Развод. Расплата за обман (СИ) - Витина Элина. Страница 38

Мне просто нужно занять дрожащие руки и не смотреть на Марка, потому что сейчас я отчетливо понимаю, что натворила.

Боже мой…

Глава 46

Утром я с каким-то удивлением понимаю, что вчерашний поцелуй не только не размазал меня окончательно, напрочь загубив способность здраво мыслить, но и придал сил. Не знаю как это получается у Марка. Была уверена, что за последние полгода он утратил свою силу влияния на меня. Но сейчас я понимаю, что ни черта не изменилось. Где-то на подсознательном уровне он все так же остается моей опорой. Что ж, тем хуже для него. Потому что именно эта опора и помогает мне окончательно расставить точки над и.

— Мать сказала, что ты оказалась от ее помощи, — разводит он руками, когда я нахожу его на кухне.

И от этого мне вдвойне тошно. От того, что находясь в своей собственной квартире, моему мужу приходится как-то объяснять свое присутствие. Оправдываться. Скажи мне кто еще год назад, что моя счастливая семейная жизнь обернется таким фиаско, я бы рассмеялась им в лицо. Но сейчас это горькая правда. От прежнего счастья остались лишь осколки. И виноваты в этом только мы. Своими руками сломали тот идеальный кусочек счастья. И продолжаем ломать. Ранимся осколками, истекаем кровью, но продолжаем хвататься руками за острые края. Что ж, пришло время покончить с этим. Слишком много боли мы друг другу причинили.

— Верно, — заявляю безэмоционально. — Но это не значит, что я нуждаюсь в твоей, Марк. Я справлюсь, ты можешь идти заключать свои важные контракты. Уверена, твои подчиненные совсем заскучали без тебя.

Смотрит на меня удивленно, будто вовсе не понимает о каких подчиненных речь. Мне что, нужно произнести ее имя вслух? Опуститься до грязных фактов и закатить самую настоящую сцену ревности с битьем посуды и обещанием повыдирать волосы гадкой разлучнице?

Когда-то Марк заверил меня, что все что связано с Татьяной, осталось в прошлом. Я спросила его тогда почему бы не расстаться с ней не только в личном плане, но и в профессиональном. Боялась показаться склочной ревнивицей, но все равно задала тогда этот вопрос.

Но муж заверил меня, что Татьяна знает слишком много нюансов о компании и допустить ее переход к конкурентам было бы не только глупо, но и опасно. И я ему поверила. Не только в этом. Но и в том, что между ними никогда не было чувств. Не было и сотой доли того, что есть у нас. Не мои слова, Марка. И тогда у меня не было причин ему не доверять.

Сейчас же, после всего, что произошло за последние месяцы, с сожалением констатирую, что теперь у меня нет причин ему доверять. Точка. Слишком часто он меня предавал.

— Мне будет спокойнее, если я останусь, — произносит он, отставляя ноутбук в сторону.

— А мне будет спокойнее, если… — начинаю и тут же сдуваюсь под его взглядом.

— Пожалуйста, не надо, — просит он. Фразу не заканчивает, но мне кажется, я буквально физически ощущаю, как между нами зависает продолжение: мы уже видели, что случается, когда ты остаешься одна, Мира. Ни к чему хорошему это не приводит.

— Я справлюсь, — твердо заявляю. Этой ночью я долго не спала и успела взвесить все за и против. Я извлекла уроки из прошлых ошибок. Я буду более внимательной. Более ответственной. И главное, более спокойной. Не в моих правилах винить окружающих в своих бедах, но если бы свекровь не допаивала сына водой, как я просила, у меня бы не случился лактостаз. А если бы не случился лактостаз, я бы не умирала утром со стыда и не убежала трусливо из дома, гонимая воспоминаниями о том, как Марк мне помогал.

— Я справлялась без твоей помощи долгие полгода. И поверь мне, позаботиться о том, чтобы наш сын выжил было гораздо сложнее, чем заботиться о нем сейчас.

— Ты сбежала, Мира! — Взрывается он. В этот момент, впервые за долгое время я вижу его неприкрытые обнаженные эмоции. Кажется, что чувствую его боль каждой клеточкой своего тела. — Ты не дала мне шанс быть рядом! Помогать тебе, справляться со всем этим вместе с тобой! Мы оба родители, черт возьми! Я должен был пройти через все это вместе с тобой, но ты украла у меня этот шанс! Ты просто сбежала, оставив меня одного. Наедине с самыми жуткими мыслями. Ты скрыла от меня сына! Заставила думать, что мы потеряли ребенка… Что…

— Я боялась, Марк, — произношу совсем тихо. Одними губами. Словно воздух между нами пропитан ядовитыми парами и я боюсь даже вдохнуть его. — Боялась, что ты навредишь нашему сыну. Я не собиралась скрывать, — каждое слово дается мне с трудом, но я не могу молчать. Не тогда, когда он смотрит на меня так. Будто все еще любит. Будто мое предательство его убивает. — Я бы сказала тебе после… операции.

— Но почему? Как ты могла подумать, что я могу навредить нашему ребенку? После того, что я и так сделал своими ущербными генами…

Эти слова бьют меня наотмашь. Точнее нас. Мы оба морщимся, будто кто-то проходится хлесткой плетью по коже. Будто они рассекают не только плоть, но и что-то гораздо глубже. Сердце. Душу. Само естество. И я знаю, что мои следующие слова сделают только хуже. Но и молчать уже поздно. Поэтому я прикрываю веки и хрипло выдаю:

— Я знаю о твоем разговоре с врачом. Слышала, как ты просил его избавиться от ребенка. От нашего сына, Марк.

Глава 47

В подростковом возрасте я какое-то время ходил на бокс. Отец отдал в секцию, когда заметил, наконец, что из-за напряженных отношений в семье у меня появились проблемы с агрессией. Тогда он пару раз поймал меня на стесанных в кровь костяшках и решил, что контролируемый выброс эмоций о грушу мне поможет.

Ни хрена.

Бокс это не то. В боксе есть стоп слово. Рефери никогда не позволит противнику нанести тебе смертельный удар. Тем более в юношеской лиге. Мне тогда и четырнадцати не было, насколько помню. Поэтому я очень быстро снова вернулся к уличным дракам. Они отлично помогали справляться с холодным равнодушием, в котором меня от души купали родители.

И вот сейчас после признания Миры я чувствую себя под стать. Будто все те испытания, через которые мы прошли за последние полгода были лишь поединком в боксе. Местами больно, иногда хочется сдохнуть… но так или иначе ты знаешь, что когда-то это закончится, что ты выйдешь с поля боя живым. С синяками, кровавыми ранами и может даже переломами, но черт возьми, одним целым.

Слова жены о том, что она слышала мой разговор с врачом все меняют. Это уже та самая уличная драка, исход которой нельзя предугадать. Я будто снова лежу на асфальте, а надо мной склоняются четыре старшеклассника и выписывают мне удары ногами в дешевых кроссовках. Одному из них я тогда сломал руку и его дружки решили отомстить за товарища. Месили меня знатно. Навалились все вместе и заставили действительно впервые в жизни задуматься о смерти.

Мира же справляется и без группы поддержки. Она ей попросту не нужна. Ведь своей жене я сломал не кость… я просто сломал ее. Целиком.

Она знает. Все это время знала. Жила с этой мыслью. Смотрела на меня. Принимала помощь. Хоть и сквозь зубы, но принимала. И каждый раз на фоне, наверняка, звучали те самые жуткие слова.

От ребенка надо избавиться.

Риски слишком велики.

Жена не переживет…

Чем раньше это произойдет, тем лучше.

Сколько длился этот разговор с врачом? Минуту? Вряд ли больше.

Но не прошло и дня, чтобы я его не вспоминал. Иногда осознанно, замерев посреди рабочего дня, словно в трансе уставившись на расплывающиеся цифры в документах. Иногда во сне… Но факт остается фактом, это было моим персональным адом.

По крайней мере, я думал, что персональным. На самом же деле мы варились в этом котле вместе.

В голове, наконец, складываются фрагменты пазла. Картинка вырисовывается жуткая, прямиком из хоррор фильма. Но от этого не менее яркая.

Все это время Мира знала.

Все это время она была, уверена, что я пытался убить нашего малыша.

— Я попросил доктора отменить операцию, — выдавливаю хрипло. Каждый звук раздирает горло, словно я битого стекла глотнул. Но эта боль ничто по сравнению с тем, что я чувствую в своём сердце. И что-то мне подсказывает, что она не идёт ни в какое сравнение с тем, что чувствовала Мира все это время.