Ночь за нашими спинами - Ригби Эл. Страница 2
…немыслимым.
– Крейг, мне страшно.
Он оглянулся. Самолет дымился в загаженном болотной жижей овраге. Теперь он неисправен, и мистер Джонс его явно не получит. Да и куда бы они сейчас полетели?
Крейг прищурился, напряженно глядя дальше, за овраг, – туда, где сплошная стена тьмы тонула в хмуром небе. Черное рядом с серым. Бесконечное. Злобное.
Он постарался улыбнуться и покрепче сжал влажную холодную ладошку брата.
– Мы выберемся. Пойдем, поищем людей.
Несколько зданий, маячивших впереди, совсем не напоминали дома. Белые, построенные из трубчатых блоков, поблескивающие, как снег, они не имели окон и были покрыты паутиной. В каждом помещении встречало одно и то же – пустота, пыль и странный запах. Жженая пластмасса, что-то подобное. Там, где когда-то обитали люди, не может так пахнуть.
Они выбрались к огромному пустырю. Земля здесь была каменистая и жесткая. Редкими плешивыми клочьями росла полынь, кое-где тянулись вверх уродливые зеленые листья и зонтики цветков. Пустырь простирался далеко.
– Там… могут быть другие дома, Крейг?
Место было открытым и казалось совершенно безопасным. Поколебавшись, он кивнул, а спустя какое-то время предложил:
– Пробежимся? Представь, что это бейсбол. Нужно попасть в зону. Давай. Раз. Два…
Когда они побежали, Крейг не почувствовал сопротивления ветра. Совсем, ни капельки. Бежать было легко, и не оставалось сомнений, что вскоре начнется какая-то перемена в ландшафте. И…
Свист. В одну секунду этот звук перекрыл все остальные.
– Падай!
Он резко толкнул брата на землю, и тот сдавленно вскрикнул. Это был не свист ветра. Свистели пули.
– Не двигайся! Что бы ни случилось, не…
Это было последнее, что он успел сказать. Последнее, что успел почувствовать, – жжение в груди, легкое, как будто ужалила пчела. Но здесь, в мертвом воздухе, не чувствовалось запаха цветов, значит, не было пчел.
– Крейг!
Старший брат лежал ничком. Младший потрогал его руку, потом шею. Пульса не было. Он уже успел стать скаутом и знал, что это значит, – когда пульс не прощупывается.
Он лежал еще долго, а пули свистели и свистели над головой: иногда пролетая совсем низко и задевая растрепанные светлые волосы. Потом все стихло. Мальчик пополз вперед.
– Девчонка опасна?
Фигура в зеркале покачала головой.
– Она крайне глупа. Вряд ли когда-нибудь поймет, что ей в действительности доверили.
Не скрывая недоумения, собеседник вежливо приподнял брови:
– Тогда почему ты так ее боишься? Я навел справки. Если не брать в расчет того, кто ее защищает…
Волны черной ряби пошли по стеклу, окончательно скрыв отражение. Тот, чей силуэт темнел на его месте, осклабился и сложил руки на груди.
– Я не боюсь. Я хочу получить то, чем она владеет. Без остатка. Такие дары не должны доставаться людям. Когда-то я неосторожно создал похожий дар сам и теперь… как видишь, расплачиваюсь.
– Хм. Кажется, я слыхал подобное о яблоках с одного старого-старого дерева в старом-старом саду.
В зеркале усмехнулись. Шутку поняли. И, вполне возможно, оценили.
– Согласен?
Он закусил губу. Что-то его останавливало, буквально свербило в мозгу. Забавно… ему казалось, что его уже не остановит такая ерунда, как…
…человечность?
– Она маленькая. Не хочу делать этого сейчас.
В зеркале протяжно рассмеялись. Он ждал, что разговор будет окончен прямо сейчас, но неожиданно смех сменился ровным голосом:
– Ладно. Не спеши. Мне тоже нужно время.
– Сколько?
– Несколько лет. Будет даже лучше, если она окрепнет.
Он улыбнулся. Как ни странно, небольшая поблажка чертовски воодушевила его. Он оттянул ворот рубашки, сделал глубокий вдох и деловито посмотрел на часы.
– Славно. По рукам.
Поверхность зеркала снова зарябила. Силуэт приблизился, стал четче. Когда бледная жилистая кисть, унизанная кольцами, вынырнула из черного стекла, пожатие было до боли крепким. На ладони остался багровый ожог. Зеркало треснуло вдоль, наконец снова показав отражение. Отражение не улыбалось.
На дальнем конце пристани стояли двое, а городское озеро – Большая Вода – бесновалось неподалеку от их ног.
У молодого были длинные темно-русые волосы и перепачканные в краске ладони. Поднося ко рту покрасневшие пальцы, он с самым безмятежным видом грел их дыханием. Высокий седой мужчина рядом, скрестив на груди руки, рассматривал картину – остров в море за полярным кругом. Белый участок суши среди темной ряби, с канареечно-желтой полоской нелепых одуванчиков вдоль берега. Менее уместными одуванчики были бы только здесь – в городе вереска и полыни, под боком царства тьмы. Впрочем, Художник всегда питал слабость к абсурдным полотнам.
– Что бы ты предложил? – прозвучал низковатый, но чистый и необычайно ясный голос.
– В некоторых уравнениях, – отозвался мужчина и лукаво поднял брови, – неизвестные переменные лучше дольше держать в тайне. Помнишь?
– Я удивительно слаб в математике.
Они улыбнулись так, как улыбаются прекрасно понимающие друг друга люди. Художник стал убирать краски в деревянный ящичек. Поднявшийся ветер сильнее растрепал его волосы и вздыбил полы джинсового плаща. Одежда бродяги, взгляд блаженного – все как с картинки. Только за пояс заткнут большой разделочный нож.
В небе мелькнул силуэт. Белая, окутанная саваном спутанных прядей фигура исчезла среди облаков так же стремительно, как появилась. Мужчина посмотрел ей вслед. Потом бросил взгляд на воображаемую линию горизонта – туда, где уже не было ничего, кроме черной стены, разрубавшей пустое поле.
– Пора. Нужно отвезти вещи. В «Алую звезду», будь она неладна.
Художник оглядел стоявшую у ног мужчины спортивную сумку. Она была чуть приоткрыта, оттуда торчала обложка какой-то тетради.
– Ты нашел там кого-то?..
– Да.
– А если…
– В конце концов, ты еще не надрал мне зад. Это что-то значит, так?
Художник промолчал и застегнул плащ – на левом запястье мелькнул хорошо знакомый сквозной шрам.
– Хорошо. Попробуй.
Он отвернулся и снова стал смотреть в темноту.
У девушки не получалось даже ползти. Она опустила голову, и волосы упали на лицо. Вдруг она почувствовала запах влажной травы – острый, отчетливый и сладкий. Как и всегда в начале лета, в траве всюду синели крупные колокольчики. Так пахла сама просыпавшаяся жизнь, прежде чем ускользнуть сквозь окровавленные пальцы.
Она свернула не там. Ошиблась, когда оставалось совсем недалеко. Как, как она могла, она ведь знала эту дорогу и все указатели на ней, она ездила здесь почти каждый день. Впрочем, ее предупреждали.
Езди поосторожнее на своем чудовище. Пожалуйста.
Мотоцикл, лежавший на боку, напоминал раздавленное насекомое и слегка дымился. Пошел дождь, что было вполне ожидаемо: утром о нем сообщали в сводках. Как и об аномально низком давлении и резких порывах западного ветра.
Она зажмурила глаза и не видела, как в глубокой расщелине в камнях сгущается туман. Уплотняется. Складывается в силуэт.
– Вот и ты…
Он неподвижно ждал, пропуская сквозь себя дождевые струи. Стрелка на ее часах двигалась все медленнее, но ни в коем случае не должна была останавливаться. Он знал: то, что предстоит сделать, требует научной точности. Девчонке самой бы понравилось. О да, если бы здесь можно было вывести формулу, маленькая дрянь бы постаралась, вместе со своим дохлым дружком.
Мотоциклистка в последний раз дернулась и обмякла. Он приблизился к ней и наклонился. Нужно было лишь успеть до того, как явится какая-нибудь шавка из верхних или из Ставки Духов. Сил должно было хватить, путь был недалеким.
Другая девчонка, в другом месте, безмятежно смеясь, рисовала мелом на полу.
Часть I
Сезон цветущего вереска
«Каждая несчастливая семья…»
Есть слова, от которых будто бы скверно пахнет. Иногда они обозначают что-нибудь мерзкое, иногда просто неблагозвучны, но иногда вполне обычны. Для меня такое слово – «герой». Цельная, сильная, безликая личность, работа которой – кого-то спасать. И если иначе никак, то умирать. Надеяться на себя, не иметь защитников. Быть карающей рукой справедливого мудрого правительства. А если не справедливого и не мудрого – какое попадется.