Бесстрашный (ЛП) - Луис Тиа. Страница 3

Он — пережиток тех времен, когда мужчины серьезно относились к повседневной одежде, когда внешний вид был важнее всего. Когда проступки скрывали от посторонних глаз, а семейные тайны замалчивались, засовывались в шкаф или игнорировались.

Я не из тех времен.

Моя семья, Уинстон, тоже была сооснователем города, но мы не боролись за престиж. Мой отец был одержим Уолл-стрит, и, когда я был маленьким, он переехал в квартиру в Верхнем Ист-Сайде Нью-Йорка, где живет почти круглый год до сих пор.

Моя мама была «гамильчанкой». Она вырастила меня и двух моих младших братьев и сестер здесь, в этом «благополучном» городке, в хорошем доме, которым я сейчас владею, и до самой смерти учила нас ценить тяжелый труд и честность.

У нас столько же денег и «культуры», сколько у ван Гамильтонов, но я никогда не был частью избалованной элиты, которая пользуется серебряными ложками. Однажды, когда я навестил своего отца в большом городе, он не произвел на меня никакого впечатления — ни его кокетливая помощница, ни дети моего возраста и младше. Они показались мне отчаянно скучающими, заполняющими пустоту бессмысленным сексом и бездумными вечеринками или отрывающими крылья бабочкам.

Они были либо полностью испорчены, либо бездумно жестоки.

Они мне не нравились, кроме нее. Она была другой. Тем не менее, я не могу представить, чтобы Блейк хотела быть здесь.

— Извини за жару. — Хью поплотнее натягивает вязаный плед на руки, поверх своего сшитого на заказ костюма-тройки. — С тех пор как я прошел последний курс химиотерапии, мне трудно поддерживать тепло тела.

Он так сильно истощал, и мне больно видеть его таким. За эти годы этот человек заменил мне отца. Хью не идеален, но кто в наше время идеален? Я помогаю ему, чем могу, и он дал мне совет в те два раза, когда я его попросил.

Поэтому я стараюсь разрядить обстановку.

— В следующий раз я надену шорты и возьму с собой газированный напиток «Yeti».

— Небеса, — хихикает Хью, качая головой, и любовь согревает мое сердце. — Не надо меня обижать.

— Судя по этой просьбе, я пытаюсь понять, за какого крысолова ты меня принимаешь.

— Блейк вернется домой, потому что я ее об этом попросил. — Он качает головой и тихо добавляет: — Хана сделает все, что скажет ей сестра.

В последний раз, когда я видел Блейк, она была поразительной шестнадцатилетней девушкой с длинными темными волосами и яростными серебристо-голубыми глазами. Она не морила себя голодом, чтобы соответствовать каким-то стереотипам WASPY, в отличие от своей бледной младшей сестры Ханы. Блейк была независимой, красивой, жесткой, и когда я увидел, как на нее смотрит бухгалтер ее матери, мужчина, старше ее минимум на двадцать лет, мои глаза заволокло красной пеленой.

Затем поговорил с ее матерью, которая немедленно отправила ее в католическую школу-интернат, которую я ей рекомендовал. Это был лучший шаг, чтобы обезопасить ее, но знаю, что Блейк возненавидела меня за это. Я видел ее глаза перед тем, как ее мать закончила разговор. Она бы убила меня, если бы была в комнате.

— Она не будет рада меня видеть. — Мой голос мрачен.

Хью выгибает бровь, глядя на меня.

— Я не думал, что тебя волнует, рады ли люди тебя видеть.

— Нет, но я также не ищу неприятностей.

— Иногда приходится преодолевать небольшие трудности, чтобы получить то, что тебе нужно.

— Она из тех трудностей, которые мне не нужны. Если ты не назовешь мне причину, Блейк захлопнет дверь у меня перед носом.

— Будет лучше, если я не скажу тебе о причинах, но поверь мне. Им нужно уехать из города, хотя бы на время. Незнание — это защита.

От его слов волосы на моей шее встают дыбом. Хью знает меня, с тех пор как я был подростком. Еще до того, как уволился из морской пехоты и стал частным детективом. И в последний раз, когда он не назвал мне причину, я смотрел на мертвое тело в багажнике машины его шофера.

Как частный детектив, я не обязан сообщать о своих клиентах в правоохранительные органы, но делаю все возможное, чтобы не брать на себя больше, чем могу осилить.

— Закон видит это не так.

— Это видят те, кому это важно. — Хью подходит к барной тележке из красного дерева, стоящей у стеклянной стены. — Могу я предложить тебе выпить? Мне больше нельзя пить, но я могу посмотреть, как ты наслаждаешься.

— Я не большой любитель выпить днем, спасибо.

— По правилам. Хороший человек, — кивает он, отворачиваясь от тележки. — Должен сказать, я не был уверен насчет бороды, но она тебе идет. Она добавляет индивидуальности.

Машинально почесываю щетину на щеке, не зная, делает ли он мне комплимент или подкалывает. Я не неряха. Но и не любитель костюмов. И мои черные джинсы и ботинки, темно-синий хенли и куртка Carhart вполне подходят для моей работы.

— Мы с Блейк не разговаривали семь лет. Считает ли она вообще это место своим домом? Она никогда здесь не жила.

— Я отправил ей письмо. Вполне возможно, что тебе вообще ничего не придется делать, но если пройдет неделя… Не надо давать ей неделю. Если Блейк не приедет сюда через несколько дней, я хочу, чтобы ты проследил за ней. Моя внучка — умная девочка, но она думает, что может управлять своим миром, а это не так.

Я знаю истину этого заявления.

Подхожу к дереву в горшке и поднимаю огромный темно-зеленый лист. Он кажется ненастоящим, таким блестящим, и когда я наклоняюсь поближе, чтобы рассмотреть его получше, по волосам у меня стекает струйка пота. Я достаю из заднего кармана носовой платок и вытираю пот, возвращаясь к тому месту, где Хью стоит у стола.

Он использует крошечные ножницы, чтобы подстричь что-то похожее на миниатюрный дуб, и поднимает взгляд, чтобы увидеть, как я потею сквозь рубашку.

— Норрис может принести тебе ледяную воду, если хочешь.

— Я бы предпочел получить прямой ответ. В последний раз, когда ты утаил информацию, я обнаружил труп в твоем багажнике. Ты так и не объяснил, что это было.

— Я сказал тебе, что это была самооборона. С этим справился мой охранник.

— Да, именно так ты мне и сказал.

Единственная проблема заключалась в том, что погибший мужчина, судя по всему, был выходцем из Восточной Европы, и у него не было документов, удостоверяющих личность. Когда я проверил его отпечатки пальцев, ничего не обнаружилось, что, как бывшего морского пехотинца, наводит меня на мысль, что это был разведчик или иностранный шпион. С тех пор я жду, когда упадет другой ботинок.

Хью кладет на стол маленькие секаторы.

— Я доверяю тебе, Хатч. Ты честный человек и знаешь, когда не стоит лезть на рожон. — Хью хмурит кустистые седые брови так, что они сливаются в одно целое. — Ты нужен мне, чтобы защитить моих племянниц. Ты — закон. Ты можешь это сделать.

— Я не закон, — выдыхаю с усмешкой. — Я всего лишь детектив, а твои племянницы — взрослые женщины. Это не полицейское государство.

Он отвергает мои доводы.

— Люди прислушиваются к тебе, Хатч. Ты прирожденный лидер, и они доверяют твоим суждениям.

Все следы смеха исчезают из моего голоса.

— Я не уверен, что заслуживаю этого.

— Что заставляет меня доверять тебе еще больше. — Хью кладет руку мне на плечо, и мы направляемся к двери. — Все совершают ошибки, но я знаю, что ты прожил достойную жизнь. Видел это воочию. Если тебе придется пойти к ним, скажи Блейк, что я попросил тебя об этом. Скажи ей, что это мое последнее желание. Хана последует за ней.

Я нахмурил брови.

— Твое последнее желание?

Его голос сразу же смягчается.

— То есть последнее, о чем я их попрошу. Не будь занудой, друг мой.

— Я бы сказал тебе то же самое, но вот, что вместо этого скажу тебе. Я не могу на это решиться. Сейчас у меня есть Пеппер. И я не знаю, какого черта там делаю. Так что у меня нет времени беспокоиться еще и о других женщинах.

— Пеппер… это ребенок твоей сестры? Сколько ей, одиннадцать? — Он подмигивает мне и похлопывает себя по носу. — С ней все будет в порядке, просто позволь ей быть ребенком.