Ручей повешенной женщины - Ламур Луис. Страница 3
— Ты бы мог так и под колеса угодить, — заметил я.
Он хохотнул в ответ:
— Мой номер еще не выпал.
В глазах его вспыхнули бесовские огоньки, и это мне совсем не понравилось. Может, оттого, что в его усмешке таилось еще и презрение. А по-моему, никто не имеет права презирать другого человека… особенно тех, кто придерживается иных взглядов на жизнь. Время от времени мне доводилось видеть, как умирают люди, и я что-то не замечал, чтобы провидение о ком-то из нас заботилось особо.
Сдается мне, наш жребий определяется по большей части случайностью, капризом судьбы и стечением обстоятельств. Люди, смерть которых я видел, почти всегда умирали оттого, что оказывались не в том месте, не в то время, а уж какими они были, не играло ровным счетом никакой роли. Отличные ребята погибали так же легко, как и негодяи, храбрецы так же внезапно, как и трусы.
Что до меня, то я всегда делал так, как считал нужным, и не рисковал понапрасну. Ведь на моей памяти столько парней погибло — и все из-за того, что люди хотели показать, какие они храбрецы; а некоторые гибли совсем уж по-дурацки, просто поддавшись на подначки и ввязавшись в совершенно бессмысленное предприятие.
— Те четверо, они приходили по мою душу? — поинтересовался Ван Боккелен.
— Угу.
— И что они сказали?
— Да ничего особенного. Только, похоже, им очень уж хотелось заполучить тебя. Так что тебе лучше избегать людных мест, — добавил я. — А мы как раз подъезжаем к городу.
— Ты называешь это городом? — Он загоготал. — Не город, а с десяток придорожных лачуг. Да и не стану я бояться площадных шутов.
«Площадные шуты… « Так иногда называли блюстителей порядка в маленьких городках. Но сам я не считал их шутами. Как правило, констебль или судебный исполнитель в таком городишке — человек отнюдь не робкого десятка, и, дай ему возможность, он покажет, на что способен. Потому я и решил: чем дальше мы будем держаться от Ван Боккелена, тем лучше. Парень явно напрашивался на неприятности. На кладбище Бут-Хилл полно таких ребят.
— Плевать мне на них. — Ван Боккелен похлопал себя по карманам. — У меня найдется, чем их угостить!
Ну почему все эти «крутые» ребята так похожи друг на друга, и разговорчики их — ну просто один к одному? Сколько раз в своей жизни я слышал такой же вот треп? И каждый из этих парней воображает, что имеет патент на удачу и лучшие в мире мозги. Все они сидят в своих норах, точно дикие звери, и лишь время от времени выходят на охоту. А потом снова скрываются от закона да бахвалятся планами на будущее. И кончают так же, как шайка Юнца Джеймса, — нарываются на кучку фермеров или дельцов в каком-нибудь захолустном городишке и превращаются в ворох тряпья, изодранный пулями.
— Твоя пушка, — сообщил я ему, — она поможет тебе устроиться в Бут-Хилл со всеми удобствами. На тамошнем кладбище места хватает.
Эдди Холт поднялся.
— Пронто, давай слезем да раздобудем чего-нибудь съестного.
Ван Боккелен фыркнул:
— Вы что, ребятки, совсем без гроша? Не дурите. Держитесь меня, будете купаться в долларах.
— А ты, что же, миллионер? — Я усмехнулся.
В глазах его вспыхнули все те же бесовские огоньки.
— Миллионер или нет — это не важно. Но дела мои идут неплохо. — С этими словами он вытащил из кармана пачку банкнот. — Этого, думаю, нам хватит.
— Эдди, гляди, вон у дома куча дров и топоры, — показал я. — Может, заработаем себе завтрак?
Эдди соскочил на шпалы, немного пробежался и, повернувшись, пошел мне навстречу. Ну, а я тоже уже спрыгнул с поезда, не забыв, конечно, перед этим швырнуть седло в траву.
Из уходящего вагона донеслось:
— Работяги-простофили! Придурки деревенские!
— Не нравится мне этот тип, — сказал Эдди. — От таких одни неприятности.
Я подошел к дому и постучал в дверь. Эдди ждал меня у кучи дров. Открыла мне крепкого сложения ирландка. Взглянув на меня, она перевела взгляд на мой тюк.
— Что там такое? — спросила она.
— Мое седло, мэм. Вообще-то я наездник, но сейчас меня самого пришпоривает двухдневный голод. Мы с приятелем увидели у вас там два топора и подумали — не заработать ли себе завтрак?
— Что ж, вы крепкие парни. Помашите малость топорами, а я покуда соберусь с мыслями.
Мы проработали всего несколько минут, когда хозяйка подошла к двери.
— Ладно, ребята, кончай работу! — крикнула она. — Скоро придет Пат. Он убьет меня, если увидит, что я заставила вас работать за кормежку.
Она вынесла две глубокие тарелки, с верхом нагруженные ломтями ветчины, картофельным пюре и кукурузными початками, и поставила их на крыльцо.
— Будет мало, постучите. Пат и сам отменный едок, ему ничего не стоит справиться и с двумя такими порциями, я-то знаю.
Мы принялись за еду. Хозяйка поставила рядом с нами кувшин молока и снова скрылась в доме.
— Здесь куда не пойдешь, везде славные люди, — заметил Эдди. — Она точно не заметила, что я черный.
— Может, действительно, — не заметила? — предположил я.
Ну что ж, коли ее Пат и впрямь отменный едок, решили мы, то нам нельзя ударить в грязь лицом. В общем мы воспользовались ее приглашением и постучали в дверь. Хозяйка вновь наполнила наши тарелки, а затем вынесла на крыльцо здоровенный бумажный пакет, доверху набитый всякой снедью.
— Вот, возьмите немножко на дорогу, — сказала она. — И еще чуток кофе, если у вас найдется, в чем его сварить.
— Спасибо, мэм, — сказал я. — Большое вам спасибо.
— Премного обязан, — блеснул учтивостью Эдди.
— Говорят, бродяги ставят пометки на дверях домов, где их покормили. Это правда?
— Понятия не имею, мэм. Но я всегда буду вспоминать этот дом как обитель прекраснейшего цветка старой Ирландии. Вы просто прелесть, мэм.
— Ох, да Бог с тобой! Ладно, вы получили свой завтрак. А теперь ступайте своей дорогой.
Ночь мы снова провели в товарном вагоне, слыша сквозь сон потрескивание стенок на повороте и тяжкое громыханье колес по рельсам. Ван Боккелена мы больше не видели. Я был уверен, что он покинул город раньше нас, и, признаться, весьма радовался этому.
— Где следующая остановка? — полюбопытствовал Эдди. — Я еще ни разу не ездил в этом направлении.
— Полагаю, в Джимтауне. Если мы сумеем запастись там провизией, то сможем потом доехать до самого Майлс-Сити. Придется, правда, чуток затянуть пояса.
Поезд мчался вперед, изредка издавая низкие протяжные гудки. Страна, по которой мы сейчас катили, была покрыта простиравшимися на многие мили пшеничными полями. Порою мелькали полоски пастбищ. Однообразие бескрайней прерии время от времени нарушалось пологими холмами или небольшими озерцами и болотцами, обрамленными низкорослым кустарником.
Небольшие рощицы виднелись лишь у речек; да возле некоторых ферм или деревушек зеленели посадки.
Подъезжая к Джимтауну, товарняк притормозил; мы выпрыгнули из вагона и направились к Мэйн-стрит. Я попал сюда во второй раз и обнаружил, что со времени моего первого посещения городок сильно изменился.
— Мне было чуть меньше четырнадцати, — рассказывал я Эдди, — когда я приехал сюда на самом первом поезде. Ну, его только пустили по этой дороге… Хозяйство «Би Би» тогда как раз перегоняло скот из Техаса в Абилин, а оттуда стадо везли в Чикаго. Я тоже был с ними. Вот босс и решил взглянуть, какова трава в Дакоте. Потому и отправился на Запад на этом самом поезде, прихватив с собой две-три лошадки да несколько человек помощников. Ну, и меня в том числе.
— В те времена здесь небось почти ничего и не было, — заметил Эдди. — Уж во всяком случае, все выглядело совсем не так, как сейчас.
— Верно. Тогда тут стояли одни палатки, — кивнул я. — Это теперь понастроили… Отели, магазины и прочее.
Я намеревался отыскать человека, которого еще мальчишкой знал в Фарго-средь-леса. В те дни трудно было бы найти злачное место, подобное этому. Оно таким и оставалось, пока солдаты Кастера наконец не очистили его. Джек О'Нил убил троих из них прежде, чем с ним разделались.