Развод. Расплата за обман (СИ) - Витина Элина. Страница 8

От собственной беспомощности ощутимо тошнит. Подхожу к крану, набирая стакан воды, и осушаю его в несколько глотков. А потом замечаю это.

В духовке стоит лазанья. Свежая, как я люблю, обильно посыпанная сыром. На столе — приборы на две персоны, аккуратные льняные салфетки, свечи расставлены. А значит, пока я пьянствовал, сожалея о своем раненом эго, моя малышка думала обо мне, заботилась. Готовила ужин, чтобы мы могли помириться.

Сердце в груди превращается в одну кровавую рану, и я не уверен, что она когда-нибудь зарубцуется. Наверное, стоит броситься к ней в ноги, умолять, просить прощения, но я едва стою. Слышу, как смолкает звук воды, но Мира из ванны не выходит, а я так и торчу на месте. Провожу устало по лицу ладонью, а потом клянусь: себе, ей, нам, не знаю, громко, срываясь на крик:

— Я тебя не отпущу! Слышишь? Развода не будет, — и уже тише, словно выдохся весь, добавляю, — я слишком сильно для этого люблю тебя, детка.

Глава 10

Несколько раз берусь за ручку двери и тут же одергиваю ее, будто металл раскалился. Не могу выйти. После горячего душа ванная комната окутана густым туманом, отчего я чувствую острую нехватку кислорода, но и выйти не могу себя заставить.

Я словно в клетке. Собственный дом, такой любимый и уютный, превратился вдруг в самую настоящую западню.

Голос мужа, словно гром, поражает меня в самое сердце. Его слова, это уверенное обещание, что он меня не отпустит, становятся последней каплей. В любой другой ситуации его решительность бы, наоборот, помогла мне поскорее прийти в себя. Марк всегда был для меня опорой.

Что бы в моей жизни ни случалось, какая проблема бы ни возникла — он всегда все решал. И сейчас мне безумно хочется свернуться клубочком у него на коленях, положить голову на грудь и в такт мерному биению сердца слушать его заверения в том, что все будет хорошо.

Но на этот раз моя проблема — это он сам. И никто не в силах мне помочь. Ни одна живая душа на всей Земле не сможет мне помочь. Если Марк узнает, что малыш все еще во мне, если только засомневается в словах доктора…

Продолжить эту фразу мне так и не удается. Я не знаю, что он тогда сделает. Попробует ли второй раз предложить врачу взятку? Будет ли снова пытаться убедить меня, что так будет лучше? Не знаю. Я просто не знаю.

Он — мой самый близкий человек. Я знаю каждую родинку на его теле. Каждый шрам. Каждый волосок. Но душа его оказалась живой иллюстрацией известной фразы. Не просто потемки… беспробудный лес со своими демонами и монстрами.

Сама не замечаю, как оказываюсь на полу. Успеваю только отстраненно подумать «хорошо, что кафель теплый» и уже в следующий момент где-то внутри прорывается огромная плотина и я не просто плачу, я начинаю рыдать навзрыд.

Ручка за моей спиной дергается, будто Марк все это время был там, и на плечи опускаются его горячие ладони.

Понимаю, что это плохая идея, но тем не менее, льну к нему всем телом. Благо, он ничего не спрашивает. Боюсь представить что бы могло сорваться с моих губ, если бы он спросил по какому поводу я развожу влагу. Но он молчит. Просто обнимает. Подтягивает меня к себе за полы огромного плюшевого халата и прижимает к груди. Гладит мои волосы, спину. Не пытается поднять и перенести в другую комнату, а просто дает мне пережить эту истерику. Будто чувствует, что если я продолжу копить все это в себе, то просто взорвусь. И останусь в его жизни лишь крупной радиоактивной пылью — пожизненным напоминанием о его ошибке.

Я не знаю, сколько времени мы так сидим. Это могут быть как считанный минуты, так и долгие часы. Впрочем, судя по онемевшим конечностям, времени прошло явно не мало. Но я все еще не могу оторвать свое тело от него. Садистски растягиваю эту пытку, обещая себе раз за разом, что вот теперь точно все… теперь я готова поставить финальную точку. Но вместе с решительным глубоким вдохом, в легкие попадает не только кислород, но и его запах. Привычный аромат сейчас раскрывается совершенно по-другому. Он будто соткан из противоречий. Любовь и предательство. Тепло и холод. Родной и такой чужой.

Будто почувствовав какую-то едва осязаемую перемену в моем настроении, Марк оживает и прочистив горло, обещает:

— Все будет хорошо, Мира. У нас будут дети. Здоровые. Крепкие. Счастливые. У нас все еще будет, верь мне.

Ком в горле разрастается до неимоверных размеров и вместо слов с моих губ слетают лишь глухие хрипы. Другие дети… здоровые. Эти слова меня наживую полосуют и я, наконец, отталкиваю его от себя.

— Оставь меня. Я хочу побыть одна.

— Малыш, не закрывайся от меня. Пожалуйста. Я хочу помочь.

— Нет, — мотаю головой. Это слишком опасно. Я не могу себе доверять рядом с ним. Каждый раз, когда его руки оказываются на мне, мне хочется передвинуть их на свой живот и прокричать ему в лицо: вот, смотри! Вот наш ребенок! Живой! Пусть не полностью здоровый, но он все еще может быть счастливым! Может и будет! У него все ещё есть шансы!

Но я боюсь его реакции. Слишком боюсь. Поэтому вместо этого лишь тихо прошу:

— Если хочешь мне помочь, тогда согласись на развод. Это единственный выход.

— Да что ты заладила! — срывается он и тут же уже спокойнее добавляет: — Это стресс. У тебя был очень тяжелый день. Нельзя принимать важные решения в таком состоянии. Хочешь, поедем отдохнуть? Куда ты хотела? Сейшелы? Мальдивы? Выбирай!

— Я никуда не хочу, — рычу, пытаясь подняться. Чем дальше я окажусь от него, тем легче мне будет спорить. — Я не хочу никуда лететь. Не хочу никуда ехать! Я просто хочу побыть одна! Как ты не понимаешь? Неужели это так много? Просто оставить меня одну??

— Я не думаю, что в таком состоянии тебе следует оставаться одной, — безжалостно выдает он.

— С тобой мне только хуже! — Выплевываю зло.

Марк дергается, будто я его ударила и тут же прикрывает веки, словно ему на меня смотреть так же больно, как и мне на него.

— Мира, ты сама не знаешь, что говоришь. Я понимаю твою боль, поверь мне, я чувствую то же самое. Но нельзя в этом замыкаться… так будет только хуже.

— Дай мне отгоревать… — последнее слово выходит сиплым, болезненным. Словно крик души. Возможно, потому что это правда. И пусть Марк думает, что я имею в виду совершенно другое горе, на самом деле отгоревать мне нужно наш брак. Наш идеальный союз. Наше долго и счастливо. Вместе и навсегда. — Пожалуйста. Я просто хочу побыть одна.

— Хорошо, — его протяжный выдох раздувает влажные волосы у моего лица. — Я переночую в отеле. Сколько времени тебе нужно?

Вся жизнь. Мне нужна вся жизнь, Марк.

Но вслух я этого, конечно же, не произношу. Вместо этого я прикусываю губу и тихо прошу:

— Хотя бы пару дней.

Он кивает и выходит из ванной. Боясь пошевелиться, я закрываю глаза и прислушиваюсь к звукам, пытаясь определить что он делает. Открывает комод в спальне, хлопает дверцей шкафа, звякает чем-то металлическим. И только когда слышу звук захлопнувшейся входной двери, понимаю, что все это время не дышала.

Марк ушел. Он выполнил свое обещание. А значит у меня есть два дня на то, чтобы прийти в себя и… исчезнуть.

Глава 11

Обычно работа помогает отвлечься.

Погружаешься с головой, и весь остальной мир перестает существовать. Есть только нефте- и газопроводы, сметы, оборудование, и больше ничего. Дивный мир, с запахом горюче-смазочного, знакомый мне вдоль и поперек и оттого простой и понятный.

Но сегодня я смотрю на договор, читая его раз в седьмой, а смысл ускользает от меня, сменяясь картинками позавчерашнего дня. Вторые сутки я живу в гостинице, и это изводит меня, выедая изнутри. Умом понимаю, что так лучше для Миры, а сердцем — нет. Я и так себя окрестил предателем, и невозможность нормально вымолить у нее прощение положение дел не улучшает.

На мои звонки она не отвечает, а в сообщениях пишет короткие, холодные фразы, лишь бы я отстал. Проклятье…