Кодекс Оборотня 3 (СИ) - Гарднер Эрик. Страница 44
Я принюхался, нашел среди десятков других ее запах, от которого в груди расползлась боль, и, следуя за ним, поднялся обратно, зашел в свою комнату. Скаа сидела на подоконнике, смотрела в окно. Потом, почуяв меня, обернулась.
— Я пришла, а тебя нет, — едва слышно сказала она, жутко переживая. — Решила подождать.
— Долго разговаривал с Туалом. Потом отправился тебя искать.
Она соскользнула с подоконника, сделала нерешительный шаг и все же подошла.
— Руари! — Скаа внимательно всматривалась в меня. — Я думала, ты будешь презирать меня, что отвернешься от меня, от нас всех!
— Скаа…
— Когда несколько дней назад тебя привезли в Министерство, мы почуяли, звали тебя, но ты нас не слышал, — прошептала она. — Я больше всего боялась, что они сделают с тобой то же самое, что сделали с нами.
— Нет, я слышал. Но думал, что это кошмарный сон. А это оказался кошмар наяву. Теперь он позади, Скаа.
Я прижал ее к себе, сквозь одежду чувствуя, какая она худая, словно я обнимал не молодую женщину, а девочку-подростка. Ее макушка оказалась прямо под моим носом, от медных волос пахло вереском и медом. От этого запаха в груди будто оказался тяжелый булыжник, а мне мерещилось, что я обнимаю призрак. То ли той девочки, с которой познакомился много лет назад, то ли другой, недавно убитой. Скаа обратила ко мне лицо, изучая, почувствовав мою боль. Я тоже изучал ее, не понимая, что со мной творится, ощущая опять неловкость и переживания Скаа. Моя ладонь провела по ее щеке, по острым скулам. Скользнула по шее, по плечу. Я стянул с нее казавшуюся бесформенной шерстяную кофту, но в футболку она вцепилась и не позволила снять. Хотя та была такая же бесформенная, она не смогла скрыть острые лопатки, торчащие ребра, маленькие груди с розовыми сосками, тонкие руки.
— Нет. Позволь, я уйду. Не хочу, чтобы ты смотрел на меня, чтобы видел такой.
Скаа попыталась вырваться, но потом вдруг замерла, сжавшись с покорностью загнанного зверя, у которого нет сил сопротивляться. Я почувствовал себя так, словно мне влепили пощечину. Выпустил ее, отступил.
— Прости. Я всего лишь… — я запнулся. — Нет, ничего.
Я не понимал, что происходит. Внутри словно разверзлась бездна, и я падал в черную, холодную пустоту. Скаа метнулась к двери, исчезла. «Конмэл из Клонмела, Руари из Типперэри!» — эхом в памяти пропел голос Скаа. Веселый и звонкий. Не такой, как сейчас. Я помнил, как она смеялась, когда мы встретились несколько лет назад в лесу, принадлежавшем О’Лири. Я помнил ее запах, от которого мне теперь становилось невыносимо больно. И я не помнил ни ее лица, ни цвета волос, ни цвета волчьего меха. Ничего больше.
На меня тяжелым камнепадом обрушилась усталость. Я растянулся на постели, уткнувшись лицом в подушку. В дреме мне на ухо нашептывал король Мидир: «Да, я знаю, что это будет очень больно, Руари Конмэл».
Выстрел в сердце — обычная пуля. Выстрел в сердце — десять серебряных пуль. Выстрел в сердце — мое. Выстрел в сердце — чужое, но боль такая, словно снова стреляли в меня. Может быть, на его месте ничего уже не осталось? Пустота? Но что тогда болит? Я видел себя со стороны лежащим на изумрудном ковре мха и смотрящим в небо, на проливающие дождь облака. И этот я во сне невесело смеялся над самим собой. «Еще немного выстрелов, и ты сам окажешься на столе у своего друга-хирурга Патрика Хили! Что, Руари, хренов король, сознайся уже, что ты на самом деле людоед. Метка на Фалви, но тебя от него воротит? Иначе твое имя было бы точно также перечеркнуто в Кодексе. Так ведь? Так?». Меня оглушали звуки выстрелов, доносящиеся со всех сторон. Я вздрагивал, тщетно пытаясь разглядеть что-либо в непроницаемом мраке. Там на кого-то охотились. Скорее всего, на меня.
— Руари? Руари! — голос Скаа прорвался сквозь грохот стрельбы, выдернул меня из бредового сна, я ошалело подскочил на кровати, уставился на нее. — Прости, не думала, что ты уже заснул. Я лишь хотела забрать кофту — там внизу еще не протопились комнаты и холодно, мне не досталось одеяла… А потом поняла, что тебе совсем плохо, и разбудила.
Она быстро подхватила кофту, валявшуюся на полу.
— Скаа, подожди. Подожди! Скажи, что ты чувствуешь?
Скаа смотрела на меня испуганными глазами.
— Скаа? Я забыл твое лицо, но помнил твой запах. И у меня от него теперь все разрывается внутри. Но я… Я ведь совсем не знаю тебя.
— Я тоже забыла твое лицо, Руари, — прошептала она. — Но вспомнила, когда увидела тебя в министерстве. Только поняла, что ты сильно вырос и изменился. Но тогда мы были совсем детьми, а сейчас — взрослые. Может быть, если бы нас не разлучили тогда, все было бы иначе?
— Ты думаешь… — я смолк и не смог произнести свои мысли вслух. — Но так не должно быть!
— Не знаю, — у Скаа в уголках глаз блеснули слезинки, но так и не скатились по щекам. Она на миг смолкла, сжав зубы, сдерживаясь и собираясь с духом. А потом, опустив взгляд прошептала: — Несмотря ни на что, я мечтала о нашей встрече, но представляла, что все будет по-иному. Теперь я понимаю, что просто недостойна тебя.
У меня от этих слов отвалилась челюсть.
— Что? Почему? Это не так. Наоборот… Мне нужно кое-что рассказать тебе, Скаа. Но не здесь. Пойдем!
Я взял ее за руку, потащил за собой прочь из дома. Мы спустились по улицам спящего Клонмела к набережной. Тихо шумела сонная Шур. В темноте вырисовывались черные силуэты Комерагских гор, наполовину скрытые в низких тучах, стекающих в лощины темным туманом. Начал накрапывать дождь, резкие порывы ветра бросали в лицо капли, сделавшимися колючими, как снег. Скаа дрожала. Ее рука, которую я сжимал, заледенела. Голубоватая морось, висевшая над рекой, сгустилась в призрачную фигуру.
— Руари! Братец!
— Я нашел Скаа, Шур!
Мы остановились на Старом мосту, а перед нами завис дух реки. Руки Шур потянулись к Скаа, словно жалея, скользнули по ее щекам, оставив влажный след.
— Я знаю, зачем ты привел ее сюда. Но ты должен сам рассказать, как бы тяжело тебе ни было.
— Шур, — простонал я.
Но она в ответ рассмеялась — над рекой будто разнесся грустный перезвон колокольчиков. Дух реки отлетел от нас, кружась в небыстром танце. Призрачные ноги легко скользили по волнам. Следом Шур негромко запела. Я уселся на каменном парапете Старого моста, посмотрел на Скаа.
Это оказалось еще труднее, чем рассказывать про работу в полиции Туалу Трэсаху. Скаа присела рядом, кутаясь в свою кофту. Слушала молча, хмурилась, стирая с лица капли. Волосы ее совсем промокли. Дождь стекал с них по ее скулам, острому подбородку. Когда я закончил, Скаа молчала. Потом отвернулась. Где-то вдалеке Шур играла на водяной арфе, а казалось, будто струны находятся внутри нас, — в груди все дрожало от каждого звука. Скаа наконец посмотрела на меня.
— Твой куратор застрелил ее? Когда?
— Позавчера…
— Так ты любил ее Руари?
— Я не знаю.
— А меня?
— Я не знаю! Я уже ни в чем не уверен… В ту же ночь, когда вас увезли, я перестал чувствовать тебя, ощутил боль. Я думал, что ты мертва!
— Это все антимагия в Министерстве. Она рвет все связи. И все же ты вновь влюбился в мой запах! В ту, которая его у меня украла!
— До того, как ведьма призналась, что воссоздала его для Джил, я не понимал, что он твой! — с горечью воскликнул я. — Великая Луна! Если бы я только знал, что ты жива…
Ладонь Скаа легла мне на губы. Я смолк, глядя на нее.
— Закрой глаза, Руари, и попробуй еще раз. Помнишь, я учила тебя когда-то видеть по запахам?
Я подхватил ее руку, закрыл глаза, прижался носом к запястью Скаа. Сердце стучало, как колеса старого паровоза, что промчался однажды мимо станции Клонмела и умчался в туман зеленых холмов.
— Ты чуешь мой запах, но кого ты видишь, Руари? Меня или ее? — спросила Ска едва слышно.
Я, не открывая глаз, снова стащил с нее ненавистный уродский свитер и вместе с ним футболку, которые хоть и слабо, но пахли людьми и дезинфекцией, которую сыплют на вещи в благотворительных организациях, и отшвырнул их прочь. Скаа испугалась, ее запах сделался сильнее, насыщеннее. Но моя ладонь уперлась в спину дрожащей девушки, удержав ее от очередного побега. Я уткнулся лицом в ее шею, скользнул носом ниже, до ложбинок ключиц, к плечам, подмышечным впадинам.