Путешествие на «Париже» - Гинтер Дана. Страница 33

Она открыла глаза и захлопнула дневник. К чему было все это перечитывать? Долгие прогулки, нежные ласки, настойчивые мольбы и ее возвращение на поезде домой в одиночестве. Все это она и так отлично помнила.

Неожиданно Вера почувствовала, что в комнате стало очень тепло. Она сбросила шаль и приложила ладони к щекам. От ее дряблой кожи веяло жаром. Что это, лихорадка? Или жар от воспоминаний о Ласло? Она и сама не знала, что хуже – первое или второе.

Обливаясь потом, Жюли лежала в постели. Задыхаясь, она хватала ртом воздух и с ужасом думала, что вот-вот потонет. В испуге она уставилась на кровать Симоны – сейчас эта кровать упадет и раздавит ее!

Жюли снова приснился тот страшный сон, который мучил ее со времени гибели Лоика. В этом сне она в родительском доме одна, и вдруг в него молча входят трое незнакомцев. Ей не видны их лица, но их тела, наполовину скрытые отрепьями, изуродованы оспой и выпуклыми красными пятнами. Незнакомцы начинают набивать свои мешки вещами, и их проворные пальцы действуют с невообразимой быстротой. «Прошу вас, прошу вас! – кричит Жюли. – Позвольте мне оставить мамины подарки! Эти вещи вам не нужны». Она хватает кружево, а со второго этажа кто-то кричит: «Не смей!» – и ловкие пальцы тут же выхватывают кружево у нее из рук. Незнакомцы исчезают в ночи, а Жюли снова остается в пустом доме одна.

Даже когда этот сон приснился ей в первый раз, она поняла его смысл: ценности, полученные ею от матери, были вовсе не кружева, а ее братья. Ей не позволено было их сохранить – смерть отняла у нее братьев, отняла без всякого промедления. Не успела Жюли немного прийти в себя, как ей вспомнились бездумные, колкие замечания Николая. От злости она вонзила ногти в ладонь.

Заметив, что женщины натягивают чулки и приводят в порядок волосы, Жюли поняла, что проспала. Она резко поднялась с постели, но, почувствовав головокружение, ухватилась за подпорку. Вдох, выдох – и она начала натягивать на себя новенькую форму: незамысловатое платье с большими пуговицами и хлопчатобумажные панталоны – надеть такую одежду можно в одну минуту.

Аппетита у Жюли по-прежнему не было, но она решила, что перед подачей завтрака пассажирам ей надо зайти в фойе и выпить чашку чая. Она села на свободное место с краю скамьи и, дуя на горячий чай, стала прислушиваться к разговорам женщин.

– Вчера я продала Дугласу Фэрбенксу дюжину роз, – похвасталась хорошенькая блондинка. – Он настоящий джентльмен, – с понимающим видом добавила она. – Очень вежливый мужчина.

– Знаю, знаю! – воскликнула изящная брюнетка на другом конце скамьи. – Он купил у меня кубинские сигары!

– Какой он чудный в «Знаке Зорро»! – вставила Симона, и в ответ послышались томные вздохи. – А в «Его величество, американец»? Такой обаятельный!

– А я вчера на палубе видела Мэри Пикфорд, – сообщила другая. – Волосы у нее в жизни такие же красивые, как и в кино!

– Но вы думаете, это перманент? Или собственные? – сочтя предмет достойным дискуссии, спросила одна их парикмахерш.

– Ха! – хмыкнула няня. – Да разве можно сравнить этих американских актрис с нашей Сарой Бернар? Даже сейчас, с одной ногой, она может всех их запросто обскакать!

Но тут, хлопая в ладоши, в комнату влетела мадам Трембле.

– Семь часов! Пошевеливайтесь! Пора приступать к работе!

Женщины, посмотрев на часы, грустно вздохнули и разбрелись кто куда. На выходе Симона наклонилась к Жюли.

– Ну, расскажи, – расплываясь в улыбке, прошептала она, – как прошло свидание при луне? Когда вы танцевали, я подумала: ну вылитые Дуглас Фэрбенкс и Мэри Пикфорд!

– Ну… – начала Жюли и беспокойно оглянулась, обдумывая, что ей ответить. – Когда мы с ним немного лучше познакомились… Похоже, он не тот человек, за которого я его принимала.

– Ну да? – Симона поморщилась, будто пыталась одновременно выказать сочувствие Жюли и скрыть свое ликование. – А мне казалось, он к тебе так серьезно относится! Когда мы танцевали, он только об этом и говорил!

– Неужели? – Жюли удивленно вскинула брови, сама не понимая, почему эти слова вызвали у нее неприязнь. – Уверена, что вы с ним нашли о чем поговорить.

– Мы с ним нашли над чем посмеяться! – Симона невинно улыбнулась. – Как жаль, что у вас ничего не вышло.

– Я этого не говорила! – неожиданно почувствовав ревность, заявила Жюли. – Мы просто поспорили. Ничего страшного не произошло.

– Понятно. – Симона пожала плечами. – Ладно, держи меня в курсе!

Они вошли в столовую, и Жюли изо всех сил старалась не грустить. Неужели их отношения не сложились? Неужели ее роман кончился, не успев даже начаться? Она машинально начала накрывать столы – шагая по узкой комнате, она расставляла тарелки, чашки и блюдца, раскладывала ложки, но мыслями без конца возвращалась к его поцелуям. Мрачно вздохнув, Жюли направилась на кухню принести сахарницы и мед.

– Доброе утро, – приветствовала она шеф-повара.

Паскаль уже собрался ей улыбнуться, но вместо этого тревожно нахмурился.

– Детка, ты все еще бледная, – заметил он.

– Не очень хорошо спала, – отговорилась Жюли.

Паскаль на минуту задумался.

– Послушай. Можешь сделать мне небольшое одолжение? Поднимись наверх в главную кухню и принеси мне несколько лимонов. Мне кажется, в такой хмурый день лимоны к чаю совсем не помешают, верно?

Паскаль вручил ей маленький сетчатый мешочек.

– Восемь-десять лимонов. Скажи: для Паскаля.

– С удовольствием, – слабо улыбнувшись, ответила Жюли.

Она и правда обрадовалась, что может хоть ненадолго вырваться из третьего класса и пусть всего на несколько минут, но все-таки сменить обстановку.

– Ты, Жюли, не торопись, – добавил Паскаль. – Поднимись туда и подыши свежим воздухом. И прихвати чуть-чуть для старика Паскаля!

Жюли шагала по пустому коридору, как вдруг ее кто-то схватил за руку и ущипнул. Она в ужасе обернулась и увидела перед собой мадам Трембле – рот в ниточку, брови дугой.

– Куда же это вы направляетесь? – Крепко держа Жюли за руку, точно та была преступницей, вознамерившейся сбежать из заключения, она бросила взгляд на часы. – Разве вам не положено быть в столовой?

– Паскаль послал меня принести лимоны, мэм, – запинаясь и протягивая ей в доказательство своих слов сетчатый мешочек, проговорила Жюли.

Мадам Трембле отпустила руку Жюли, но продолжала смотреть на нее все так же надменно, а потом вдруг наклонилась и заправила ей прядь волос под шапочку.

– Сегодня вечером вы мне понадобитесь в раздевалке, – заявила мадам Трембле. – Мари-Клэр вчера себя поранила. Ткнула себе в глаз вешалкой! Как такое можно себе представить?! – взревела она. – Надеюсь, вы не такая неуклюжая.

– Нет, мэм, – отрицательно покачала головой Жюли и для верности добавила: – У меня большой опыт в обращении с вешалками.

«Ну и глупость же я сморозила».

– Мне придется найти для вас форму прислуги первого класса, – оглядывая Жюли с головы до ног, сказала мадам Трембле. – Детского размера, конечно! А волосы распустите по плечам.

– Слушаюсь, мэм. – Жюли улыбнулась и сделала реверанс.

– К завтрашнему дню Мари-Клэр наверняка поправится, – с подозрением глядя на довольное лицо Жюли, заверила ее мадам Трембле. – Это задание только на сегодня.

Взбираясь по ступеням к палубе первого класса, Жюли в воображении рисовала себе предстоящий вечер. Она уже видела, как элегантные пассажиры первого класса вверяют ей свои пальто и шляпы, – о которых она, разумеется, позаботится самым лучшим образом, – а потом одаривают ее щедрыми чаевыми. Затем в столовую явится Дуглас Фэрбенкс, с сигарой во рту, под руку с Мэри Пикфорд, а у нее в руках букет роз; и Дуглас, проходя в столовую, подмигнет Жюли.

Но стоило ей выйти на палубу, как ее улыбку тут же поглотил туман. Гавр тоже время от времени окутывался легкой дымкой, но такого густого тумана Жюли еще никогда не видела. На палубе было пусто, безмолвно и зловеще. Жюли оглянулась: пассажиры, похоже, от этой влажной мглы укрылись в гостиных и библиотеках. Слегка разочарованная, она подумала о том, что и работникам машинного отделения вряд ли в такую погоду захочется выходить на палубу. Жюли глубоко вздохнула и, держась за поручень, чтобы не потеряться в этой белесой мгле, двинулась дальше. Раздался протяжный гудок парохода, и Жюли, вслушиваясь в него, приостановилась. Туман надвигался на нее стеной, и ей вдруг стало страшно. Она не видела ничего вокруг. Эта дымчатая пелена ей почему-то напомнила об отравляющем газе. Такими вот белесыми щупальцами он, наверное, и окутывал окоп за окопом?