С попутным ветром - Ламур Луис. Страница 7

— Я сделаю все, что в моих силах, и единственная моя просьба — отправиться вместе с вами в Европу. Разумеется, если вы пожелаете, чтобы я помог вам.

— Мы можем убить оленя, — гордо заявил дон Мануэль. — Мы умеем охотиться.

— Вы хотите сказать, что умеете убивать животных? — спросил я. — Уверен, что до сих пор вы охотились с загонщиками, которые гнали на вас дичь, чтобы вам удобно было ее застрелить. Здесь охота выглядит иначе. Вам придется долго выслеживать оленя, подбираться к нему вплотную и стрелять наверняка. Затем нужно будет освежевать его, разделать тушу, вырезав нужную часть, и наконец выделать шкуру, чтобы сделать из нее мокасины.

— Мокасины?! Но у нас есть сапоги!

— Надолго ли их хватит, если вам придется переходить вброд ручьи, идти по болотам и кустарникам? А женщины? Их туфельки хороши только для танцевального зала, а никак не для ходьбы по лесам.

Дон Диего решительно отмел мои возражения:

— У нас есть шлюпка, капитан, которую вы сами так любезно починили.

— Шлюпка? — Я пожал плечами. — Мало ли что может произойти во время перехода в четыреста миль! Это вам не прогулка на лодке по озеру! Вероятно, на отдельных участках пути предстоит идти по воде вброд, перетаскивать шлюпку через мели и перекаты. Неизвестно, какие преграды нас ожидают.

Испанцы остолбенели и в полной растерянности разошлись; в их головах не укладывалась сложность и безвыходность их положения. У них не было представления, как выйти из него.

Куда девались мужи старого закала, размышлял я. Такие, как Писарро, Понсе де Леон и Бальбоа? [4] То были сильные, мужественные люди — многие из них были ветеранами войн с маврами. Жестокие времена требовали энергичных и беспощадных воинов, и они умели добиваться цели. Ничто не могло их остановить.

Передо мной же были представители нового поколения — придворные, политики, изощренные во всевозможных интригах. В этом они легко побеждали старых конкистадоров и отнимали у них плоды, завоеванные теми в суровых битвах. Львы убивают, а стервятники пожирают добычу.

Наше время — время радикальных перемен. Весь мир в брожении, и, как всегда, в пору быстрого развития, не обходилось без болезненных явлений.

Люди плыли за море и пускались в смелые авантюры в неизведанных странах, узнавали множество новых вещей, открывали новые народы, новые религии, новых богов. Лютер первым пробил брешь в здании католической церкви, ее обширные владения начали усыхать, а вместе с ними она утрачивала часть своего могущества. Англия, Северная Германия и Скандинавские страны обрели свободу и создали свои собственные церкви. На испанские территории в Новом Свете хлынул поток французов, англичан и голландцев.

Но много было и таких, как дон Диего, а он был, безусловно, не худший среди себе подобных. Эти господа и пальцем не пошевельнут, чтобы сделать что-то своими руками. Дон Диего вполне достойно справлялся с обязанностями правителя небольшой провинции, где действовал в соответствии со сложившимися правилами. Он был искусным дипломатом и придворным в привычной обстановке, но оказывался совершенно беспомощным, как только она менялась. Как и все люди его положения, он с презрением относился к физическому труду, его всегда обслуживали другие. Но здесь не было этих других, кроме Арманда и солдат. И очень скоро дои Диего и его спутники станут для них бременем.

Мне было двадцать восемь лет, из них семнадцать я прожил в условиях жестокой борьбы за существование, в мире, где господствуют богатство и привилегии, которыми я не обладал ни в коей мере. Мои спутники невзлюбили меня, но пока я им был нужен. Мне было известно, что такое испанские тюрьмы. Я также хорошо знал, что людям, в особенности таким, как эти, редко присуще чувство благодарности.

Кончита принесла мне кофе и большой кусок хлеба; я прошептал ей на ухо: «Арманд — хороший парень». Она улыбнулась и убежала. Так между нами установились отношения взаимопонимания и симпатии. А я крайне нуждался в друзьях.

Я сказал Арманду, что этой ночью мы с ним должны поочередно охранять лагерь.

— Тут есть еще Фелипе, — сказал он. — Он очень сильный.

Фелипе был самый младший — ему было, по-моему, не больше семнадцати лет, но это был крепкий парень. И он дружил с Армандом. Остальная компания представляла собой угрюмый и ленивый сброд.

Я чувствовал сильную усталость. Отойдя в сторонку, я лег на песок, загородившись от ветра корой.

Веки мои сомкнулись. Листья шелестели под легким ветром, морские волны шурша накатывались на берег. Я предался воспоминаниям о своем доме, где волны с ревом обрушивались на черные скалы, жадно облизывая их.

Тэттон Чантри — так звали человека, который уже давно умер и имя которого я взял себе, хотя даже не знаю, откуда он родом и кто он такой.

Я думаю над загадкой этого человека с того самого времени, когда мы с отцом вытащили его из моря. Это был красивый, совсем молодой человек, почти юноша.

Он мертв... но он живет во мне, и я ношу его имя. Были ли у него родные, друзья, поместья? Беден он был или богат, храбр или труслив? Как он оказался в море, где мы нашли его?

Эта тайна и поныне остается тайной.

Он говорил с моим отцом, но что он успел сказать, кроме своего имени? Помню лишь, как мой отец склонился к самым его губам, которые судорожно пытались что-то произнести.

Он умер в нашем доме у моря, и потом, когда меня вынудили сменить имя, мне пришло в голову назваться его именем.

С тех пор — к добру ли или к худу — я ношу его имя.

За все эти годы я не встретил никого, кому было бы известно это имя.

Но я не перестаю о нем думать ни на один день.

Глава 5

Арманд разбудил меня, легонько коснувшись моего плеча. Я открыл глаза и увидел над собой небо, покрытое облаками, сквозь которые там и сям проглядывали звезды. Я с трудом высвобождался из пут ночных сновидений, постепенно возвращаясь к реальной действительности.

Я нахожусь на побережье Америки, меня окружают люди, которые относятся ко мне отнюдь не дружески, и мои перспективы, если они у меня вообще есть, весьма сомнительны.

— Все спокойно, — прошептал Арманд.

Фелипе первым заступил на вахту, затем его сменил Арманд. Теперь был мой черед. Больше я никому не доверял.

Арманд проводил меня до внешней границы лагеря, но ему, видно, не хотелось уходить. Он присел рядом со мной, с нашего поста можно было наблюдать одновременно и за берегом, и за лагерем.

Он молчал. Я терпеливо ждал, видя, что он хочет что-то сказать.

— Я думаю, наше положение не завидное, — заговорил он наконец. — Эти люди ровно ничего не понимают, а между тем я чувствую, нам угрожает опасность.

— Ты баск, Арманд. Ты был рыбаком?

— И рыбаком, и пастухом. У нас была рыбацкая лодка и стадо овец в горах возле моря. Меня постоянно манило в море, хотелось узнать, что там, по ту его сторону.

— Такое было и со мной. Меня тоже все время мучило желание узнать, что находится за морем. Я и сейчас хочу это узнать. И когда-нибудь узнаю.

Мы замолчали. Потом, осторожно выбирая слова, я сказал:

— Арманд, я согласен с тобой — мы оказались в сложном положении, нас ждет немало трудностей. Лучше заранее это знать. Но главное, мы можем положиться друг на друга. Вокруг нас бродят индейцы, я видел их. Нам предстоит далекий путь, сохранить свои жизни будет нелегко. А к тому же мы должны позаботиться о женщинах — Кончите и сеньоре Романе.

— Да, — сказал он.

— Ты хочешь спать?

— Нет, капитан, тревожные мысли гонят сон.

— Ладно, тогда ты еще посторожи немного, а я пойду осмотрю окрестности.

Меня все время беспокоила шлюпка. После того как я починил ее — а мне предстояло еще хорошенько промазать швы смолой, — я опасался, что ее могут обнаружить и увести. А ведь теперь в этой шлюпке заключался наш единственный шанс на спасение. Без нее нам пришлось бы идти пешком, а это заняло бы не дни, а несколько недель.

вернуться

4

Писарро Франсиско (1470/75-1541) — испанский конкистадор, участвовал в завоевании Панамы, Перу, разграбил государство инков. Понсе де Леон Хуан (ок. 1460-1521) — испанский конкистадор, завоевал Пуэрто-Рико, открыл побережье Флориды, вел истребительные войны против индейцев. Бальбоа Нуньес де (ок. 1475-1517) — испанский конкистадор, впервые пересек Панамский перешеек.