочил в мотель именно ради несчастной псины. Кстати говоря, сын Киффин, Сони, не обмолвился, что частенько поддразнивал паренька? Он, кажется, сознался, что мальчик заскочил после церкви в мотель поинтересоваться, не нашлась ли Мистер Арахис. Вот его слова: «Собака пошла искупаться, а Бенни заходил, чтобы поиграть с Мистером Арахисом». После того как преступники пытались расправиться с вами и вашей племянницей, а потом скрылись в неизвестном направлении, с мальчиком беседовал детектив Марино, которому Сони все это и поведал?

— Не могу подтвердить, что рассказал Сони Питу Марино, — отвечаю, хотя Бергер и не ждет моего ответа. Она просто излагает информацию перед присяжными, завуалировав ее в форме вопроса. Глаза пеленой заволакивает, когда я вспоминаю несчастное животное и его жуткую гибель.

— Только ведь вы с Люси все-таки обнаружили собаку на территории кемпинга, пока ждали полицию, верно, доктор Скарпетта? — продолжает Бергер.

— Да. — Слезы стоят в глазах.

Собака нашлась за мотелем, на дне плавательного бассейна, к задним лапам кто-то привязал кирпичи. Присяжная в цветастом платье заплакала. Еще какая-то женщина на скамье, тяжко вздохнув, прикрывает рукой глаза. На лицах написано негодование, даже ненависть. В зале заседаний повисает тягостное молчание. Бергер держит паузу, безмолвствует, желая, чтобы картина жестокой расправы над животным накрепко запечатлелась в воображении тех, кто будет решать мою судьбу.

— Кто же способен на такое! — вскрикивает женщина, похожая на мою мать, вытирая глаза. — Нелюди!..

— Негодяи и мерзавцы.

— Господь защитил вас. — Один из присяжных качает головой, радуясь за меня.

Бергер делает три шага. Обводит присяжных внимательным взглядом. Долго смотрит на меня.

— Спасибо вам, доктор Скарпетта, — тихо говорит она. — В мире действительно есть злые, чудовищные люди. — Бергер произносит слова мягко, рассчитывая на присяжных. — Спасибо, что провели с нами время, невзирая на боль и муки ада, через которые вам довелось пройти. — Она оборачивается к присяжным. — Самого настоящего ада.

Все единодушно кивают.

— Вот уж точно пекло, — говорит мне присяжная в цветастом платье, будто я сама не знаю. — Через такое вам довелось пройти... Можно, я задам один вопрос? Нам ведь разрешается спрашивать, да?

— Прошу вас, — отвечает Бергер.

— В том, что я поняла, я не сомневаюсь. — Это относится ко мне. — Просто знаете что? В наши времена, когда я была маленькой девочкой, если ты не говорила правду, тебя как следует хлестали по мягкому месту. Как следует хлестали. — Она выпячивает подбородок в праведном негодовании. — Впервые услышала от вас, что люди способны на такое. Не знаю, смогу ли теперь спокойно спать по ночам. Но я не об этом...

— Да уж, прекрасно понимаю, — говорю я.

— Так значит, я вот к чему... — Она устремляет на меня пристальный взгляд, обхватив руками пухлую зеленую сумочку под локоток. — Признайтесь, вы это сделали? Вы убили ту женщину из полиции?

— Нет, мэм, — как никогда в жизни, уверенно заявляю я. — Я никого не убивала.

Ждем реакцию. Все замерли, сидят тихо, не переговариваются, не задают вопросов. Присяжные приняли решение. Хайме Бергер подходит к столу и начинает собирать бумаги. Разравнивает листки, постучав стопкой по столу. Немного выждав, поднимает голову. Поочередно встречается взглядом с каждым из собравшихся и, наконец, со мной.

— Более вопросов не имею, — говорит она. — Леди и джентльмены. — Подходит к самым перилам, окаймляющим скамью, склоняется к присяжным, будто стоит на палубе огромного корабля. Дама в цветастом платье и ее коллеги — мой фарватер в опасном, неспокойном море.