Сэкетт - Ламур Луис. Страница 30
— Двоих братьев Бигелоу, а с ними еще троих? Ну, это для меня одного чуток многовато. Можете мне поверить, они просто не смогли выбраться оттуда, и я сильно удивлюсь, если когда-нибудь выберутся.
В комнате было тепло, хорошо, я посидел еще немного, а потом растянулся на койке и опять заснул.
Когда я снова открыл глаза, Эйндж что-то готовила на печи. Я поднялся и натянул сапоги. Налил в таз воды, вымыл лицо и руки. Приятно было чувствовать воду на лице, и я решил, что надо побриться.
Кэп куда-то вышел, мы тут были только вдвоем. Малыша увез доктор. Чистое удовольствие было бриться и слушать, как Эйндж возится у огня. Наконец она позвала меня обедать, и я был готов. На крыльце потопал сапогами Кэп, стряхивая снег, и вошел в дом.
— Снег идет, — сказал он. — Вам повезло. Еще несколько часов — и вы бы уже не выбрались.
Эйндж подала мне кружку кофе, я держал ее в руках и думал об этих людях там, наверху. Они сами навлекли на себя беду, но, хоть они меня и здорово не любили, я все-таки желал им выбраться оттуда.
Только они не выбрались.
Кэп тоже принял из рук Эйндж кружку, отхлебнул и глянул на меня.
— Этот Бенсон Бигелоу болтает на всех углах, что ты трус, боишься встретиться с ним.
Попадаются такие люди, которым, хоть умри, хочется выставляться дураками.
А вот мне от жизни всего-то и хочется заиметь собственное ранчо, немного скота и кусок земли что-нибудь выращивать. Но тут я поднял глаза, увидел Эйндж и понял, что это не все, чего мне хочется от жизни.
Я представления не имел, как это ей выложить, и жутко боялся рискнуть, понимая, как мало я ей могу предложить.
Ну в самом деле, вот я — взрослый мужик, а никак не выучусь толком читать, и хоть повезло мне найти малость золота, но никто не скажет, как далеко тянется эта жила. По сути дела, мне все время казалось, что это карман. Вот поэтому я и собирался, как только весна придет, смотаться в Мору и повидать братьев.
Про это я сказал Кэпу.
— Можешь не беспокоиться, — ответил он. — Тайрел и Оррин сами сюда едут. И еще Олли Шаддок с ними.
Олли тоже из Камберленда, и нам родственник. Он там одно время был шерифом. Это он втянул Оррина в политику, хотя парни из Теннесси занимаются политикой с такими же ухватками, как на енотов охотятся.
— Когда ты их ждешь?
— Сегодня вечером или завтра, если все будет нормально. Они прослышали, что к тебе липнут неприятности, и прислали весточку, что едут.
Приедут они в город, ничего не зная, а там будет этот Бигелоу; услышит, что кого-то из них назовут Сэкеттом, — и тут же начнет стрелять.
Хорошо, если он на них лицом к лицу попрет, тогда бояться нечего. Там будет Тайрел, а Тайрел с револьвером — чистый дьявол.
Я допил кофе и поднялся. Снял со стены свой оружейный пояс, застегнул на бедрах, взял пальто и шляпу.
— Поеду в город, — сказал я. — Надо глотнуть свежего воздуха.
— Да, у нас тут вроде как душновато, — сказал Кэп Раунтри. — Не возражаешь, если я с тобой проедусь?
Эйндж повернулась к нам от печки, вцепившись руками в половник.
— А как же ужин? Я столько хлопотала…
— Да мы скоро вернемся, — сказал я. — Подержи его на печке, Эйнджи.
Я влез в пальто и надел на голову шляпу. Надо будет себе завести шубу из енота на такую погоду.
— Во всяком случае, — сказал я, — полагаю, не нужно мне привыкать к твоей кухне, ни в коем случае. У человека быстро вырабатываются привычки.
Она смотрела мне прямо в глаза, лицо у нее раскраснелось от огня, и была она сейчас красивая — дальше некуда.
— Беда в том, что ни одна женщина в здравом уме не пойдет за дурня, а я как раз такой и есть, это уж точно.
— Много ты понимаешь в женщинах! — поддела меня она. — Видел ты на свете хоть одного дурня, у которого не было бы жены?
Ну, если на то пошло, так и вправду не видел.
— Держи ужин теплым, — повторил я.
Она ни слова не сказала ни про стрельбу, ни про Бенсона Бигелоу. Она просто сказала:
— Возвращайся, Телл Сэкетт. Я не хочу, чтоб мой ужин пропадал. После стольких хлопот — нет уж. И не только ужин.
Снаружи было холодно. Кэп вывел из конюшни лошадей — уже оседланных.
— Я так понял, ты не хочешь, чтоб ребята наткнулись на него, ничего не ожидая, — сказал он.
В салуне было натоплено, многолюдно, а прямо возле стойки стоял здоровенный мужик. У него было широкое, скуластое лицо, с одного взгляда стало ясно, что это не просто очередной брат Бигелоу, это Лесной Хозяин, прямо с Самой-Горькой-Речки, крепкий, опасный и не склонный ограничиваться болтовней.
Он обернулся, глянул на меня, я прошел через салун и оперся на стойку рядом с ним.
Вы, сударь, в жизни не видели, чтоб салун опустел с такой скоростью. Когда я облокотился на стойку, тут было человек пятьдесят-шестьдесят, а через полминуты осталось разве что пять-шесть, из той породы, которым, хоть умри, надо остаться и поглядеть, что дальше будет… люди, готовые стать ни в чем не повинными свидетелями.
Этот Бигелоу смерил меня взглядом, я посмотрел в ответ мирными, круглыми как у ребеночка глазками, и говорю:
— Красивые у вас усы, мистер Бигелоу.
— А что плохого в моих усах?
— Да что вы, ничего… совершенно.
— И что это должно значить?
— Можно мне угостить вас стаканчиком?
— Какого черта вам надо от моих усов? И за свою выпивку я плачу сам!
Только тут он заметил, что толпа разбежалась. У него как будто чуть сильней натянулась кожа на скулах.
Кажется, снаружи кто-то подъехал на лошадях. Поздновато путешествовать в такую погоду… и я тут же подумал, уж не Тайрел ли это с Оррином.
Эти мои братишки… проехали сотни миль — ну ладно, пускай всего пару сотен миль, — по диким местам, потому как им почудилось, что я тут оказался один перед лицом опасности.
— Вы — Телл Сэкетт?
— Этот ваш братец, Уэс, все ему хотелось сдать себе туза с низу колоды… он был очень неловок с картами. Да и с револьвером тоже.
— Что случилось с Томом и Айрой?
— Если будете искать достаточно долго, так найдете их весной, — объяснил я ему. — У них хватило дури гоняться за мною по горам, когда зима на носу и снег начал падать.
— Вы их видели?
— Они пару раз пытались убить меня. Только стрелки из них никудышные, ничуть не лучше, чем из Уэса. Том — он там наверху потерял свой револьвер.
Бигелоу сохранял спокойствие, и я видел, что он обдумывает все эти дела.
— Я слышал, вы приехали сюда по мою душу, — продолжал я спокойно. — Далеко забрались в поисках неприятностей.
Он никак не мог меня вычислить. Ничто в моих словах не показывало, чтоб я был чем-нибудь обеспокоен, просто разговаривает человек, как с первым встречным.
— Знаете что, Бигелоу? Садитесь-ка вы на лошадь и уезжайте отсюда. Что ни случилось с вашими братьями, они это сами накликали своими поступками.
— Может, вы и правы, — сказал он. — Я, пожалуй, закажу выпивку на двоих.
Ну, выпили мы с ним, потом я заказал по одной. Допил и собрался уходить.
— Ладно, меня дома ждет хороший ужин. Пока, Бигелоу.
Я повернулся и направился к дверям, и вот тут-то он меня окликнул:
— Сэкетт!
Щелкнул взводимый курок, его револьвер выскользнул из кобуры; щелчок был отчетливо слышен в пустой комнате. Я выхватил револьвер, поворачиваясь, и его первая пуля просвистела у самого моего уха. Я замер и всадил ему пулю в живот — его отшвырнуло на стойку. Но он ухватился свободной рукой за край и подтянулся. Выстрела я не слышал, но почувствовал, как пуля резко стукнула меня где-то внизу. Я собрался и выстрелил в него снова.
Он не упал… хоть сорок четвертый калибр, хоть какой, но если человек остервенел, то ты должен ему попасть в сердце, в голову или в большую кость, иначе его не остановишь. А Бенсон Бигелоу жутко остервенел. Это был не человек, а здоровенный медведь, и выглядел он сурово, как зима на вершинах западного Техаса.
Казалось, долгие минуты он стоял там, я видел, как кровь пропитывает перед его рубашки и штанов, а потом крупные красные капли начали падать на пол у него между ног.