Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Измозик Владлен Семенович. Страница 24

С 1919 года применение регистрации с целью информационного обеспечения деятельности органов ЧК становится нормой. В составе Секретного отдела была учреждена Регистрационно-статистическая часть. Она включала регистрационный и технический «столы», архив, «столы» иногородней информации и личного состава. На регистрационный «стол» ложилась задача по систематизации регистрационных карточек на арестованных, разыскиваемых и заподозренных [269].

Конференция начальников Особых отделов армий и фронтов совместно с Коллегией ВЧК 25 декабря 1919 года, обсудив вопрос «о насаждении внутренних осведомителей во всех контрреволюционных шпионских организациях, из числа лиц враждебного нам класса, готовых в шкурнических и карьеристских целях работать для освещения деятельности этих организаций», постановила не превращать это в систему, но одобрила «в отдельных случаях использование случайных осведомителей» [270].

В 1918 году ЧК обзавелись и своими филерами, которые теперь романтично именовались «разведчиками». Представитель Череповецкой ЧК докладывал на совещании в 1919 году, что количество осведомителей насчитывает 149 человек, собраны списки служащих Советов губернии, «а равно и буржуазии». Здесь же один из руководителей ВЧК того времени С. Г. Уралов говорил, что «информаторы должны быть разбросаны по всем учреждениям, войсковым частям» [271]. Вербовались они из самых разных групп населения. Например, упоминавшиеся выше «доклады» Г. Федорова отличаются косноязычием и множеством ошибок: «С 18‑го по 25 февраля все спокойно и никаких контрреволюций не замечалось на заводах и фабриках работа идет спокойно <…> ответственный Арганезатор Пут.[иловского] завода тов. Гречанов ненадежный сейчас его избрали он когда то был прав.[ым] эсером» [272].

К другой социальной группе явно относился осведомитель, представивший в Московскую ЧК запись проповеди архиепископа Варнавы, произнесенной 20 июля 1919 года в церкви Вознесения в Лефортово. В приписке указывалось: «К сожалению, лично я не присутствовал на богослужении, не предваренный Владыкою о том, что он будет говорить, но со слов присутствовавших там воспроизведу содержание слова», и далее на трех машинописных страницах содержался соответствующий текст [273]. Были среди секретных осведомителей ВЧК в это время и такие, как Анна Успенская, которую судил вместе с группой работников ВЧК Московский революционный трибунал в феврале 1919 года по обвинению за соучастие во взяточничестве. На процессе выяснилось, что она уже неоднократно вымогала деньги у родственников арестованных. По словам обвинителя Н. В. Крыленко, отвечая на вопрос о том, почему она начала сотрудничать с ВЧК уже весной 1918 года, Успенская сказала: «Я согласилась, чтобы мне платили определенные проценты», т. е. она работала «поштучно», предоставляя информацию прежде всего по делам о спекуляции. Трибунал приговорил ее к заключению в концентрационный лагерь на общественные работы на пять лет [274].

По мере усиления роли ВЧК в политической жизни страны, сосредоточения в ее руках всех функций тайной полиции встал вопрос и о передаче в ее ведение органов, занимавшихся перлюстрацией. Следует отметить, что уже с 1918 года органы ЧК использовали перлюстрацию в своей работе. Приказ ВЧК от 7 октября 1918 года «О работе почтельконтроля» требовал от местных губЧК «все получаемые от Военного почтово-телеграфного контроля письма и телеграммы систематизировать и рассылать в те города и местности, до которых эти письма будут относиться, для принятия мер пресечения». Предлагалось завести две книги для учета перлюстрированной переписки: алфавитную по городам и другую как примерную ведомость, а также отдать такое распоряжение по уездным ЧК [275].

В развитие этой практики приказ от 3 декабря 1918 года сообщал постановление Президиума ВЧК «предоставить местным ЧК право одиночных проверок корреспонденции контрреволюционеров, для чего ЧК должны вступить в соглашение с местными комиссарами почты», хотя уездные ЧК «постоянный контроль ставить не должны» [276].

По мере того как ОО ВЧК расширял свои полномочия, он проявлял все больший интерес к почтово-телеграфному контролю. Впервые это произошло на территории Туркестанской Республики в конце 1919 года. 14 ноября 1919‑го постановлением РВС войск Туркестанской Республики в Ташкенте был образован отдел военной цензуры под руководством А. М. Марголина. Уже 29 ноября на заседании РВС Туркестанского фронта была рассмотрена докладная записка начальника ОО Г. И. Бокия об организации военной цензуры в Туркестане и реорганизации военно-цензурного отделения при РВС Туркестанского фронта. В результате было принято решение объединить деятельность гражданской и военной цензуры, подчинив их ОО Туркестанского фронта «вследствие ценных данных для Особого отдела, обнаруживаемых цензурой в корреспонденции, адресуемой в армию и из армии…».

Однако нормально функционировать реорганизованный отдел не мог в связи с острой нехваткой кадров. И только после прибытия в Ташкент в декабре 1919 — январе 1920 года из Самары аппаратов военно-цензурных отделений Особых отделов Туркестанского фронта и 4‑й армии началась организационная работа по созданию сети подразделений военной цензуры на всей территории Туркестана. В связи с кадровым голодом в Туркестане комплектование военно-цензурных пунктов поручалось, как правило, заведующим пунктами Особого отдела, которые должны были самостоятельно подыскивать местные кадры для назначения цензоров.

23 января 1920 года ОО Туркестанского фронта была утверждена инструкция по организации военной цензуры в пределах Туркестанской Республики. Согласно ей, все почтово-телеграфные учреждения республики, железные дороги, радиостанции и другие учреждения, при которых формировались подразделения военной цензуры, обязаны были предъявлять для просмотра всю входящую и исходящую корреспонденцию. Всем органам военной цензуры вменялось в обязанность направлять в свои руководящие центры сводки с информацией, полученной в результате перлюстрации корреспонденции.

Помимо военных вопросов, в сводках следовало освещать такие сюжеты, как отношение местного населения к советской власти, случаи межнациональной вражды и многое другое. Органы военной цензуры в Туркестане состояли из фронтового Военно-цензурного отдела в Ташкенте, военно-цензурных отделений в областных центрах — Самарканде, Скобелеве (Фергане), Верном (Алма-Аты), Полторацке (Ашхабаде) — с подчиненными им военно-цензурными пунктами в уездных городах. Согласно типовому штату, областное отделение должно было состоять из заведующего, цензора-руководителя, от 10 до 15 цензоров, пяти сотрудников осведомителей (почтово-телеграфные служащие) и одного регистратора. Штат пункта предусматривал должности заведующего, старшего цензора, от трех до восьми цензоров и трех осведомителей. Цензоров следовало подбирать преимущественно из партийных работников, знавших местные языки — сартский (узбекский), фарси, дари. Количество цензоров могло варьироваться в зависимости от объема проверяемой корреспонденции. В отличие от штатных цензоров осведомители получали только вознаграждение в размере разницы оклада цензора от оклада по основному месту работы.

Несмотря на то что отделения и пункты военной цензуры являлись отдельным аппаратом, не интегрированным в аппараты особых отделов, оперативно они подчинялись заведующим отделениями и пунктами Особого отдела по месту дислокации. Финансирование отделений и пунктов военной цензуры также производилось через Особые отделы. На процессе формирования и деятельности военной цензуры существенно сказывалось отсутствие специалистов, особенно коммунистов со знанием восточных языков. Руководители цензурных пунктов сообщали в областные и краевой центры о невозможности организации нормальной работы в связи с отсутствием кадров и нежеланием местных партийных органов эти кадры предоставить. В связи с этим ОО Туркестанского фронта в отдельных случаях был вынужден допустить организацию цензуры на почте и телеграфе только в областном городе. Организацию же пунктов в уездных городах разрешено было временно отложить.