Юрьев день (СИ) - Француз Михаил. Страница 50

А я был уже здесь.

Мощный, правильный и, наверное, даже красивый удар локтем сверху в лоб. Тот, который наносится основанием лучевой кости и локтевым суставом при вывернутой ладонью от себя, пальцами вниз, к животу руке. «Тайцы» очень любят такие удары в голову наносить, так-как они мощные и, за счёт интересной траектории, могут обходить выставленные от боковых «крюков» блоки. Ведь рука, при таком ударе, сначала разгоняется, как для хука, а затем нырковым «плавательным» движением сгибается и уходит вверх, нанося удар уже не сбоку, а сверху, не кулаком, а локтем, всей его плоскостью.

Вот такой вот удар, в который ещё и была вложена вся масса и инерция падающего с высоты второго этажа тела, пришёлся точно на лоб стоящего в низу, задравшего голову и тянущего пистолет из кобуры человека. На лоб, через переносицу и нос.

Удар, сдвоенный хруст. Дальше я, как много лет учили, встретился с землёй двумя крепко прижатыми друг к другу ногами и погасил оставшуюся инерцию кувырком-перекатом через левое плечо, так как справа прибор… тьф! Старые привычки, никак их не выбьешь. Нет давно никакого прибора. И парашюта за спиной нет. Так что, просто перекат. Айкидошный — майо укеми, с одновременным разворотом на сто восемьдесят при выходе из него, чтобы вскочить уже сразу лицом к противнику и быть готовым к новой атаке…

Но атаки не последовало. Противник был мёртв.

Я убедился в этом, подойдя и присев над телом… мужика. Маверика…

Хм? Я что-то, до последнего, был уверен, что это был не он, а его мать, Мария Дмитриевна… Ну, видимо, семейное сходство. «Почерк» один. Вот и перепутал — бывает. Не важно.

Беглый осмотр показал, что мой удар сломал ему и нос и шею. Да ещё и при падении тела, оно ударилось затылком об асфальт, проломив этот самый затылок об него. Спасать или реанимировать здесь уже было нечего — труп. Пусть ещё дёргающийся в предсмертных конвульсиях, но уже труп. Уже и глаза закрылись.

Вспышки… много вспышек… Хм? Вспышки?

Я вспомнил, что вспышки замечал и тогда, когда летел вниз из окна. Только не обращал на них внимания, так как был поглощён и сосредоточен на одной задаче, на одном противнике. А теперь вот обратил. Обратил и оглянулся.

Это были вспышки фотоаппаратов. Вокруг стояли репортёры. Много. Не меньше полутора десятков. И все они беспрестанно меня фотографировали и/или снимали на хорошие профессиональные видеокамеры.

Непонимание отразилось на моём лице. Непонимание и недоумение. В общем, глупейшее выражение лица у меня в этот момент было — точно знаю, потом репортаж на паузу ставил и рассматривал.

— Юра? — откуда-то сбоку раздался до боли знакомый голос. Я довернул туда голову и увидел её.

— Мари? — невольно спросил я, хотя вопрос этот был глупый, кому же это ещё здесь быть, если Маверик ждал Борятинскую, чтобы… чтобы что⁈ Резко нахмурился я, задетый внезапной мыслью. Маверик же говорил про «помощника», про того, кто убьёт нас обоих, как только придёт Борятинская… Так, может, и её? Но, что может быть у Разумника за «помощник»? У него же только «рабы» и «куклы»? Стоп!..

— Сзади! Ложись! — успел крикнуть ей я, уже хватая наполовину вытащенный ещё Мавериком пистолет и дёргая нож из ножен на правой щиколотке. Пистолет оказался в левой, нож — в правой. Ну, тут уж, какая к чему ближе была.

Мари не поняла меня. Но, видимо, даже девочек в Дворянских Семьях, а особенно, Одарённых девочек, тренируют на «боёвку». В той или иной мере. Как минимум, тут этой тренированности хватило, чтобы, не думая, броситься вниз, следуя конкретной знакомой команде.

И очень вовремя. Над её головой, точнее уже спиной, так как она согнулась и падала в этот момент, пронеслось едва-видимое широкое горизонтальное искажение воздуха, которое рассекло пополам двоих зазевавшихся репортёров, что, не вовремя для них, оказались стоящими по правую и левую руку от Мари.

Серповидное искажение и брызги крови. Непонимающие взгляды. Жадные взгляды. Вспышки камер. Открывающиеся для крика рты…

Всё это не имело значения. Я же ещё не «вышел из боя». Не было времени «остыть». Так что, и мысли были соответствующие — «боевые». То есть, не «какой ужас! Здесь убивают людей прямо на улице! Зверство! Паника…», а: «Серп. Лезвие. Воздушник. Быстрый. Там. Близко. Убить».

А, как известно, «убивает не пуля, убивает мысль». Ноги мои уже сами уже распрямлялись сжатыми пружинами и бросали тело вперёд.

«Вот он. Готовит удар. Целится. Крепкий. Пуля не возьмёт. Нож. Прямо бежать нельзя. Надо зайти с боку. Стена. По стене» — продолжали сверкать в голове «боевые» мысли быстро, чётко, почти «односложно», как команды. Команды, которые тело уже выполняло. Движения тела вообще почти не расходились с возникающими мыслями.

Я рванулся. И стрелять начал сразу, ещё на бегу, стараясь сбить, отвлечь, запутать, помешать хоть немного врагу начать следующую атаку.

Получилось. Враг инстинктивно или рассудочно, вместо атаки, поднял руку ладонью ко мне, ей и сгибом локтя прикрывая глаза.

«Обозначил слабую точку. Глаза. Обозначил, значит, защитит. Надо отвлечь. Пах».

И я начал стрелять уже не беспорядочно, а конкретно в пах. Любой мужик, а это был мужик, это я успел увидеть, какой бы «супер» он ни был, на инстинктах будет действовать одинаково. А удары пуль в пах — это однозначный сигнал для мозга. Даже при наличии этого их загадочного «покрова», который пули отбивает.

Всего лишь один рывок. Рефлекторное движение закрыться, «защитить самое дорогое», большего мне и не надо было. Он дёрнулся. Отвлёкся. Опустил руки…

Вот только, по-моему, стрельба оказалась даже эффективнее, чем я рассчитывал. Отчётливо успел увидеть, как один выстрел пробил защиту покрова, порвал одежду и брызнул мелкими брызгами крови дальше, за тело врага.

Глаза у того расширились от боли, а руки потянулись вниз ещё быстрее. Да ещё и ноги стали подгибаться в коленях, а рот открываться в крике. Но закричать он не успел. Я уже падал на него сверху и одновременно сбоку — со стены, по которой пробежал. Падение и два тычка ножом в падении. В правый и в левый глаз. Дальше опять падение и гашение инерции кувырком-перекатом через плечо с одновременным разворотом на сто восемьдесят с готовностью к новой атаке.

Бесполезный пистолет, в котором кончились все патроны, и затворная рама встала на задержку, летит на асфальт. Нож перехвачен обратным хватом и отведён назад.

Быстрая оценка изменившейся позиции и обстановки.

Враг мёртв. Падает на асфальт. Ещё падает, но уже мёртв. Я чувствую это. Вижу это. Знаю это — с такими ранами не живут.

Ещё враги?

Быстро оглядываюсь по сторонам, не оставаясь на одном месте, перемещаясь одновременно с перемещением взгляда.

Кровь. Воздушник, дергающийся на асфальте. Кровь. Половинки тел разрубленных журналистов. Кровь. Причём, половинок не четыре, а больше — серп ведь не остановился, а пролетел дальше, разрубив ещё двоих или троих, попавшихся ему на пути людей.

Мари, вставшая на колено и приготовившая каменный щит… ну да, она ведь тоже с Даром Земли, как и её отец. Они, собственно, поэтому, в своё время, и подружились — воевали вместе, в одной команде.

Телохранитель Мари… лежит на земле. Без головы.

Понятно. Значит, не показалось. Значит, заставил меня напрячься мелькнувший над головами маленький серпик «искажения» воздуха. Резанул по нервам своей неправильностью. Подстегнул соображалку…

Всё. Врагов новых нет.

Я медленно опустил поднятые руки и двинулся к Мари.

Она тоже опустила свой щит, который тут же начал сыпаться на землю кусками асфальта. Хм… контроль, как всегда, ни к чёрту. Видно, что она, хоть и Одарённая, а выше Юнака так ещё и не поднялась. Сформировать кривенький-косенкий щит ещё смогла, но стоило чуть ослабить концентрацию, как он тут же разваливаться начал. До того же Матвея ещё тренироваться и тренироваться. Хотя, Матвей — он же Гений Поколения…

Что-то как-то поле зрения моё поплыло. Как-то справа налево и вверх…