Юрьев день (СИ) - Француз Михаил. Страница 18

А ещё, даже после того, как пистолет оказывался в руке, рука не переставала дрожать. Целиться же дрожащими руками… такое себе занятие.

Я не хотел больше стрелять даже по статстам… всё труднее был их так называть. А ещё больший ужас, настолько сильный, что вот уже он точно отбивал всякое желание драться, вызывала мысль о том, что я… смогу победить. Таким образом.

Мысль о том, что я прорублюсь сквозь толпы зомби того подъезда, закидаю шашками квартиру, войду туда в респираторе и продырявлю контрольным выстрелом в затылок симпатичную головку Марии Дмитриевны и… время пойдёт. Время пойдёт дальше. Завтра, наконец, наступит. «Завтра», в котором я стою посреди чужой квартиры с пистолетом в руке, весь совершенно перемазанный и забрызганный чужой кровью над тремя трупами, с подъездом, буквально заваленным десятками тел за спиной… Тел, которые больше не встанут и не оживут. Тел людей, которых я лично, своими собственными руками, убил окончательно. Совсем. Невозвратно. Необратимо…

Когда моим разумом овладевала такая мысль, руки начинали трястись настолько сильно, что пистолет из них вываливался и с грохотом падал на пол. Такая перспектива пугала меня просто до чёртиков. Такая перспектива была намного страшнее перспективы каждую ночь проживать один и тот же день, испытывая муки насильственной смерти в конце него. Каждую ночь до конца жизни писателя в его мире.

Этот вариант, по сравнению с тем, который был озвучен первым, казался уже не таким уж и ужасным. Помнится, в самом начале, меня ведь даже вариант с парализацией устраивал. Чего уж тут говорить о бесконечном «Дне сурка». К нему и привыкнуть можно. А там, даже чисто исходя из статистики и закона больших чисел, раньше или позже, имеется не нулевая вероятность, что где-то, что-то сбойнёт, и «петля» распутается сама собой. Без лишних усилий с моей стороны. Ведь ситуация — это не что-то жёсткое, объективное, высеченное в камне — это то, как мы сами её воспринимаем. Чем, кстати, так уж плох бесконечно повторяющийся день? Дополнительные двенадцать часов на самосовершенствование, в которые мне совершенно никто не мешает заниматься тем, что я хочу…

Это была одна мысль. Пожалуй, основная. Вторая же: я хочу узнать, за что же меня убивают? Зачем Мария Дмитриевна это делает? В чём причина? И, если это не её инициатива, тогда — чья?

И… у меня есть шанс это узнать. У меня ведь есть бесконечное число попыток на это!

Примерно, в таком настроении, я в тот день и погиб. Не выходил из дома и-таки дождался гранаты в своё вечно открытое окно.

Когда задача поставлена, и принято решение о её достижении, всё становится проще. Это давно и многими подмеченный факт. Ты берёшься за дело и начинаешь совершать действия, даже о самой возможности совершения которых, страшно было подумать до принятия окончательного решения. А тут, ты их просто берёшь и делаешь. И, самое интересное, у тебя начинает получаться!

Вот, к примеру, личный визит в квартиру к Марие Дмитриевне. Я и помыслить о таком не мог, уворачиваясь от винтовочных пуль или глядя на чудовищную мясорубку, устраиваемую Сумерским. Это казалось мне чем-то «за гранью», чем-то сверхсложным.

А по факту… «Степ бай степ» — шаг за шагом. Или «Шаг покупает шаг». Сначала визит к соседям. Тем самым, что осуществляют прослушку моей квартиры. Точно так же: с тортиком, коньячком и хорошей «закусью».

Этих разговорить оказалось несколько сложнее, чем «наружку» — у этих заготовленная «легенда» имелась, прикрытие их деятельности. Да и ребята были чуть более профессиональные, чем силовики-наружники.

Легенда была следующая: студенты, снимающие квартиру на четверых. Учатся в разных институтах, в разные смены, поэтому дома находятся то одни, то другие. Все вместе собираются очень редко.

Ничего так легенда. Не без изъянов и шероховатостей, но вполне так себе рабочая. Пришлось постараться, чтобы её обойти и вытащить ребят на откровенность. Не с первого раза это получилось. И даже не со второго. Но, я ведь уже говорил про целеустремлённость?

Десять итераций мне потребовалось. Но теперь я знаю, где и какие «жучки» стоят в моей «крепости». И не только жучки… у меня, оказывается, и камер несколько штук имелось. Минимум по одной в каждой комнате. С замечательными чёткостью, цветностью и углами обзора. Даже в туалете и душевой комнате.

Это… было ожидаемо, но неприятно. Очередное подтверждение верности тезиса: «Если у вас паранойя, это ещё не значит, что за вами никто не следит».

Теперь знаю точно. И, какие у этих камер, «слепые зоны», тоже теперь знаю. Так же, знаю, где стоят микрофоны, и где пару слов всё-таки шепнуть так, чтобы это не оказалось тут же запротоколировано — возможно вполне. Места только знать надо. Я, теперь знаю.

Следующим шагом было вычисление «топтунов». То есть, тех, кто непосредственно следит за моими передвижениями по улицам. Это оказалось проще: когда знаешь о их наличии и количестве участвующих групп, да ещё и из окна тебе ещё их всех пальцем покажут… чего уж тут сложного?

Дальше были разработка и тренировка «сбрасывания хвостов» на городских улицах. Тут пришлось потрудиться. Это ведь не столько определённые действия и набор приёмов, сколько навык применения этих приёмов на практике. А навыки мгновенно не появляются. Пришлось ещё немножко поумирать…

Кстати, забавный момент: с каждой моей смертью, при условии, что я никого не забрал с собой, мои руки, тянущиеся к пистолету, дрожат всё меньше и меньше… Хотя, для кого-то он может быть и забавный, а вот я к нему отношусь более, чем серьёзно.

Дрожь в руках — это ведь только внешнее проявление, признак, который может заметить невооружённым взглядом внешний наблюдатель. А, что творится в моей голове…

Я так легко обо всём этом рассуждаю, что может создаться впечатление, что для меня ничего не произошло. Ну, подумаешь, убил собственноручно девяносто семь гражданских людей обоего пола и разного возраста, начиная от тех, кто УЖЕ научился достаточно крепко стоять на ногах, чтобы добежать до кухни, схватить нож и побежать на лестницу меня этим ножом резать, заканчивая теми, кто ЕЩЁ не потерял возможность ходить самостоятельно и держать в руках что-то, опасное для моей жизни… Подумаешь! Убил и убил…

Совершенно неправильное впечатление. Тут просто словами не описать, насколько мне было хреново и тошно на душе от того, что я сделал. И тот факт, что все эти люди уже «следующим» утром были снова живы и здоровы, совершенно не отменяет того факта, что я это сделал. Что я их убил. Хладнокровно и методично расстрелял почти что в упор. В кого-то и не по одной пуле всадил — такие они живучие были, совсем не хотели переставать опасно шевелиться в мою сторону. Джинни Уик, блин, недоделанный…

И то, что хоть что-то в этом (и том) мире, способно было эти нефизические страдания хоть сколько-то сделать меньше, облегчить их, для меня, лично — очень, очень-очень важно. Настолько, что после того штурма, я выходил из квартиры куда-то, кроме тира, только безоружным. Да и то: озаботился специальной коробкой-сейфом, по габаритным размерам своим, способной влезать в рюкзак, в котором мой пистолет хранился запертым на ключ. Отдельно от патронов, которые заряжались в него мной только и исключительно непосредственно на рубеже открытия огня.

Я больше не стрелял в людей.

И в ППС-ников не стрелял, так как они тоже — люди. И жить хотят ничуть не меньше всех остальных.

Да и вообще, старался выстраивать свой день так, чтобы с ними лицом к лицу не встречаться.

У меня дрожат руки, когда я беру в них пистолет. Почему же тогда я его в них продолжаю брать? Зачем продолжаю ходить в тир, хоть мне это почти физически больно делать? Не знаю. Наверное, надеюсь, что это поможет постепенно избавиться от этой «боли». Удалось же от фобии подобным образом избавиться?.. Да и оружие, вещь такая — неоднозначная. Вчера я им убил сто два человека (девяносто семь гражданских, двух СБ-шников и трёх ППС-ников), а завтра, возможна такая ситуация, что именно оружия в руках мне не хватит, чтобы спасти двести… Тысячу, сто, пятьдесят, двадцать, десять… да, хотя бы одного человека! Это будет достаточной причиной, чтобы собирать каждый раз волю в кулак и заставлять себя стрелять снова и снова. Учиться этому. Чтобы пистолет в моих руках стал скальпелем хирурга, а не дубиной огра…