Ситка - Ламур Луис. Страница 10

— Капитан Свагерт, сэр, — сказал он, — вам придется искать нового помощника. Я предлагаю себя.

Глаза старого моряка сверкнули.

— Ты никогда не получишь эту работу. Еще один такой рейс, и станет свободной моя должность. Ты уволен, парень. Ты остаешься на берегу в Амое, и я тебе ничуть не завидую.

Вот так все и было. Из Амоя Жан написал Робу, но не словом упомянул, что он списан на берег, лишь описал порт и сказал, что ненадолго здесь остается.

В Амое белых не любили со времен Опиумных войн, и примерно месяц Жан Лабарж перебивался с хлеба на воду, затем завербовался на четырехмачтовую шхуну, идущую к Амуру. Это было русское судно с неудобной верхней палубой и грязное внутри, но это было судно, и когда они выгрузились на Амуре, то отплыли в Форт Росс на Калифорнийском побережье. Там, проскользнув мимо часового, охранявшего ночью палубу, он прыгнул за борт в темную воду и доплыл до берега.

Вернувшись в Калифорнию, Жан написал Робу длинное письмо. Его друг по Великим болотам пошел далеко: он занял денег и поступил в колледж. В возрасте восемнадцати лет Роб закончил Пенсильваннский университет и собственными усилиями расплатился с кредитором. Затем он женился на внучке Бенджамина Фрэнклина и переехал на Миссиссиппи. Бывший преуспевающий адвокат, теперь он занимал высокое положение сенатора... Роб всегда находил правильные слова и умел общаться с людьми.

Жан Лабарж обосновался в быстро растущем городе Сан-Франциско, покупая пушнину и продавая припасы торговцам с Аляски и мореплавателям. На фундаменте их первых начинаний капитан Хатчинс построил процветающий бизнес, не обращая внимание на золотую лихорадку и думая о будущем, когда золотоискательство канет в прошлое. Жан не только хорошо разбирался в мехах, его приключения на море к тому же обеспечили немалые знания и опыт, поэтому он на равных разговаривал с бывалыми мореходами о снаряжении и припасах кораблей. И всегда его неотрывно преследовала мысль об Аляске.

Он ждал — огромный субконтинент, почти нетронутый, наполненный до краев богатствами, и весь он находился в руках алчной, полунезависимой компании под началом какого-то типа из русского правительства, компании, не допускавшей на Аляску чужих, несмотря на международные правила и соглашения. Тем не менее Жан Лабарж скоро обнаружил, что ни у кого не было точной информации об Аляске или лежащих от нее к югу островах. В большей своей части они не были исследованы, не существовало даже нормальных карт. Начальные знания русского языка он быстро пополнил в разговорах с немногочисленными русскими капитанами, заходившими в магазин к Хатчинсу или торговавшими пушниной, купленными на свои средства. Из этих разговоров, а также из разговоров с матросами Жан по крупицам собирал нужную ему информацию.

Позже на корабле, совладельцами которого были он и капитан Хатчинс, он отплыл к берегам Чили и дальше, к Гавайским островам. Там они подобрали старика, оставшегося в живых после неудачной попытки Баранова захватить эти острова много лет назад. Родственники старика все еще обитали возле брошенного Форта Росс, и по настоянию Жана старика доставили обратно в Калифорнию. Каждый день старик рассказывал внимательно слушающему его Жану о том, как он был торговцем поблизости от Ситки.

Незадолго до своего возвращения Жан узнал, Что Роб Уокер попытался убедить сенат купить у правительства Мексики всю Нижнюю Калифорнию и полосу земли вглубь границы шириной в пятьдесят миль в штатах Чиуауа и Сонора за двадцать пять миллтонов долларов. Мексиканское правительство было готово к продаже, и Уокер отчаянно призывал совершить сделку, но экономный конгресс отверг ее. «Бросовая земля», говорили они.

Письма были редкими, но они продолжали идти. Больше не заходила речь о том, чтобы вместе направиться в Аляску, хотя Роб и рассчитывал побывать в Калифорнии, где у него было несколько клиентов, а также поговаривали о его путешествии в Китай, но обе поездки сорвались из-за растущего спроса на дефицитное время адвоката Роберта Уокера и его собственной значимости для нации, которой он служил.

Время от времени до Жана Лабаржа доходили слухи об отце. Он умер... он не умер... он перебрался в Канаду... его видели на Юконе. Болота Сасквиханны казались теперь такими далекими, но Аляска была ближе. Жану нужен был корабль.

Глава 6

Когда лихтер с грузом пушнины пришвартовался у причала, на берег спрыгнул человек в голубой спецовке, на причале он остановился и оглянулся на гавань. Хотя в ней находилось много грузовых кораблей, человек искал взглядом только одно судно — низкосидящую черную шхуну, которая лежала ярдах в трехстах от причала.

Жан Лабарж выглядел тем, кем он был: человеком, рожденным для диких мест и дальних ветров. Годы, проведенные в горах, дали ему силу и закалили для испытаний, пустыня высушила его, а море научило не рисковать понапрасну. Великие болота Сасквиханны, где прошло его детство, обещали сделать из него настоящего мужчину. Он таким и стал.

Его глаза обежали обтекаемые, устремленные вперед линии судна, он представил ее во фьордах и внутренних проливах северных островов. Она идеально подойдет для торговли, где успех операции зависел не от количества принятых на борт шкур, а от количества успешно доставленных обратно. С таким цветом, низким силуэтом и стройными мачтами она легко затеряется на фоне зеленого и коричнего берега. А с небольшим водоизмещением она сможет так близко прижаться к берегу, что станет почти невидимой с моря.

Жан знал, что если он собирался торговать в Русской Америке и не хотел, чтобы его поймали или потопили его корабль, эта шхуна была как раз то, что нужно. И он намеревался стать ее хозяином.

Человек может быть похожим на корабль точно так же, как корабль на человека, у Жана был такой же худощавый, крепкий вид, как и у шхуны, несмотря на его высокий рост. У него были руки и плечи матроса, который много ходил против волн и ветра. Его глаза изучали шхуну, оценивая ее скорость и грузоподъемность. Она вошла в гавань, пока он обменивался товарами на борту бостонского корабля, и Жан впервые увидел ее, когда направлялся к берегу. Она явно была легкой в то же время выносливой, приспособленной для любой погоды, построенной знающими руками.

Утро выдалось сырым, с нависшими свинцово-серыми облаками, через Золотые ворота дул ветер, предвещавший дождь. Однако Жан остался стоять на причале, внимательно осматривая шхуну. Она лежала слишком далеко, чтобы он смог разобрать порт приписки, но он не видел такого судна в гавани Сан-Франциско с тех пор, как поселился здесь.

С такой шхуной, если держаться подальше от русской столицы на Аляске, Ситки, и окружающих ее островов, можно много наторговать на побережье и уплыть, прежде чем русские узнают о пребывании чужого корабля в их водах. Если повезет, можно входить и выходить из запутанной сети каналов, подобно черному призраку, поскольку индейцы предпочитали иметь дело с «бостонцами», как они называли всех янки, а не с их русскими хозяевами. Русские слишком часто давали индейцам попробовать кнута.

Тем не менее, торговля с островами была не таким уж простым делом, и в течение последних нескольких лет пропало без вести с дюжину кораблей, чьими капитанами были опытные мореходы, хорошо знавшие прибрежные воды, предательские ветры с континента и местные туманы. Меха уже не шли былым потоком, и цены на них поднялись. Именно теперь настало время для частного рейса.

Есть люди, которые на всю жизнь отдают свои сердца лошадям, кораблям или оружию, люди, одержимые своим увлечением. Жан Лабарж был именно таким человеком, но его сердце было отдано земле под названием Аляска. На севере лежала обширная и незаселенная страна, без городов, земля ледников и гор, ледяных заливов и скалистых фьордов, длинных, покрытых травой равнин и заснеженных каньонов, бескрайней тундры и многих миль прекрасного строевого леса. Это была земля с изрезанными берегами, где ледяные языки арктических морей лизали скалистые уступы берегов, а наверху разноцветными огнями играло северное сияние. Задолго до того, как он увидел эту землю, он влюбился в нее, потому что чувствовал ее силу, красоту и богатство: Аляска изобиловала пушниной, строевым лесом и золотом.