Изумрудные ночи. Дилогия (СИ) - Браун Вирджиния. Страница 35
Брэсфилд тут же поднялся и вернулся назад к остальным путешественникам, расположившимся на небольшой травяной лужайке, повсюду усеянной камнями. Бетани сидела на том же самом месте. Почувствовав остановившегося рядом Трейса, она подняла глаза. С едва заметной улыбкой он опустился рядом.
— Ну вот, это еще не самое худшее, — произнес он, и Бетани вздрогнула.
— Если вы пытаетесь меня успокоить, у вас не получается!
— Гора не так высока, как кажется отсюда. — Взгляд его был устремлен на вершину, с которой они только что спустились. — Я бы сказал, что в ней не больше шести тысяч футов.
— Боже ты мой! — Она уставилась на него широко раскрывшимися от испуга глазами. — Шесть тысяч футов — вполне достаточная высота для меня!
— Послушайте, я пытался вас предупредить. В какой-то момент нам придется отказаться от мулов, потому что двигаться дальше они не смогут. Чем дальше, тем хуже, и порой мы будем вынуждены передвигаться на четвереньках. Я знаю, вы думали, что я хочу отговорить вас от того, чтобы ехать дальше, но я знал, что вы действительно испугаетесь.
— Я напугана, — честно призналась она, — но не собираюсь ни возвращаться назад, ни оставаться здесь. И пойду вперед, что бы вы ни говорили.
— Откуда мне было знать? — проговорил он. — Как я уже заметил однажды, вы, Бетани Брэсфилд, решительная и серьезная женщина.
На мгновение их взгляды встретились, и она с удивлением отметила, что в его черных глазах не было видно и намека на насмешку.
— Вы правы, Трейс Тейлор, — спокойно произнесла она с улыбкой. — Я очень решительная женщина. И я полна решимости закончить это путешествие вместе со всеми остальными. Я не хочу слышать рассказы о развалинах, а хочу увидеть их собственными глазами.
— Надеюсь, для вас результат окажется стоящим всех испытаний. — Трейс посмотрел в сторону ее отца. — Мне известно, что для него так и будет. Он будет доволен, даже если не найдет ничего, кроме пары разбитых черепков, но вы… почему-то мне кажется, что вы ждете чего-то большего, чем вас ожидает в действительности.
— Что вы хотите сказать?
— Только то, что, вопреки ожиданиям Бентворта, там вовсе может не оказаться золота. Вопреки надеждам перуанского правительства, вопреки тому, что было сказано этим прислужникам Бентворта. Там может не оказаться ничего, кроме древних камней и призраков.
— Этого достаточно, чтобы мой отец чувствовал себя удовлетворенным, — пожала плечами Бетани.
— Но недостаточно для всех остальных. — Несколько секунд Трейс изучал собственные руки, потом вновь поднял глаза на девушку, голос его был мягок: — Я начинаю думать, что это путешествие может оказаться опасным для всех нас, Бетани. И я бы предпочел, чтобы вы остались.
Она почувствовала, как внезапная волна гнева захлестнула ее. Именно тогда, когда она начала думать, что он говорит серьезно, ему понадобилось все испортить!
— Понятно, — зашипела она, прищурившись, — понятно, что вы и не намерены отказываться от своих попыток оставить меня где-нибудь. — Она резко выпрямилась, вздернув подбородок, стоя в тени его крупной фигуры. — Я не позволю меня оставить! Теперь вы можете успокоиться, потому что я уже здесь и возвращаться не собираюсь!
— Беру назад свои слова по поводу вашей серьезности, — спокойно ответил Трейс. — А «решительная» заменяю на «упрямая». По этому показателю вы недалеко ушли от вашего мула.
— А вы по низости от… змеи! — выкрикнула Бетани. — Почему вы не оставите меня в покое? Что-то я не слышала, чтобы вы убеждали моего отца прервать путешествие!
— Прекрасно! — сказал Трейс. — Я успокоился. Это была последняя возможность остаться и избежать опасностей. Вы способны, как и все мы, вынести то, что ждет нас впереди. После того как утром мы тронемся далее, другого шанса не будет. Вам придется дойти до конца вне зависимости от того, чем это обернется.
Бетани немного смягчилась.
— Наверняка, вы беспокоитесь о моей безопасности, и я очень это ценю, но мне действительно хотелось бы завершить то, что я начала.
— Вы приняли решение. — Трейс стоял, засунув большие пальцы за ремень, на котором висел пистолет, и с минуту смотрел на ее пылающее лицо. Он думал о том, какой чертовски вызывающий у нее вид, как будто она ждет продолжения спора. Он произнес: — Если бы мне была безразлична ваша судьба, мне бы и в голову не пришло об этом заикаться. Полагаю, вам это понятно.
— Нет, — она в изумлении покачала головой, — непонятно.
— Теперь вы поняли.
— Да, — откликнулась она, — теперь поняла. — Когда он развернулся и пошел прочь, она еще долго смотрела ему вслед.
Шум реки превратился в непрекращающийся грохот. Пока они сидели, сгрудившись вокруг костра, и ели сладкую вареную картошку, запивая ее горячим чаем, Бетани пыталась вспомнить, как это бывает, когда вокруг тишина. Непрерывный рокот, в котором было что-то смутно зловещее, слегка действовал на нервы, и ей не раз пришла в голову мысль, что река может выйти из берегов и затопить каньон.
— Мы достаточно высоко, чтобы не слишком беспокоиться, — пояснил Трейс в ответ на вопрос ее отца. — Не спускайтесь слишком далеко, и все будет в порядке.
Разве не сегодня она поздравляла себя с тем, какой она неустрашимый путешественник? Может, лучше было бы послушать Трейса? Может, когда утром взойдет солнце и все тронутся в путь, ей следует остаться? В конце концов, если все пойдет хуже, чем было до сих пор, она может перепугаться так, что будет не в состоянии двигаться дальше.
Глубоко вздохнув и пытаясь справиться с охватившим ее беспокойством, Бетани подняла глаза. Напротив, отделенный несильным пламенем костра, Трейс приглушенным голосом говорил о чем-то с одним из офицеров-перуанцев. Она не могла разобрать слов. Бетани с интересом наблюдала за ним. Он был поглощен разговором, его темная голова склонилась, отблески костра играли на жестких застывших чертах. Бетани ощутила неясную боль в груди.
Сейчас, когда Трейс сидел напротив и не обращал на нее никакого внимания, у нее было достаточно времени, чтобы разобраться в собственных чувствах. В редкие мгновения, когда он был добр, например, когда купил ей мелки или в самые неожиданные моменты проявлял участие, чаша весов склонялась в одну сторону. Чаще же он бывал груб, насмешлив и не скрывал своей неприязни. Создавалось впечатление, что выводить ее из себя доставляет ему удовольствие. Но порой — ох уж эти редкие мгновения, когда он держал ее в объятиях и целовал так, словно кроме нее для него никого не существовало, именно эти моменты и приводили ее в наибольшее смущение. Как мог он обнимать и целовать ее так, если бы это было неважно для него? Но разве не так вел себя и Стефен? Согревал ее в объятиях, целовал, даже просил выйти за него замуж, пока не решил, что не может посвятить себя лишь одной женщине. Он отравил ее жизнь, и теперь, теперь она слишком боялась, что это случится с ней снова. Нет уж, она не намерена позволять Трейсу Тейлору дурачить ее при помощи красивых слов, которым он сам не придавал значения!
Приведя в порядок осанку и мысли одновременно, Бетани отвела взгляд от Трейса и сосредоточилась на том, что осталось от ее сладкой картошки. Все уже остыло. На большой высоте еда остывает быстро.
Бетани посмотрела на отца. Профессор Брэсфилд, похоже, не нуждался ни в еде, ни в отдыхе. При свете костра, подкрепленном светом маленького фонарика, он сидел, поджав под себя ноги и читал разложенный на коленях экземпляр книги отца Каланача. Она еще раз вздохнула. Ее проблемы отцу показались бы несущественными, а если поразмыслить, может, так оно и есть. Что с того, если она и в самом деле нравится Трейсу Тейлору? Для человечества ничего не изменится ни в том, ни в другом случае. Если ничего не произошло после того, как Стефен бросил ее, ничего не произойдет, если она никогда больше не увидит и Трейса.
Но позже, завернувшись в одеяла, при непрекращающемся рокоте воды в ушах Бетани не могла удержаться от мыслей о Трейсе и своем отношении к нему. Он говорил, что беспокоится о ней… Насколько сильно? Или он просто имел в виду, что беспокоился о ней как о любом другом человеке и не было в этом ничего особенного?