Развод. Расплата за обман (СИ) - Витина Элина. Страница 46
— Эта не такая, — морщусь от самой фразы, — она помогла моей жене, а теперь та ей хочет помочь устроиться в нормальное место. Девчонка не избалованная.
— И красивая, — тут же мечтательно комментирует Рав, который уже успел увидеть Виолу.
— Помолчи, — перебиваю друга, — у тебя жена в очередной раз на сносях, а ты о чем думаешь?
— Ну, не о медведицах же мне думать? — хитро щурится он в ответ, и я серьезно размышляю, не треснуть ли мне его по башке, чтобы прекратил напоминать о том нелепом случае. Ну я и сам виноват, нашел кому рассказывать, теперь Рав до конца жизни будет меня плюшевыми игрушками подкалывать.
— Ладно, парни, мне пора. Рад был повидаться, — мы по очереди пожимаем друг другу руки, — а девчонку ко мне присылай. Посмотрим, что она из себя представляет, и если все ок, то зарплатой не обижу.
— Добро, — киваю я, думая, что Мира точно обрадуется новостям, которые я ей подготовил.
Глава 57
Прежде чем поехать домой, я заезжаю в цветочный.
Раньше баловать Миру цветами было обычной частью моей жизни. Мне доставляло удовольствие выбирать букет, и каждый раз я старался, чтобы новый не походил на прошлый.
Я любил смотреть на реакцию жены: всякий раз она так искренне удивлялась цветам, прижимала их к груди, рассматривала каждый бутон и счастливо улыбалась. Когда-то мне казалось, что на выписку я скуплю все цветочные поблизости, чтобы уставить ими весь дом. Но вышло как вышло, а после и вовсе мысли были о другом.
Поэтому сегодня я с особым удовольствием выбираю пышную завозную сирень, завернутую в хрусткую бумагу. Хочу сделать приятно своей жене, снова увидеть ее улыбку.
Когда захожу в квартиру, удивляюсь приятному полумраку и тишине. Кажется, Коля уже спит и я, стараясь не шуметь, иду на свет — на кухню.
И замираю. Потому что Мира накрыла на стол, на двоих, разложила все красиво, даже свечи зажгла. И смотрит на меня сейчас, кусая губу от волнения, точно у нас свидание первое.
— Детка…
Я делаю шаг к ней, она — навстречу, и мы впиваемся поцелуем в губы друг друга, и сейчас в нем совсем мало нежности, зато много страсти. Губы, такие податливые и нежные, хочется укусить и я еле сдерживаю рык, поднимая свою малышку на руки и мягко обхватывая ниже талии.
— Господи, как я по тебе скучала, — шепчет она, целуя мое лицо: в губы, в нос, в отросшую уже за день щетину, и я понимаю, что речь не о сегодняшнем дне. Обо всем времени, проверенном нами врозь, и теперь мы оба жадно стараемся забрать свое, дополучить то, без чего привычная жизнь становится блеклой и серой.
Мне хочется гораздо большего, но я помню, что Мира родила недавно, да и без ее одобрения заходить далеко не спешу, но как же мне не хватает тепла ее тела по ночам!
Когда мы спали в обнимку и я прижимал ее к себе тесно, такую хрупкую и нежную, и наслаждался каждой минутой близости, и спалось с ней рядом особенно сладко.
— Остынет все, — Мира отстраняется первой, мягко касаясь ладошками моей груди, дыхание ее сбившееся выдает с головой. Она поправляет прическу, смущенно отходя от меня, — мой руки и садись за стол. Я тебя ждала, не ела.
— А где Виола?
— Попросила выходной на вечер, я ей билеты в театр подарила, решила, что мы с тобой…
И краснеет, отводя глаза, а я в этот момент ощущаю себя живым, наполненным изнутри энергией, не знаю, во мне целый мир бушует! Я сейчас горы свернуть могу, ради этой женщины, что родила мне сына, ради Коли, ради них обоих. И я снова чувствую себя Марком Соболевским, таким, каким привык быть, несокрушимым, с уверенной опорой и знающим, что делать. Вот только раньше я понятия не имел, как многое мне дает Мира со своей любовью, а сейчас это смог оценить.
Пока я мою руки, Мира ставит букет в вазу, и по кухне плывет совсем не зимний аромат сирени. А еще запеченного мяса, и еще бог весть какой снеди, от которой во рту собираются слюна.
Мы разговариваем о всяких пустяках, я спрашиваю, как прошел день у Коли, Мира интересуется моими делами, и все у нас — как у обычной нормальной семьи. И мне хочется запомнить, сохранить этот момент надолго.
— Детка, ты такая красивая, — я смотрю на свою жену и понимаю, что она действительно прекрасна. Ее даже трудная жизнь, тяжелые роды и операция Коли не смогли испортить. Она как будто светится изнутри и мне без конца хочется касаться ее кожи, губ… черт, чем дольше на нее смотрю, тем горячее мысли.
— Спасибо, — и снова эта смущенная улыбка, и если б не приглушенный свет, уверен, я бы заметил на ее лице румянец. Кажется, мы снова в стадии ухаживаний, когда я добивался Миру всеми правдами и неправдами.
— И ужин божественный. Мясо удачное, мне кажется, у твоей лазаньи новый конкурент.
По ее лицу пробегает тень, и она аккуратно кладет вилку на тарелку.
— Кажется, у меня стойкая аллергия на лазанью с недавних пор.
Я по движениям вижу, что старается издать как можно меньше звуков, и только спустя несколько секунд вспоминаю, когда в последний раз она готовила это блюдо. Вот я дебил! Так бездарно испортить вечер!
Злюсь на себя, видя, как снова между нами появляется призрачная стена, и не знаю, что делать, поэтому решаю — разговор надо продолжить. Расставить все точки над и, не дать ей спрятаться в защитный панцирь, нарушить наш хрупкий баланс.
— Мира, — подхожу к ней, опускаясь на колено, и нахожу ее руку. Она взгляда моего избегает, но покорно сидит, и ладонь из моей пальцев не выдергивает — уже хороший знак.
— Детка, я так виноват перед тобой. И должен извиниться за то, что вел себя как конченный мудак. За ту картину, которую ты увидела в баре… Господи, клянусь, я ненавижу себя за этот случай гораздо сильнее, чем ты меня. Но я клянусь, что не изменял тебе. И не планировал, я был так чертовски пьян, что просто не соображал, что творю. Мне никогда не нужны были другие, и я не знаю, что на меня нашло в тот вечер…
Я говорю и говорю, боясь, что несу чушь, что из моих слов она сделает неправильные выводы, а я не смогу оправдаться как следует просто потому, что не умею красноречиво оправдываться. Это в переговорах с бизнесменами я знаю нужные слова, а тут…
— Я очень хочу тебе верить, — перебивает она, а у меня сердце ухает вниз в ожидании какого-нибудь «но». Оно всегда есть, это гребаное «но», без которого все может быть нормально, но-но-но!
Я в отчаянии взъерошиваю волосы руками, боясь услышать ее следующие слова.
— Верь мне, детка. Если бы я мог найти еще какие-то доказательства - я бы это сделал.
— Вокруг тебя всегда было так много женщин, — задумчиво говорит Мира, — но я всегда верила. А потом мне показалось, что я совсем тебя не знаю. Там в баре, ты был чужой. Другой, незнакомый, злой, пьяный. И эта девка на твоих коленях… Мне так больно было, ты не представляешь. Для меня же других мужчин просто не существовало, я их не видела никогда, люди и люди, зачем мне кто-то еще, если есть ты? А после этого случая такая дыра внутри, и в ней куча сомнений, и даже если я пытаюсь позабыть, оно там остается.
Я чувствую себя раздавленным. И виноват сам, и теперь несу ответственность за свои действия, только от этого не легче. Мы встречаемся глазами с Мирой, и я вижу слезу, стекающую одиноко по ее щеке. Касаюсь пальцами, вытирая кожу, и говорю тихо-тихо:
— Что мне сделать, чтобы ты поверила мне? Я на все готов.
— Я попытаюсь. Не обещаю, что смогу, но постараюсь. И еще… еще меня беспокоит Таня.
Я морщусь, как от зубной боли, вспоминая поползновения юристки в мою сторону, и понимаю, что у Миры отменное чутье.
— Я знаю, что ее надо уволить детка. Но мне нужно, чтобы она меня не подставила, поэтому сейчас я прикидываю, как лучше это сделать.
— Спасибо тебе, — она тянется ко мне, обвивая за шею, и я утыкаюсь в россыпь ее волнистых волос.
— Это тебе спасибо, детка. Ты — мой космос.
Глава 58
В последнее время я чувствую себя Аладдином из детской сказки. Причем у меня, в отличие от сказочного персонажа неограниченное количество желаний для джина из лампы. Марк и раньше всегда с удовольствием меня радовал, но то ли я редко озвучивала свои просьбы, то ли его работа часто вставала между нами. Однако факт остается фактом, синим джинном моему мужу удавалось побыть не так часто.