Сахар на обветренных губах (СИ) - Кит Тата. Страница 40

Пока я не попала домой, у меня всё просто отлично.

Перезванивать родителям не стала. И дураку понятно, что ничего хорошего от них я не услышу.

Если мама может звонить по так пустякам, как сказать, что купить на ужин, то отчим звонит только в крайний случаях: либо, когда пьян и хочет, чтобы я купила добавки, либо, чтобы купила сигарет, и самый нежелательный повод для его звонков — команда «быстро домой». Значит она, что через звонок бить меня ему неудобно.

Мысленно молюсь о том, что родители снова начали пить и звонили, чтобы я купила добавки. Но интуиция моя подсказывала мне, что слухи о драке дошли до них.

Всё-таки, не зря отчим козырял знакомыми в деканате. Наверняка, ему уже позвонили и обо всём рассказали в самых ярких красках.

Теперь и мне придётся рассказать, как всё было на самом деле.

Я открыла дверь своим ключом, вошла в квартиру, где помимо уже въевшегося во все стены запаха жаренного лука, почувствовала, насколько наэлектризована атмосфера.

— Алёнка… — успела только обронить мама, дрогнувшим голосом.

Последнее, что я успела разглядеть в её глазах — страх и жалость.

— Пришла?! — отчим церемониться не стал. Широкими шагами, словно вбивая свои ступни в пол, он шёл из комнаты точно на меня. Я не успела даже наклониться к ботинкам, чтобы расшнуровать их, как отчим схватил меня за грудки. Он крепко сжал ткань куртки в кулаках и тряхнул меня так сильно, что рюкзак свалился с моего плеча, а сама я даже толком не успела среагировать. — Ты что творишь, сука?! — в лицо ударило вонючее облако дерьма и сигарет. — Ты знаешь, сколько я сегодня дерьма наслушался? Знаешь?! Знаешь, кто мне звонил? — он снова встряхнул меня. Капли его слюней летели точно мне в лицо. — Ты хоть соображаешь, чья она дочка? Да её папаша может всех нас с кишками купить и чучела из нас сделать!

— Папа, не надо! — из своей комнаты вылетела заплаканная Катька и попыталась оттащить от меня отца. — Папа, она так больше не будет!

— Не лезь, Кать! — мама прикрикнула на Катю и, подхватив ту на руки, унесла обратно в комнату.

— Чё ты молчишь, тварина?! — ещё немного, и у меня точно будет сотрясение от тряски, что он мне сейчас устроил.

— Она первая начала, — процедила я, глядя ему прямо в болотистые глаза. — Я просто шла в универ и никого не трогала.

— Не трогала она, — выплюнул отчим и брезгливо оттолкнул меня от себя. Не успев вовремя среагировать, я пошатнулась и едва успела ухватиться за висящие рядом куртки. Твёрдо встав на ноги, встала прямо, смотрела на отчима и просто ждала, что он сделает дальше. — Как дал бы! — сдавленно бросил отчим и замахнулся пятерней с широко расставленными пальцами. Я машинально втянула голову в плечи и зажмурила глаза, но удара не последовало. Отчим начал расхаживать из стороны в сторону и оправлять растянутую, застиранную футболку на выпирающем пузе. — Завтра же пойдёшь и извинишься перед этой девкой. Поняла?

— Нет, — с каменным лицом я смотрела на его краснеющую морду и давала понять, что моё решение — окончательное.

Отчим замер на месте, перестав мерить прихожую шагами. Несколько секунд он взглядом сверлил в моём лицо дыру, а затем подошёл ближе, чтобы снова обдать меня вонью из своего рта.

— Я сказал, пойдёшь и извинишься, — его голос опустился до тихих угрожающих ноток. — Поняла?

— Я не буду. Перед ней. Извиняться, — процедила я, желая каждое сказанное мной слово вдолбить молотком прямо ему в лоб.

Хлёсткая пощёчина на мгновение ослепила и дезориентировала. Он снова схватил меня за куртку, но теперь поволок за собой в мою комнату. Открыл дверь и закинул меня в темное пространство.

Я вновь ободрала ладони. Левое колено, уже повидавшее сегодня мало приятного, прострелило острой болью.

Отчим церемониться и ждать, когда я встану, не стал. Пнул меня в задницу, из-за чего я, с трудом удержавшись на руках, едва не угодила лбом в пол.

— Мало я тебя воспитываю?! — кричал он, разбрасывая что-то по моей комнате. Старая пластинка, которую я слышала миллионы раз. — Я столько бабла в тебя вложил, тварь неблагодарная! Все эти шмотки…

Именно их он сейчас разбрасывал по комнате. Даже свет не поленился включить, чтобы видеть, что лучше всего ломать.

Пока он разрушал мою комнату, я отползла к шкафу и села, оперевшись о него спиной. Вздрагивала каждый раз, когда что-то пролетало рядом со мной. На всякий случай прикрывала лицо руками, чтобы в него не прилетали осколки.

— Борь… Боря! Хватит, — мама пыталась докричаться до отчима. Он затих и, тяжело дыша, обернулся. — Может, Алёнка правда не виновата. Мало ли что той избалованной девке не понравилось…

— А меня не ебет! — его крик, наверное, слышала вся многоэтажка. — Меня сегодня как пацана отчитали! Я извинялся, хрен знает, за что! А эта сука… — швырнул он в меня подушку. — …весь день где-то проебалась, ни на звонки не ответила, ни в универе не появилась! Ещё и извиняться не хочет. Я, блядь, извинился, а эта сука выёбывается!

— Борь, ну, ты же её даже не выслушал.

— Я сказал, что она завтра извинится, значит она пойдёт и завтра же извинится перед этой девкой. А если та попросит, то и ботинки ей целовать будет. Поняла?! — гаркнул на меня отчим и навис надо мной, ожидая ответа.

— А ты много извиняешься, когда нас ни за что бьёшь? — спросила я, поймав взгляд отчима.

Его лицо перекосилось от ярости.

— Закрой рот, сука!

Удар, от которого я успела спрятаться, прикрыв голову руками, угодил почти в ухо. Второй в плечо.

Он бил ладонями, поэтому было не так больно, как если бы кулаками.

Вместо того, чтобы плакать, я начала улыбаться. Потому что я права. И он это знает. Но признать это — для него равносильно поражению. А он никогда не согласиться с тем, что может быть в чем-то не прав.

— Боря! Боря, хватит! Ты же убьёшь её, Боря! — мама вцепилась в футболку отчима, хватала его за плечи и пыталась оттащить от меня.

А отчим, видя мою улыбку, лишь распалялся ещё сильнее.

В конце концов, я просто начала истерично смеяться, и, кажется, это ввело отчима в тупик. Он перестал меня бить и возить по полу. Смотрел на меня сверху вниз как на прокаженную, а потом молчаливо пришёл к выводу, что лучше меня не трогать.

Плюнув напоследок в мою сторону, вышел из комнаты. А затем, когда я подобралась и села спиной к шкафу, он заглянул, чтобы вынести приговор:

— Никаких сегодня срать и жрать! Только попробуй выйти из своей комнаты, отпизжу так, что мать не узнает.

Дверь хлопнула, меня обдало поток воздуха от неё.

Вытянув перед собой ноги, я обессиленно уронила руки на пол по сторонам от себя и просто пыталась привести дыхание в норму.

Отчим что-то ещё хлопал и топал в квартире. Кричал на маму и Катю, внушая им, чтобы те не подходили к моей комнате и не открывали дверь ни под каким предлогом. А во мне всё кипела и кипела злость. Я бы тоже сломала что-нибудь в своей комнате, да больше нечего. Отчим хорошо постарался.

Телефон в кармане куртки ударил короткой вибрацией. Не глядя, я расстегнула молнию и вынула его.

Вновь сообщение от Колесникова:

«Обиделась?»

Я смотрела на экран и не понимала, чего хочу больше. Послать его или…

«Хочу увидеть тебя. Сейчас», — отправила я ему ответ.

В строке состояния начали прыгать три призрачные точки.

Долго.

Исчезли и через несколько секунд вновь появились.

Я уж было начала думать, что он там поэму пишет.

«Через десять минут подъеду», — коротко ответил Колесников.

«К подъезду», — конкретизировала я.

Не дожидаясь ответа, заблокировала телефон. Сидя у шкафа, подтянула колени к груди и сложила на них руки. Глухо ударилась затылком о дверцу и прикрыла глаза.

Всего десять минут. Нужно подождать десять минут. И плевать, что будет дальше. Я настолько устала, что мне уже всё равно, где быть. Лишь бы не дома. Хотя бы сегодня.

Отчим кричал на маму. Моё имя или нелестные прозвища пролетали через слово.