Воровка - Кресцент Тара. Страница 23

Я смеюсь над его ворчливым тоном. Странно, насколько мне с ним комфортно. Каждый раз, когда я с Антонио, я чувствую, что это правильно.

Какого черта, Лучия?

Он просто читает меня как открытую книгу. Он подарил мне лучший оргазм в моей жизни. Он рычит на меня так, что я нахожу его неотразимым, но он всегда относится ко мне уважительно. Он слушает меня, действительно слушает.

Я испытываю чувства к Антонио Моретти.

Я очень легко могу влюбиться в него.

И от этой мысли меня охватывает жуткое чувство паники.

Речь идет о горячем сексе. Это все, что может быть между нами.

Я сползаю со стола и опускаюсь на колени, глядя на него из-под опущенных ресниц.

― Спасибо за мой оргазм, сэр. Пожалуйста, могу я теперь пососать ваш член?

Глава 19

Антонио

У нас был момент почти интимной близости, откровенности, а потом она отстранилась. Мы снова вернулись к сексуальным играм.

Тебя это удивляет?

Лучия делает то, что делала всегда. Когда близость становится угрозой, она отступает, чтобы защитить себя. Если бы я не был таким дураком, я бы поступил так же.

Но что-то мешает мне возвести собственные стены. Что-то заставляет меня пытаться разрушить ее. Может быть потому, что она такая живая, когда ослабляет бдительность.

А может, потому что меня чертовски заводит перспектива засунуть член в ее рот.

Она смотрит на меня, стоя на коленях, ее глаза горят от возбуждения, на губах играет дьявольская улыбка. Ее тело мягкое, фигуристое и совершенное. Ее темные волосы рассыпаются по спине дикими прядями. Мой член пульсирует и капает спермой. Мои яйца болят. Я не могу мыслить здраво. Не сейчас. Не сейчас, когда она стоит передо мной на коленях, и ее губы готовы принять мой член.

Я опускаю молнию, и моя эрекция вырывается наружу, готовая и жаждущая ее умного, дерзкого рта. Я откидываюсь на спинку стула и подзываю Лучию.

― Иди сюда.

Она начинает подниматься. Я опасно близок к тому, чтобы потерять контроль над собой, но этого не произойдет. Ни в коем случае. Я сурово качаю головой.

― Ползи ко мне.

По ее телу пробегает дрожь. Она движется ко мне, изящная и грациозная, сексуальная до невозможности. Она устраивается между моих бедер и смотрит на меня сквозь ресницы.

― Пожалуйста, можно я пососу ваш член, сэр? ― снова спрашивает она.

О, черт, да.

Я наклоняюсь и целую ее, взяв в руку ее подбородок.

― Такая хорошая девочка, ― хвалю я. ― Хочешь мой член, маленькая воровка? ― Я обхватываю рукой основание ее шеи и притягиваю ее ближе. ― Тогда возьми его. Обхвати его своими красивыми пухлыми губками.

Кончик ее языка высовывается и слизывает сперму с моей головки. Желание захлестывает меня. Я хватаюсь за ручки кресла и издаю шипение.

― Глубже, ― приказываю я.

Она послушно раздвигает губы и берет головку в рот, пуская меня внутрь. Ощущения непередаваемые. Теплая шелковистость ее языка, гладящего мой член, плотное касание ее щек, изысканное трение, когда она покачивает головой на моей длине… Я не могу этого вынести. Мои пальцы покалывает, а яйца напрягаются. Я слишком рано оказался на грани.

― Я уже близко, ― предупреждаю я ее.

В ответ она берет меня глубже.

Ну, блядь. Я двигаю бедрами, проникая в ее рот быстрыми, короткими, неглубокими толчками. Она чувствуется невероятно. Я вот-вот кончу. Я хватаю ее за затылок, напрягаюсь и кончаю в ее рот.

Я приношу ей бархатный халат ― «Казанова» не экономит на удобствах ― и наливаю стакан газированной воды.

Она смотрит на меня с улыбкой.

― Спасибо. Это было… — Ее голос срывается. ― Ты торопишься или мы можем остаться здесь ненадолго?

― У меня есть все время в мире. Для тебя.

Она отпивает глоток воды.

― Могу я задать личный вопрос?

― Да.

― Тициан, почему ты не попытался его продать?

Я ожидал чего угодно, но не этого вопроса.

― Может быть, я не смог найти скупщика, готового взяться за такой горячий товар.

Она задумчиво смотрит на меня.

― Нет, ты не пытался. Я поговорила с синьорой Занотти. Она сказала, что картина никогда не выставлялась на продажу.

Я не могу притворяться, что Альвиза Занотти чего-то не знала. Эта женщина ― легенда. Может, она и на пенсии, но ухо держит востро.

― Когда мне было четырнадцать, я пытался найти своих родителей. Я хотел узнать, кто они такие. Наверное, я хотел понять, почему они бросили своего ребенка.

Ее голос опускается до шепота.

― И?

― Мой отец был бандитом. Мать ― наркоманкой. К тому времени они оба были мертвы. Но у моей матери была семья. Брат, который был женат и имел двоих детей. Мои кузены.

Она поднимается на ноги, подходит ко мне и садится на колени. Она кладет голову мне на плечо и обнимает за талию.

― Что случилось дальше?

― Мой дядя не пытался сделать вид, что не знает кто я. Очевидно, я похож на нее. — Горькая улыбка появляется на моих губах при этом воспоминании. ― Он дал мне сто евро и сказал, чтобы я держался подальше от его семьи.

Ее тело напрягается.

― Тебе было четырнадцать.

― Я был трудным подростком. Я постоянно сбегал от приемных родителей. Если бы он взял меня к себе, я бы разрушил его идеальную семью. ― Я пожимаю плечами. ― Я могу это понять.

― Ты нуждался в помощи, ― возмущенно говорит она. ― Ты его племянник. Его родная плоть и кровь. Как он мог отвернуться от тебя?

Мое сердце согревает возмущение в ее голосе. Я целую ее волосы.

― Побереги свою жалость, маленькая воровка, ― говорю я ей. ― Моя жизнь сложилась как нельзя лучше. В любом случае, когда я увидел картину… — Я подыскиваю нужные слова. ― Ты когда-нибудь смотрела на картину и испытывала чувство сопричастности? Это звучит нелепо, но Тициан словно говорил со мной, и я не мог с ним расстаться.

― Ты позволил мне украсть ее?

Она формулирует это как вопрос, и я отвечаю ей своим вопросом.

― Ты не вернула ее в музей. Кстати, мне нравится картина, которую ты оставила мне взамен. Холст практически потрескивает от энергии. Это очень напоминает тебя.

― Я энергичная? ― Она прикусывает губу, и я снова становлюсь твердым. Черт, как бы я хотел, чтобы мы были в моей спальне. Я хочу повалить ее на кровать и обнаружить все места, где ее энергия могла бы найти лучшее применение. ― Интересный выбор комплимента. Я знаю, что ты король Венеции, и женщины падают к твоим ногам, но все же ты мог бы поработать над более удачными вариантами.

― Женщины падают к моим ногам? ― Я сдвигаю халат в сторону и целую ее плечо. ― Ты, похоже, ревнуешь, cara mia.

― Конечно, нет. Я на тебя не претендую.

Она все еще не понимает. Я открываю рот, чтобы поправить ее, но прежде, чем я успеваю заговорить, ее желудок громко урчит.

― Ты ела? ― требовательно спрашиваю я.

― На самом деле нет.

― В таком случае мы идем ужинать. ― Я поднимаю ее на ноги. ― По словам Игнацио, тебе нравится «Квадри».

Она морщится.

― Бедный ребенок. Я заставила его впустить меня в твой дом. У него проблемы?

Я качаю головой.

― Нет, он не виноват. Это моя вина. У моих людей приказ впускать тебя в мой дом, когда ты захочешь.

Ее глаза расширяются. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывает его.

― Уже десять. К тому времени, как мы приедем, «Квадри» уже будет закрыт.

Я смеюсь.

― Как ты уже знаешь, tesoro, я ― король Венеции. Для меня они поработают сверхурочно.

Валентины нигде нет, когда мы выходим в общий зал. Мы берем свои пальто, и я звоню в «Квадри», чтобы предупредить их, что мы будем у них ужинать. Пока я это делаю, Лучия проверяет свой телефон.