Посредник (ЛП) - Кресцент Тара. Страница 40

― Я не собираюсь мешать тебе встречаться с Анжеликой, ты ее дядя, и она тебя любит. Но тебя больше нет в моей жизни. Что бы между нами ни было ― все кончено.

Глава 30

Валентина

Данте не хочет, чтобы мы уезжали. Я знаю его ― я читаю это в каждой напряженной линии его тела. Но он не останавливает меня. Может, он и не против запретить мне выезжать на задания, но он не собирается удерживать меня в своем доме против моей воли.

Он не Роберто. Он не собирается быть счастливым за мой счет.

Я двигаюсь на автопилоте, сердце разрывается на части с каждым шагом. Я поднимаюсь наверх в свою спальню и бросаю одежду в чемодан. Я все еще занимаюсь этим, когда Анжелика возвращается домой.

― Что ты делаешь? ― спрашивает она с нотками обвинения в голосе. ― Почему ты собираешь свою одежду, мама?

― Мы уезжаем сегодня вечером, ― говорю я категорично. ― Я связалась с подрядчиком, наша квартира готова. Пора возвращаться домой.

Анжелика возмущенно сжимает челюсти.

― Но я не хочу уезжать. Мне здесь нравится.

У вас когда-нибудь возникало желание сорваться и накричать на своего ребенка? У меня такого не было, по крайней мере, до сих пор. Анжелика вообще очень хороший ребенок.

― Наша квартира готова, ― повторяю я сквозь стиснутые зубы. ― Нам пришлось оставаться здесь, пока ее красили. Вот и все. Это не наш дом, Анжелика. Это дом Данте, и нам пора уезжать. ― Я сжимаю губы, чтобы не закричать, и молча считаю до десяти. ― Собирай свои вещи. Пожалуйста, не спорь со мной.

Моя дочь очень эмоционально развита. Она никогда не рассказывала мне о кровати принцессы, которую купил ей Данте. И она намекала, что хотела бы, чтобы мы с Данте были вместе, но никогда не говорила об этом прямо. Так что она, должно быть, слышит эмоции, которые я пытаюсь подавить, потому что, взглянув на мое лицо, она понимает, что со мной не все в порядке.

― Хорошо, мама, ― говорит она очень тихо. ― Я соберу свои вещи.

Я помогаю ей собраться.

― Не забудь Дини, ― говорю я, напоминая ей о велоцирапторе в пачке, охраняющем подоконник.

Она смотрит на игрушку.

― Дини может остаться здесь, ― отвечает она. ― Дяде Данте будет одиноко, когда мы уедем. Дини составит ему компанию.

Я проглатываю подступившие к горлу рыдания.

― Хорошая идея.

Не знаю, как я переживу следующие пару часов. Надо чем-то занять себя. Вещи Анжелики, как и следовало ожидать, разбросаны по всему дому. Я поднимаюсь и спускаюсь по лестнице, собирая все подряд. Я боюсь столкнуться с Данте, мое самообладание ― это хрупкая оболочка, которая может разлететься вдребезги при малейшем давлении. Но он держится в стороне, запершись в своей спальне. Только когда я застегиваю чемодан Анжелики, он появляется в дверях.

― Я иду в офис, ― говорит он, его взгляд скользит по моей дочери, прежде чем остановиться на мне. ― Лео скоро будет здесь. Он поможет тебе перевезти компьютеры.

― Они мне не нужны.

Слова вырываются инстинктивно, но чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что поступаю правильно. Мой мир сместился с оси от этого откровения. Когда все встанет на свои места, я не думаю, что смогу снова работать на организацию Антонио. Дон скрывал от меня истинные обстоятельства смерти Роберто в течение десяти лет. Я пошла работать к нему только потому, что считала себя в долгу перед ним, и он это знал. Ему нужны были мои навыки, и он позволил мне поверить в ложь. У Антонио Моретти репутация безжалостного человека, но я никогда сама не сталкивалась с этим раньше.

Теперь я понимаю.

Но предательство Антонио не так глубоко, как предательство Данте. Именно с Данте я не смогу сталкиваться на работе каждый день. Мое разбитое сердце не выдержит. Не сейчас, не после того, что мы разделили. Мне нужно оставить эту жизнь позади, как бы сильно я ее ни любила.

Данте долго смотрит на меня, но ничего не говорит. Он поворачивается и поднимается по лестнице, направляясь обратно в свою спальню. Я загружаю на iPad игру для Анжелики, а затем иду в свою спальню, чтобы продолжить собирать вещи.

Кулон, который Данте подарил мне на Рождество и который я оставила внизу на журнальном столике, лежит на моей подушке.

Стараясь не обращать на него внимания, я запихиваю одежду в вещевой мешок. Но как бы я ни старалась, мой взгляд постоянно возвращается к нему.

Это прекрасное украшение ― изящное, неброское и красивое. Человек, заказавший его, знает меня. Я назвалась Воробьем, потому что это маленькая, незаметная птичка, и именно такой я себя считала.

Но воробей Данте не такой. Он сверкает золотом, сидя в кольце из бриллиантов, желанный и бесконечно драгоценный.

На глаза наворачиваются слезы. Я провожу пальцами по кулону, а потом отдергиваю их. Никто и никогда не видел меня такой, какой видел Данте Колонна.

Но все это было основано на лжи.

Раздается звонок в дверь, и я слышу голос Лео. Он что-то говорит Данте, и Данте отвечает. Слышится приглушенный разговор, а затем входная дверь захлопывается с такой решительностью, что у меня разрывается сердце.

Он ушел.

Все кончено.

Я опускаюсь на матрас, борясь с желанием побежать за Данте, борясь с желанием простить его. В моей жизни было не так много людей, на которых я могла положиться в случае необходимости. Это точно не мои родители. Я заботилась о них больше, чем они обо мне. Родители Лучии на какое-то время стали моей опорой, но они умерли, когда я больше всего в них нуждалась. Всю школу Лучия была моей лучшей подругой, но после их смерти она сбежала из Венеции и не общалась со мной два года.

Данте был единственным человеком, который поддерживал меня с того самого дня, как я его встретила. Он был абсолютно непоколебимой скалой, всегда на моей стороне. Когда мне было плохо, он приносил мне кофе и заставлял принимать таблетки от мигрени. Когда я нервничала перед своим первым заданием, он приехал, чтобы быть рядом, и так сильно меня разозлил, что я забыла о страхе.

Но это длится гораздо дольше, чем последние несколько месяцев. Каждый раз, когда я нуждалась в нем за последние десять лет, он был рядом, с сарказмом и поддержкой. Он мог бы вернуться в Рим после смерти Роберто, но остался в Венеции. Я никогда не забуду, как он впервые присмотрел для меня за Анжеликой. Ей было шесть месяцев, у нее прорезался первый зубик, и она плакала. Клянусь Богом, она плакала тридцать часов подряд. Она засыпала минут на десять, а потом просыпалась с криком, ее крошечное личико было красным и сморщенным. Она все плакала и плакала, а я ничего не могла сделать. Я держала ее на руках, кормила, переодевала ― казалось, ничего не помогало.

Потом у меня начался приступ мигрени.

Я так и не поняла, как Данте узнал о происходящем, но, когда я уже была готова потерять сознание, он постучал в мою дверь и сказал:

― Тебе нужно отдохнуть. Я ненадолго заберу ее.

Я разрывалась между благодарностью и сомнениями.

― Ты хоть знаешь, как обращаться с ребенком?

― Ты разобралась, ― пожал он плечами, доставая Анжелику из кроватки своими большие руки. ― Я тоже смогу. ― Он посмотрел на меня, выражение его лица было серьезным. ― Я буду беречь ее, Валентина. Я обещаю.

Я ожидала, что это будет катастрофа. Я была уверена, что он вернется меньше, чем через час, измотанный и на пределе сил. Но я не спала больше часа за раз уже больше недели и почти бредила от недостатка сна. Голова раскалывалась, мигрень была настолько сильной, что я едва могла держать глаза открытыми, и мне некого было попросить о помощи.

― Ты должен писать мне каждый час, ― сказала я. ― Мне нужно знать, что с ней все в порядке.

― Буду.

Катастрофы не произошло. Смс приходили как по часам. Фотографии Анжелики в парке. Фотографии, на которых она хихикает над стаей голубей на площади Сан-Марко. Фотографии, на которых она, завернутая в одеяло, спит на руках у Данте.