Путешествие на «Париже» - Гинтер Дана. Страница 60

– Некоторые путешествия слишком короткие, – заметил он. – Я вам не рассказывал, что до войны работал в компании «Вест-Индия». С каким удовольствием я в своей белой форме с белого океанического лайнера сходил на землю то в порту Тринидада, то на Антильских островах, то в Венесуэле… Ах, Констанция, если бы только мы сейчас вместе с вами плыли в Тринидад!

Серж нежно взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.

– Это было бы чудесно, – пробормотала Констанция, но быстро спохватилась. – Нам перед галапредставлением, наверное, надо что-то поесть?

– Что верно, то верно! – согласился доктор и, подняв следующую серебряную крышку, стал накладывать на тарелки кусочки ветчины, фаршированные яйца и белую спаржу.

Серж снова бросил взгляд на Констанцию, резко поставил тарелку на стол и покачал головой.

– Констанция, рядом с вами я о еде и думать не могу.

Сказав это, он и сел рядом с ней – так близко, что коснулся ногой ее ноги.

– Глядя на вас… Вы знаете, что черты вашего лица безупречны? – погладив ее по щеке, прошептал он. – Совершенно безупречны.

– Серж, – взволнованно заговорила Констанция, но он пальцами нежно прикрыл ей губы.

– Я не хочу, чтобы с прибытием в Нью-Йорк наши отношения закончились, – сказал он, – но сегодня у нас последний вечер на этом корабле…

Серж нежно коснулся затылка Констанции и притянул ее к себе. Он взъерошил ей волосы, затем губами принялся ласкать ей ухо, а потом игриво и страстно поцеловал ее в губы. В его поцелуе были и нежность, и напористость. Констанцию словно обдало теплой волной, расслабив и одновременно возбудив ее. Все тело ее затрепетало. И хотя ей хотелось, чтобы эти ласки продолжались, она, задыхаясь от волнения, решительно отпрянула.

– Серж, – с вымученным упреком проговорила она.

Затем выпрямилась и дрожащей рукой потянулась за бокалом, лихорадочно подыскивая подходящую тему для разговора. До той минуты как они отправятся на вечеринку и присоединяться к другим, ей нужно было занять его любым, пусть самым ничтожным разговором. От шампанского, корабельной качки, запаха табачного дыма с примесью одеколона у Констанции кружилась голова, и она никак не могла придумать, о чем бы ей с ним поговорить.

– Вы считаете, к тому времени как начнется вечеринка, дождь уже прекратится? – чуть заикаясь, наконец выдавила из себя она.

– Ах, Констанция, – Серж, тяжко вздохнув, взял ее за руку, – должен признаться, что мне куда больше по нраву наша вечеринка на двоих. Я не хочу вас ни с кем делить.

Он поднял бокал.

– За богиню красоты Афродиту!

Серж притянул Констанцию к себе и принялся страстно и умело ее целовать, а она, дрожа, закрыла глаза и еле слышно простонала. Он стал ласково поглаживать ее пышную грудь и нежные бедра, и она уже отвечала на его поцелуи и его разгоравшуюся страсть, как вдруг перед ее глазами мелькнула фотография. Но не та, где были изображены незнакомые ей дети, а та, что принадлежала ей. На этой, так хорошо знакомой ей фотографии улыбки ее дочерей стали постепенно сменяться выражением растерянности, страха и отвращения. Констанция резко отстранилась от Сержа.

– Нет, Серж, я не могу, – чуть не плача, сказала она.

– Но, Констанция, я от вас без ума! И я знаю, что вы ко мне питаете те же чувства.

– Мне очень жаль, – вставая, проговорила она. – Очень жаль.

Она стояла на пороге, держась за дверь, чтобы не упасть, и вбирала в себя свежий воздух. От вечерней прохлады ее опьянение почти выветрилось. Серж, от возбуждения не в силах двинуться с места, все еще сидел на кушетке.

– Констанция, не уходите! – выкрикнул он. – Констанция!

Выходя, она обернулась.

– Да, более подходящего имени для меня и не найти [16], – сказала она и ушла.

В спальню с шумом ввалились работницы третьего класса, из-за громкого смеха их слов было не разобрать, и Жюли мгновенно пробудилась от тяжкого сна. Вечерняя смена закончилась. С тяжелой головой и неприятным вкусом во рту Жюли приподнялась на постели, ей казалось, что она весит тысячу фунтов, не меньше. Она спустилась с кровати и поплелась в ванную комнату, а девушки вокруг бросали на нее косые взгляды и перешептывались. Жюли так и проспала все это время в рабочей форме, и теперь форма была помята, и казалось, что сидит она на ней криво. Жюли никто не дразнил, но никто с ней и не здоровался. Их предводительницы Симоны в комнате не было.

Ополоснув лицо и прополоскав рот, Жюли вышла в коридор. Идти в спальню у нее не было ни малейшего желания; эта набитая двухъярусными кроватями комната стала для нее враждебной территорией, работницы третьего класса не хотели иметь с ней ничего общего, а остальные были к ней равнодушны. Жюли снова вспомнила о Николае. С того первого утра в порту Гавра он был к ней дружелюбен. Он преследовал ее, он желал ее, говорил, что любит. Жюли вспомнила его любовные записки, порванные и скомканные, они лежали у нее под подушкой, вспомнила о подаренном ей медальоне. Может, он просто где-то задержался?

Жюли хотелось, чтобы он объяснил, что все-таки случилось, но снова спуститься в машинное отделение ей было просто не под силу. Придется подождать, пока он к ней явится сам. Так будет лучше в любом случае – пусть не думает, будто ей невтерпеж. Жюли заглянула на кухню, но Паскаля там уже не было; она забрела в общую комнату, но в ней было не продохнуть от сигаретного дыма, и она не продержалась там и минуты. Ей так хотелось подышать свежим воздухом, и хотя на море все еще штормило, она решила выйти на палубу.

Она толкнула тяжелую дверь, и ее мгновенно обдало прохладой. Дождь прошел, и пронизанный холодом воздух почти сразу привел ее в чувство. Глубоко дыша, Жюли шагала по палубе мимо гигантской катушки с намотанной на нее веревкой, мимо перевернутых вверх тормашками шезлонгов, как вдруг впереди мелькнула чья-то фигура – в углу, прислонясь к стене, стоял какой-то крупный мужчина. Жюли улыбнулась – это был Николай.

Ни на миг не задумываясь, что она ему скажет, Жюли бесшумно двинулась к Николаю. Луна почти скрылась в облаках, завывание ветра заглушало ее шаги, подкрасться к нему незаметно не составит никакого труда. Николай стоял в одиночестве с закрытыми глазами, с чуть приоткрытым ртом, а его большие руки покоились на каком-то стоявшем перед ним предмете. На бочке? На вентиляционном отверстии? Что он делает на таком холоде? Уже в двух шагах от него она увидела, как переменилось выражение его лица. Голова резко дернулась вверх, тело напряглась. Он схватил стоявший перед ним предмет, и в руке его оказался клок волос. Перед ним была женская голова.

Жюли не шевелилась. Николай открыл глаза, медленно сосредоточил взгляд на Жюли и усмехнулся, а женщина, поднявшись с колен, встала рядом с ним.

– Видишь, Николай? Я знаю, как доставить мужчине удовольствие!

Это был голос Симоны. Она потянулась, чтобы поцеловать Николая, но он резко развернул ее в другую сторону.

– Симона, – явно забавляясь, проговорил он, – ты ведь знакома с Жюли.

Симона, увидев каменное лицо Жюли, расхохоталась.

– Что? – задрав вверх голову и ухватившись за Николая, вскричала она. – Пришла поучиться?

Глядя на них в упор и ожидая, что Николай хоть что-то ей объяснит, Жюли постояла еще с минуту. Но Николай не произнес ни слова. Он лишь самодовольно усмехнулся и схватил Симону за грудь. Жюли развернулась, чтобы бежать прочь, а ей вдогонку раздался восторженный крик Симоны:

– Ах ты озорник!

Почти добежав до двери, Жюли споткнулась о шезлонг и поцарапала колено. Они смеялись ей вслед, она это чувствовала, но слышала лишь завывание ветра.

Интересно, догонит ее Николай? Но что он может теперь ей сказать? Жюли пробрала дрожь, и она, обхватив себя руками, попыталась согреться. Зачем она позволила ему до себя дотронуться? Ей вспомнились сияющие свинячьи глазки Симоны. Неужто ей это приснилось? Симона стоит на коленях на ледяном металлическом полу с заткнутым ртом, и это ее величайшая победа? Пусть берет его. Жюли теперь ненавидела их обоих.