Каирский дебют. Записки из синей тетради - АНОНИМYС. Страница 12

Мадемуазель Мари только головой покачала.

– Вы не знаете египетских законов. Ни о каком снисхождении не может быть и речи.

– А если вас будут судить во Франции?

– Все равно. Чего ради мне менять богатую и свободную жизнь на тюремную камеру с мышами и тараканами? Только затем, чтобы какой-то мальчишка из далекой России потешил свое самолюбие? Нет, никогда.

Видно было, что Загорский изумился.

– Но что же вы намерены в таком случае делать? – спросил он.

– Все очень просто, – отвечала она. – Вы останетесь здесь, а я уйду. И никто меня не удержит.

Рука ее скользнула в сумочку и в следующую секунду показалась наружу. Теперь она сжимала маленький короткоствольный револьвер, который глядел прямо на Загорского.

– О, – сказал тот с любопытством, – кажется, это «Уэбли» номер 2, знаменитый «бульдог». Это ведь новинка, о ней писали в газетах. Позвольте, я взгляну…

И он, привстав с кресла, с горящими, как у мальчишки, глазами, потянулся к револьверу.

– Сидеть! – негромко велела она, и стволом указала ему обратно на кресло.

– Ах, да, – спохватился Загорский, – я совсем забыл.

Он опустился в кресло и нахмурился, не глядя на Мари. Похоже, он о чем-то напряженно думал. Однако она не намерена была ждать, пока он до чего-то додумается.

– Ключи! – сказала она.

Он кивнул рассеянно. Да, конечно, ключи. Вот только с ключами загвоздка. Ведь если он отдаст ей ключи, она наверняка попытается сбежать.

– Не попытаюсь, а сбегу, – сказала мадемуазель, сурово нахмурившись, от чего, кажется, сделалась еще более очаровательной.

Он печально покачал головой. Нет, не сбежит, а именно попытается. Все дело в том, что на улице ее ждет наряд полиции – об этом побеспокоился он, Загорский. Полицейские уже взяли ее сообщников и ждут только окончания их разговора, чтобы арестовать мадемуазель Мари. Она попытается уйти, они начнут стрельбу и, вне всякого сомнения, убьют ее.

– Откуда здесь полиция, вы блефуете, – сказала она неуверенно.

Он только руками развел: нельзя же быть такой недоверчивой! Саад Сидки временно назначил его комиссаром каирской полиции с соответствующими полномочиями. А как бы иначе он убедил старика Блюма уступить им его собственный кабинет?

– Так что мне делать? – вскричала она в отчаянии. – Я не пойду в тюрьму! Там крысы, тараканы, там жестокое обращение! Я лучше умру! Здесь и сейчас… Потому что я ни в чем не виновата! Это все Деметриос! Он заморочил мне голову, он заставил меня ввязаться в эту мерзкую затею! Они воспользовались мной и теперь хотят от меня избавиться…

– Давайте-ка по порядку, – перебил ее Загорский. – Кто такой Деметриос и как вас заставили участвовать в ограблении?

Из дальнейшего невнятного рассказа барышни, перемежаемого всхлипами и слезами выяснилось следующее. Некий греческий красавец – тот самый, похожий на Абдул-Меджида – познакомился с мадемуазель Мари в Париже. Она была бедной модисткой, а он показался ей очень состоятельным, так красиво ухаживал за ней, был так галантен и так красив, что она не устояла и влюбилась в него без памяти. И тогда он уговорил ее – да, да, уговорил, и она даже не помнит, как это было, это был какой-то гипноз, он уговорил ее поехать в Каир, самый волшебный город на свете, как говорил Деметриос. А там ее познакомили с Анваром Сидки, и он стал за ней ухаживать, а Деметриос сказал, что надо сделать вид, будто Анвар ей нравится и она готова ответить на его ухаживания, потому что отец Анвара – такой влиятельный человек, что в противном случае их просто не выпустят из Египта, а бросят в страшный местный зиндан.

– И вы поверили? – с упреком спросил Загорский.

Она заплакала. Все это время она как будто находилась под гипнозом, она лишена была своей воли. Деметриос обещал, что все будет хорошо, что проявленная ей благосклонность к Анвару ничего не значит, но позволит им выиграть время и подготовить бегство. И она сделала вид, что ей приятны ухаживания Анвара Сидки, но не уступала его домогательствам окончательно, говоря, что воспитание не позволяет ей иметь дело с мужчинами, кроме как через законный брак. И тогда он, распаленный, предложил ей замужество, а она, по совету Деметриоса, дала свое согласие.

– Это ничего не значит, – убеждал ее возлюбленный, – пока вас не сочетали браком, всегда можно отказаться от слова.

О том, что она стала пешкой в бесчестной воровской игре, Мари догадалась только после того, как они с Деметриосом покинули Египет. Пока они плыли на корабле, он попросил ее помочь продать драгоценности. Он говорил, что это его фамильные украшения, но девушке продавать их удобнее, это не вызовет подозрений. Однако по дороге к Марселю в порту Мессины на корабль доставили свежие газеты, и она прочитала, что в Каире была ограблена ювелирная лавка господина Рахмани. Ущерб оказался огромным, что-то около миллиона франков. Еще в газете писалось, что из лавки были украдены брильянты, заказанные Ибрагимом-пашой для свадьбы своего сына Анвара Сидки. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы увязать все события вместе. Сердце у нее упало: она стала соучастницей банального ограбления. Впрочем, если подумать, не такого уж банального. Что делать? Попытаться бежать в ближайшем же порту? Однако она уже заприметила на корабле соглядатая, который издалека присматривал за ней. Очевидно, это был один из сообщников Деметриоса. Если она себя откроет, неизвестно, что сделают с ней эти бандиты.

Не подавая вида, что она обо всем знает и никак не обнаруживая своего страха перед Деметриосом, она продолжала вести себя как ни в чем ни бывало. Однажды вечером она притворилась спящей, а когда Деметриос вышел из каюты, она незаметно последовала за ним на вторую палубу, и ей удалось услышать разговор бандитов между собой. Среди сообщников был один араб, а потому разговор шел по-французски. Благодаря этому она все поняла. Сообщники уговаривали Деметриоса разделаться с ней поскорее, поскольку Мари – единственная ниточка, по которой их могут обнаружить полицейские ищейки. Деметриос, однако, отвечал, что пока они не сбыли ворованное с рук, девушка им нужна как прикрытие. А дальше будет видно…

– И вам не пришло в голову обратиться к капитану корабля? – спросил Загорский недоверчиво.

– Конечно, я думала об этом, – сказала Мари. – Но я была так напугана, мою волю совершенно парализовало. Да и не было у меня никаких доказательств, только слова. Это значило, что до прибытия в порт их никто не стал бы арестовывать, а за это время они бы легко избавились от меня…

– И вот вы прибыли в Марсель, – сказал он.

Она кивнула. Да, они прибыли в Марсель. Деметриос и сообщники все время ее сопровождали, хотя и держались на некотором расстоянии, боясь, что при продаже брильянтов могут заподозрить Мари, а вместе с ней и их.

– На что же вы надеялись? – Загорский глядел на нее с удивлением. – На то, что вы продадите брильянты, и вас оставят в покое?

Она покачала головой и посмотрела на него снизу вверх. В глазах ее стояли слезы.

– Нет, – проговорила она дрогнувшим голосом. – Я надеялась продать брильянты и попросить кого-нибудь из приказчиков или даже самого Леона Блюма вывести меня отсюда черным ходом.

– Однако на вашем пути встал я, и смешал вам все планы, – невесело усмехнулся Загорский. – Впрочем, может быть, это не так уж и плохо. Во всяком случае, у вас сейчас гораздо больше шансов сохранить свою жизнь, чем до нашего знакомства.

Она печально улыбнулась. Жизнь – может быть, но не свободу. Если она скажет, что поучаствовала в ограблении, сама об этом не зная, ей вряд ли поверят, уж слишком многое в этой истории зависело от нее.

– Вы правы, – сказал он, – риск слишком велик. Мне надо немного подумать.

Она умолкла, пораженная его хладнокровием. Впрочем, думал он совсем недолго. Спустя каких-нибудь полминуты он поднял голову и улыбнулся ей. Улыбка его была такой светлой и обаятельной, что она не выдержала и улыбнулась в ответ, хотя и довольно сердито.