Бесстрашный (ЛП) - Луис Тиа. Страница 8

Снаружи дом окружен широким белым крыльцом со стрельчатыми арками и огромными окнами, выходящими на массивные живые дубы в переднем дворе.

Деревья успокаивают меня своими стволами шириной с автомобиль и черными ветвями, низко свисающими к земле. Они напоминают мне о том, когда я была маленькой девочкой и вместе с отцом приезжала к дяде Хью. Гамильтаун возник на рубеже двадцатого века, а эти деревья — на заре времен. Они напоминают мне о том, что можно пережить все.

Войдя в ярко-желтую столовую, я останавливаюсь, увидев нашего хозяина, стоящего во главе стола, а маленькая девочка смотрит на него снизу-вверх. Ее голова достаёт чуть выше его талии, а светло-каштановые волосы заплетены в две косы по бокам головы.

На ней белые брюки длиной до колен с резинкой на ногах, собранные над полосатыми белыми спортивными носками, и ярко-красная майка с надписью «Stinky's Snow Cones», вышитой белыми буквами над гигантской цифрой восемь.

Я почти уверена, что это форма для игры в софтбол, и она хмуро смотрит на Хатча.

— Но тренер Перкинс специально попросил, чтобы ты бросил начальную подачу в нашей первой игре. Он хочет тебя.

— У меня сейчас много дел, Пеп. В городе есть много других людей, которых он может попросить. — Хатч кладет руку ей на плечо, отчего она становится еще меньше, и девочка скрещивает руки, яростно надуваясь.

— Дядя Дирк сказал, что ты откажешься. Он сказал, что у меня больше шансов заставить дьявола съесть Вонючкино мороженое, чем заставить тебя сделать это. (прим. тут небольшая игра слов, название команды «Stinky's Snow Cones» переводится как Вонючкино мороженое.)

Хатч хмурит темные брови.

— Это Дирк тебе сказал?

— Ты же не собираешься допустить, чтобы он оказался прав, дядя Хатч?

— Нет, но я обязательно поговорю с ним.

— Значит, я запишу тебя на открытие! Ух! — Она победно вскидывает над головой маленькие кулачки и протягивает руку. — Дай мне свой телефон.

Он хмурится и достает телефон из внутреннего кармана куртки. Девочка берет его и протягивает ему.

— Пароль, пожалуйста.

На его губах появляется намек на ухмылку, и от этого у меня внутри все тает. Его нежность с этой девочкой, то, как он позволяет ей командовать собой, так неожиданно.

Она начинает набирать по его телефону, и Хатч подхватывает ее за талию, заглядывая через плечо.

— Что ты сейчас делаешь?

— Поставь меня на место, грубиян! — Ее ноги в полосатых спортивных носках покачиваются, когда он раскачивает ее из стороны в сторону.

— Я не грубиян, а твой дядя. Что ты делаешь с моим телефоном?

— Я установила ряд напоминаний, чтобы ты не забыл. — Еще несколько нажатий, и она возвращает ему телефон.

Он все еще улыбается, когда стул рядом со мной с резким треском падает вперед на стол, заставляя нас всех подпрыгнуть.

— О, простите. Я не хотела… — Хана бросается вперед, чтобы поймать его.

Хатч и девушка поворачиваются к нам лицом, и его улыбка быстро тает, превращаясь в нейтральное выражение. Моя — тоже.

«Подождите, я что, только что улыбалась?»

— Блейк, Хана, — Хатч жестом показывает на девочку, которая смотрит на нас большими карими глазами. — Это моя племянница Пеппер. Она была ребенком моей сестры Джуди. Или есть.

— Джуди была моей мамой. — Пеппер подходит к тому месту, где мы стоим, и протягивает руку. — В прошлом году она сильно заболела, и Богу понадобилось, чтобы она стала ангелом. Теперь мама наблюдает за мной с небес.

Я приподнимаю бровь от ее будничного тона, и Хана присаживается перед ней на корточки.

— Мне нравится твое имя. Мой отец умер, когда мне было примерно столько же, сколько тебе… кажется. Мне было тринадцать.

— А мне одиннадцать, — кивает Пеппер. — Но я понимаю твою потерю. Все говорят, что я зрелая для своего возраста.

— Тебе повезло. Я никогда не была зрелой для своего возраста.

Я прикусываю губу, искренне впечатленная способностью этого ребенка одновременно командовать Хатчем Уинстоном и заставлять мою замкнутую сестру проявлять такое самосознание, а затем говорить это вслух.

— Давайте займем свои места. — Хатч показывает на стол. — Лорелин запланировала сегодня большой ужин. Думаю, она рассчитывала на гостей.

Хана смотрит на меня, осторожно выдвигая стул по другую сторону от Пеппер, подальше от Хатча во главе стола. Пеппер забирается на свой стул, а я остаюсь смотреть на пустое место справа от Хатча.

Расправив плечи, я обхожу длинный стол и сажусь на стул рядом с ним.

Он колеблется, прежде чем сесть.

— Лорелин также приготовила чай со льдом, но у меня есть красное вино, если вы предпочитаете.

— Чай — это хорошо, — быстро отвечаю я, не желая давать Хане вступить.

Он поднимает белый кувшин и наливает четыре стакана, затем садится на свое место. Мне интересно, почему Хатч не выпьет чего-нибудь покрепче.

Подняв крышку с большого белого блюда, я вижу темно-коричневое, нарезанное ломтиками жаркое в подливе, окруженное готовой морковью и луком. Пеппер берет другую тарелку, в которой находится красно-оранжевое пюре из сладкого картофеля, а отварная кукуруза идет последней. Булочки лежат в плетеной корзинке, завернутые в красно-белую клетчатую салфетку.

В течение нескольких минут, пока мы все обслуживаем себя, слышен только стук посуды о фарфор. Когда мы заканчиваем, и посуда возвращается в центр стола, Пеппер первой принимается за еду.

Я пробую небольшую порцию картофельного пюре, и как только оно касается моего языка, рот заполняется взрывом маслянистой, соленой вкуснятины. Я смущаюсь, когда у меня урчит в животе, и быстро откусываю еще кусочек, побольше, замечая, что моя сестра делает то же самое.

— Я уже не помню, когда мы в последний раз садились за настоящий семейный ужин. — Хана никогда не умела молчать.

— Правда? — Пеппер хмурится, разговаривая с набитым ртом. — И чем же ты занимаешься?

Хана кладет в рот еще одну ложку сладкого картофеля со сливками и пожимает плечами.

— Обычно я заказываю еду на вынос или беру фалафель из фургона. Это очень вкусно.

— А как же твоя мама? Разве она не ужинает с тобой?

— Пеппер. — В низком голосе Хатча слышится нежная нотка упрека, и она неуверенно смотрит на него.

— Все в порядке, — взмахивает рукой Хана, отхлебывает чай со льдом и быстро прикрывает рот рукой. — Ммм… как сладко!

— Мисс Лорелин делает лучший сладкий чай. — Пеппер подпрыгивает на своем месте, хватает свой стакан и делает большой глоток. — Я ей помогаю. Она использует две чашки сахара на кувшин заваренного чая.

— Я запомню это, — кивает Хана. — Моя мама пьет шампанское на ужин.

Пеппер замолкает в замешательстве.

— Как это работает?

— Никак, — быстро вклиниваюсь я, бросая на Хану строгий взгляд.

Моя сестра быстро опускает вилку с мясом и складывает руки на коленях, глядя вниз.

Пеппер вскакивает на колени и тянется к розовому кексу в центре стола.

— Все в порядке. У меня тоже всегда бывают неприятности, когда я болтаю. Кекс?

Она протягивает его Хане, которая слегка улыбается и берет его.

— Спасибо.

Пеппер берет еще один, и пока они делят кексы, я обращаюсь к Хатчу.

— Это Лорелин все приготовила?

Он кивает, прожевывая кусочек жаркого.

— Мне жаль, что ей приходится больше работать из-за нас здесь. Завтра я могу попытаться найти нам место для ночлега…

— Нет! Она рада, что вы здесь! — отвечает Пеппер, прежде чем Хатч успевает сделать вдох. — Она сказала, что дяде Хатчу давно пора иметь в доме женщину, и продолжала улыбаться и добавлять что-то в список продуктов.

Мои глаза расширяются, а голос Хатча становится все громче.

— Блейк и Хана живут у нас по делу. Это строго бизнес. Ничего больше.

Брови Пеппер поднимаются, и она доедает последний кусочек пирога, раскачиваясь на стуле из стороны в сторону.

— Я не знаю, откуда Лорелин берет информацию, но это звучит не так…