Призрак моей любви - Маккарти Моника. Страница 19

Поэтому, когда мгновение спустя Джоан ушла, Алекс последовал за ней. Он хотел лишь поговорить с ней, только и всего. Это его долг, сказал он себе. Долг перед ее матерью.

Джоан одолевали сомнения. Не зря она опасалась сэра Хью. Он совершенно не походил на тех желторотых юнцов, у которых она обычно добывала сведения. Приблизить его к себе означало бросить вызов опасности.

Боже милостивый, он затащил ее в нишу, прежде чем она поняла, что происходит. Лишь заверения, что ее ждет кузина, позволили Джоан ускользнуть, отделавшись «всего одним поцелуем», которого он потребовал как плату за освобождение.

К счастью, от него не разило селедкой, но даже торопливое касание его губ встревожило Джоан, напомнило об опасности. О, сэр Хью Деспенсер знал, что делает. Он определенно был опытным соблазнителем. Счастье, что его чары на Джоан не действовали.

Когда она уходила, сэр Хью прошептал ей: «До завтра». В этих словах слышалось обещание. Джоан боролась с искушением сослаться на недомогание и отказаться от поездки в соседний замок. Но она не могла упустить возможность добыть сведения о войсках англичан в Уорке. Ради этого стоило постараться, даже если придется столкнуться с трудностями, твердила она себе. Однако кошка вдруг почувствовала себя мышью.

Вместо того, чтобы вернуться в башню, Джоан решила воспользоваться теми светлыми часами, что оставались до заката, и оставить записку доверенному человеку. Брюс хотел бы как можно скорее узнать о свежем пополнении, прибывшем в распоряжение Эдуарда из Уэльса, и о раздорах в стане англичан.

По счастью, как раз для этой цели она захватила с собой простую темную накидку с капюшоном. Накидка скрыла яркое платье, которое едва ли осталось бы незамеченным. В неприметном наряде она могла смешаться с деревенскими жителями, непрерывно сновавшими между соседним селением и замком.

Роль приживалки давала Джоан некоторые преимущества. Лишившись высокого положения, она обрела свободу ходить куда вздумается. Никого не заботило, где проводит время приблудная дочь распутной жены Комина. Она могла выходить за ворота и исчезать, не опасаясь, что кто-то ее хватится. Джоан, в отличие от ее кузин, не сопровождала ни свита, ни стража.

Однако во время тайных вылазок в город она всегда соблюдала осторожность. Джоан могла защитить себя в случае нужды, но не хотела привлекать внимание и сторонилась людей.

Во время короткой прогулки до города и обратно ранним вечером ей ничто не угрожало. В эти часы воины гарнизона обычно заняты будничными делами, а в пивных еще не так много посетителей (иными словами, ей не придется убегать от любвеобильных пьянчуг).

И в самом деле, на главной улице еще толпились торговцы и покупатели, когда Джоан шла по булыжной мостовой к лавке с дорогими тканями, где ей предстояло впервые встретиться с доверенным человеком. Она знала, что Брюс с епископом выбирали посредника крайне тщательно, и все же не могла избавиться от чувства тревоги. Особенно уязвимой она чувствовала себя, когда передавала сведения.

Джоан скучала по своей «итальянской монашке», но бывшей ее посреднице, Джанет Мара, пришлось оставить службу у Брюса несколько лет назад, когда ее раскрыли. С тех пор посредники сменяли друг друга, в основном это были монахи, но на сей раз – жена торговца тканями. Джоан представления не имела, кто эта женщина и почему ей можно доверять, она знала лишь имя.

Девушка остановилась напротив лавки и посмотрела в окно, желая убедиться, что женщина там, как вдруг увидела в стекле какое-то движение у себя за спиной. Сердце Джоан заколотилось как безумное.

Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы привести в порядок мысли и успокоиться. Джоан не могла в это поверить. Кто-то преследовал ее, и, что еще важнее, она этого не заметила. В один миг потрясение сменилось гневом. Как она могла не заметить слежки? Возможно, виной тому истерзанные нервы после эпизода с Деспенсером, который так легко застиг ее врасплох в галерее. Это единственное объяснение, что пришло ей в голову.

Святые угодники! Она едва не заговорила с посредницей, едва не передала послание для Брюса!

Но кто следил за ней и зачем?

Ответ не заставил себя ждать. Все ее чувства обострились до предела. Когда позади выросла чья-то громадная фигура, Джоан пришлось собрать все свои силы, чтобы побороть сковавший ее страх.

– Так вы войдете?

При звуках этого низкого голоса она невольно выпрямилась, кожа ее похолодела, по спине поползли мурашки. В душе вспыхнула злость и досада. Да, Джоан в этом не сомневалась. Почти.

Медленно повернувшись, она встретила испытующий взгляд Алекса Сетона.

Если у нее и были сомнения, что этот человек таит в себе угрозу, худшие ее опасения подтвердились. Ее учили ускользать, его же учили преследовать, и, возможно, у них был общий учитель.

Ей бы следовало думать о том, как избавиться от него поскорее. Но вместо этого она как завороженная смотрела в его ясные, ярко-синие, почти небывалого цвета глаза на усталом, изможденном лице.

Он выглядел так, будто неделями не спал. Будто нес на своих плечах всю тяжесть мира. Этим утром Сетон даже побрился небрежно. Тонкая полоска щетины, темневшая слева у него под скулой, говорила об усталости. Джоан почувствовала вдруг странное желание протянуть руку и ласково погладить эту колючую щеку.

Но что ей за дело до его усталости? С чего бы ей его утешать? Он следил за ней, напомнила она себе. Этого она не могла допустить.

Джоан вздернула подбородок и смерила Сетона свирепым взглядом.

– Не сегодня, хоть это вас совершено не касается.

– Возможно, вам стоит подумать еще, – отозвался он.

Джоан нахмурилась, задетая его жестким тоном, и вдруг заметила крошечные складки вокруг его сурово сжатого рта. Сэр Алекс был явно рассержен, это казалось бессмыслицей. Если кому и следовало сердиться, так это ей.

Она скрестила руки на груди и приняла неприступный вид. Благоразумнее будет сразу его осадить, решила Джоан. Ему явно хотелось схватить ее в охапку, она это чувствовала.

– И почему же я должна передумать?

– Судя по вашему платью, вам нужны новые наряды. И хорошо бы, чтоб на них пошло чуть больше ткани.

Джоан задохнулась от изумления и ярости. Потрясенная, она недоверчиво смотрела на Сетона. И надо же…

– Как вы смеете! Вас не касается, какие на мне платья. Кажется, вы мне не отец и не муж. Один опекун у меня уже есть, другой мне не нужен.

– Нужен, если ваш нынешний позволяет вам разгуливать в подобных нарядах. – Сэр Алекс замолчал, не сводя с нее сурового взгляда. – Мужчины могут неверно это истолковать.

Джоан душил гнев, она едва сдерживалась, но голос ее прозвучал обманчиво спокойно:

– И что же они подумают?

Если она ожидала, что Сетон смутится и отступит, ее ждало разочарование. Глядя ей прямо в глаза, он сказал без обиняков:

– Что вы хотите заманить их в постель. Деспенсеру явно это пришло в голову.

Быть может, Джоан и понравилась бы дерзкая прямота сэра Алекса, если бы голос его не дрожал от ярости.

– И все это вам поведало мое платье? О, да у вас редкостный талант. А о чем же говорят вам мои туфли? – спросила она со сладкой улыбкой. – Позвольте дать вам подсказку: фраза начинается с «катитесь» и заканчивается словами «к дьяволу».

Но, похоже, рыцарь не оценил ее сарказма.

– Дело не только в платье. Ваше поведение дает повод для крайне неприятных слухов. Как, по-вашему, это выглядит, когда вы с Деспенсером тискаетесь в темном углу среди бела дня?

Значит, он ее видел? Джоан покраснела, хотя не знала за собой вины. Проклятье! Она не совершила ничего постыдного. Лишь использовала то оружие, что было у нее в арсенале, чтобы добыть важные сведения, способные помочь Брюсу в войне. Свою былую уязвимость Джоан превратила в силу. Пришлось заплатить скромную цену, пожертвовать репутацией, но это не давало Сетону права ее судить.

– Я даже думать не хочу, что сказала бы ваша матушка, – прибавил он.