Каирский дебют. Записки из синей тетради - АНОНИМYС. Страница 8

– У вас не было выбора, – вкрадчиво отвечал глава полиции. – Я отдал бы распоряжение, и вас попросту не выпустили бы за границу. Так что вам пришлось сделать вид, что вы честный человек и вернуться. На самом же деле…

Улыбка сползла с его лица, и он продолжал суровым голосом.

– На самом же деле никто подозрений с вас не снимал. И вы будете содержаться под стражей до тех пор, пока не отыщутся истинные похитители.

Отповедь эта, кажется, удивила даже господина Рахмани и его приказчика. Но молодой человек, очевидно, уже овладел собой.

– Почтенный Саад Сидки, – сказал он безмятежным голосом, поднимаясь со стула, – могу ли я поговорить с вами с глазу на глаз?

Понимающая улыбка скользнула по лицу полицейского. Разумеется, они могут поговорить с глазу на глаз, почему бы и нет?

Они направились к выходу из магазина. Нижние чины было двинулись следом, но Саад Сидки сделал им знак, и те отстали. Спустя несколько секунд дверь за ними закрылась.

– Какой интересный молодой человек, – заметил почтенный Рахмани, кажется, совершенно забывший, что он только что был охвачен отчаянием, словно стог сена огнем.

Приказчик, господин Валид, лишь почтительно наклонил голову, беспрекословно соглашаясь с мнением хозяина.

Тем временем интересный молодой человек, стоя на оживленной улице, продолжал весьма неприятную беседу с главой каирской полиции.

– Вы сказали «истинные похитители», – сказал Загорский. – Следовательно, вы понимаете, что настоящий грабитель – вовсе не я?

Саад Сидки только поморщился. Неважно, что он считает, и неважно, что он говорит. Важно, что в ближайшее время господин Загорский будет сидеть в тюрьме.

– Но это незаконно! – возвысил голос молодой человек.

Полицейский только руками развел: это Восток, здесь свои законы. Если господин Загорский хочет, он может пожаловаться в посольство. А, впрочем, никакого российского посольства в Египте пока еще нет, и молодой человек, пожалуй, успеет состариться в тюрьме, пока оно появится.

– Кирку́люс витио́зус, – негромко пробормотал себе под нос Загорский.

Саад Сидки навострил уши. Что такое? Что это значит? Это какое-то изощренное русское ругательство?

– Это латынь, – отвечал Загорский. – Я оказался в порочном кругу. Я хотел помочь приказчику ювелирной лавки, и за это меня посадили в тюрьму. Я вышел из нее, чтобы помочь вам, и вот вы снова хотите меня туда засадить. Если бы я чуть похуже разбирался в людях, я бы, вероятно, подумал, что вы сами – сообщник похитителей. И хотите меня упечь в тюрьму, чтобы отвести удар от подлинных грабителей.

Саад Сидки улыбнулся необыкновенно приятно: но он ведь так не думает? Загорский покачал головой: нет, он так не думает.

– А что вы думаете? – полюбопытствовал каирский префект.

– Я думаю, что вам по какой-то причине неприятно заниматься этим делом. Однако раскрыть его все-таки нужно, и вы хотите, чтобы это сделал я. Верно?

Саад Сидки усмехнулся: господин Загорский так еще молод, и в то же время так проницателен.

– Вы в какой-то степени правы, мне некогда лично заниматься этим делом, – сказал он веско. – Однако если вы раскроете это преступление, в моей благодарности можете не сомневаться.

– Представляю, что это будет за благодарность, – усмехнулся молодой человек. – В лучшем случае вы просто отпустите меня на все четыре стороны.

– А вам этого мало? – удивился полицейский.

Загорский подумал совсем чуть-чуть и сказал, что, пожалуй, вполне достаточно. Он готов взяться за это дело и довести его до конца, каким бы сложным оно ни казалось. Для начала ему надо подробно опросить почтенного Рахмани и приказчика, господина Валида.

– Что ж, вернемся назад, в магазин, – предложил Саад Сидки, однако собеседник его застыл на месте и возвращаться в лавку, кажется, вовсе не торопился.

Полицейский посмотрел на него с некоторым удивлением.

– Послушайте, господин префект, – с легкой досадой заговорил молодой человек, – мне эти ваши магазины и брильянты надоели хуже горькой редьки. Я по вашей милости с утра ничего не ел и страшно голоден. Давайте зайдем в какую-нибудь харчевню, а то я, того и гляди, грохнусь в голодный обморок.

Саад Сидки кивнул понимающе: голодный обморок не украсит даже правоверного, не говоря уже о русском кяфире.

Спустя каких-то десять минут вся компания, исключая, разумеется, конвойных Амана и Карима, сидела в кофейне «Эль-Фишави». Особенностью заведения были старинные зеркала, развешанные по стенам. Казалось, зеркала эти готовы поглотить каждого, кто входит в кофейню, но на деле выходило наоборот: благодаря им видимое пространство увеличивалось, и заведение казалось гораздо больше, чем было на самом деле.

Народу в кофейне было много, но едва только обслуга узнала господина директора полиции, как тут же нашелся свободный столик в укромном уголке, где никто не смог бы побеспокоить почтенных гостей и, тем более, ненароком подслушать их разговор.

Загорский, Саад Сидки, достопочтенный Рахмани и приказчик Валид расселись за столом. Принесли кофий и сахлаб – сладкий молочный кисель с орешками. Загорский отхлебнул сахлаба и поморщился: нельзя ли что-нибудь поплотнее – какой-нибудь кебаб или что-то в этом роде?

По едва заметному знаку главного полицейского специально для русского гостя принесли кебаб, в который тот впился своими молодыми крепкими зубами. Спутники его вежливо ждали, пока Загорский насытится.

– Ну вот, – сказал он спустя пять минут, – теперь можно начинать. Итак, господин Рахмани, паша заказал вам товара на триста тысяч, вы же привезли на миллион, чтобы у него была возможность выбрать. Что было дальше?

Удивленный Рахмани только руками развел. О том, что было дальше, господин Загорский и сам прекрасно знает: его ограбили.

– Нет-нет, я не об этом. Когда ваш паша должен явиться за брильянтами?

Рахмани задумался на секунду, что-то высчитывая в голове, потом с удивлением сказал, что клиент должен был прийти сегодня с утра, но почему-то не пришел.

– И почему же? – спросил молодой человек.

– Вероятно, потому, что незачем было. Бриллианты ведь украли.

– Думаете, он знал об этом?

Рахмани наморщил лоб. Ему трудно сказать. Газеты о краже, само собой, написать еще не успели, но слухи опережают любые газеты. Он мог случайно узнать и потому не прийти…

– Звучит неубедительно, – пожал плечами Загорский. – Даже если бы он как-то случайно узнал о краже, бриллианты все равно были ему нужны. Он должен был хотя бы прислать посыльного и узнать об их судьбе. Точно ли все украдено, или что-то осталось… Кстати сказать, он внес задаток за брильянты?

– Да, он внес, – кивнул Рахмани, и поморщился как от зубной боли, – Аллах всемилостивый, теперь еще и задаток возвращать!

Молодой человек на миг задумался: казалось, известие о задатке его удивило. Однако лицо его тут же просветлело.

– Ну, конечно, – сказал он. – Паша внес задаток и тем самым отвел от себя всяческие подозрения. Хотя на самом деле он ничем не рисковал: если сделка не состоится, задаток-то все равно ему вернут.

Египтяне переглянулись.

– Я не понимаю, что вы хотите сказать… – неуверенно начал господин Рахмани.

– Нет ничего проще, – Загорский отпил кофию и замер, как бы пробуя его на языке. – Да, так нет ничего проще. Воры влезли в магазин в тот момент, когда в нем появилась партия новых брильянтов, предназначенных для паши, точнее, для невесты его сына. Кстати, как все-таки звать этого вашего пашу?

Египтяне снова переглянулись. Ответил на вопрос почему-то Саад Сидки.

– Его зовут Ибрагим-паша.

– Прекрасно. Так вот, воры взломали магазин именно в тот момент, когда туда доставили брильянты для Ибрагима-паши. Этим самым они многократно увеличили свой куш. Однако о том, что новая партия брильянтов прибудет в магазин в этот день, знали только три человека: почтенный Рахмани, господин Валид и сам Ибрагим-паша. Господин Рахмани едва ли стал бы входить в сговор с грабителями и воровать брильянты сам у себя, тем более – незастрахованные. Может быть, магазин ограбил господин Валид?