Флэшмен на острие удара - Фрейзер Джордж Макдональд. Страница 14

— Осмелюсь заметить, морской воздух пойдет на пользу и послужит всеобщему поднятию духа, — провозгласил Раглан.

Богом клянусь, если чей-то он и поднял, то только не мой. Я много размышлял с тех пор — в моих ли силах было что-нибудь сделать тогда? Думаю, да. Только что? Будь на моем месте Отто Бисмарк, он, полагаю, сумел бы их отговорить, даже будучи младшим по званию, найдя сильные аргументы. Но я никогда не любил без крайней нужды лезть на рожон, особенно по части больших дел — слишком это рискованно. Впрочем, знай я, что ждет нас впереди, прокрался бы темной ночью в палатку Раглана и вышиб старому дурню мозги. Но откуда мне было знать?

Так что следующий месяц прошел в суете и неразберихе, все готовились к великому вторжению. Мы с Вилли устроились в домике за городом и со всеми нашими припасами и снаряжением чувствовали себя весьма недурно, но, состоя при штабе, лишены были возможности толком увиливать от службы, хотя Раглан старался не обременять принца, то и дело напоминая ему о необходимости практиковаться в верховой езде и стрельбе, но в меру. Что до остального, то до последнего стоял вопрос: сумеет ли армия, дезорганизованная и охваченная эпидемией, вообще погрузиться на транспортные корабли. Но вам уже известно, что в конце концов это произошло. Я бы мог в подробностях описать это все как-нибудь в другой раз, рассказав про жуткую кутерьму с посадкой на суда, вынужденные день за днем болтаться на якоре и полные блюющих солдат, про рыдающих женщин, которых приказали оставить в Болгарии (правда, моя маленькая подружка Фан Дюберли сумела проскользнуть на борт, переодевшись прачкой [XIII*]), про лошадей, крушащих временные стойла, про жуткий смрад, про тела умерших от холеры, плавающие по бухте, про стоящего на причале с блокнотом в руках Билли Рассела, заклинающего лорда Лукана: «У меня тоже есть долг, милорд, и заключается он в том, что я обязан информировать своих читателей, и если вы не хотите, чтобы о ваших поступках сообщали, так и не совершайте их! Таков мой вам совет!» Конечно, этот Билли был ирландцем и чокнутым, но и Лукан был таким же, так что они стояли и поливали друг друга, как два миссисипских лоцмана.

Я не зевал, застолбив местечко на «Карадоке», флагманском корабле Раглана, и неплохо устроился вместе с Вилли и Лью Ноланом, ординарцем Эйри, нового начальника штаба. Этот Нолан был еще один ирландец, с примесью испанской или какой-то такой крови, помешавшийся на кавалерии и презиравший представителей всех остальных родов войск, о чем не стеснялся им сообщать, даже если был намного младше по званию. Обратите внимание: со мной он не задирал нос, ибо я превосходил его как наездник, и ему это было известно. Мы трое разместились в каюте, в то время как генерал-майоры и прочие вынуждены были довольствоваться гамаками — можете не сомневаться, я злоупотреблял происхождением Вилли на полную катушку. Вот так мы и отправились — хей-хо! — в наш оздоровительный круиз по Черному морю: могучий флот, везущий шестьдесят тысяч солдат, из которых половина была при смерти от болезней — англичане, лягушатники, турки да горстка башибузуков. Тяжелых пушек у нас хватало только для организации пары салютов, а на клетке с курами сидел старый генерал Скарлетт и, заложив книгу пальцем и прикрыв водянистые глаза, разучивал команды для управления кавалерийской бригадой: «Шагом, маршем, рысью. Черт, а дальше-то что?»

Было еще одно — никто не знал, куда мы плывем. Пока мы рассекали воды Черного моря, Раглан с лягушатниками решали, где же нам пристать, гоняя флот вдоль русского побережья в поисках подходящего места. Наконец таковое нашлось, и Раглан с улыбкой говорил, глядя на него, какой это замечательный пляж.

— Слышите аромат лаванды? — говорит он. — Ах, принц Уильям, вы можете решить, что опять оказались в Кью-Гарденс. [26]

Что ж, возможно, поначалу так и пахло, но после того как мы провели там пять дней, выгружаясь на берег, перемазавшись под проливным дождем, когда на пляже выросли кучи из припасов, оружия и снаряжения, когда море сделалось грязным от испражнений шестидесяти тысяч человек — можете себе представить, какие там стояли ароматы. Состояние здоровья армии, может, и улучшилось, но ненамного, и когда мы приготовились выступать, я, глядя на едва бредущую пехоту и изможденных лошадей кавалерии, думал, как далеко мы сможем продвинуться, имея лишь скудный запас солонины и сухарей, без палаток, подвод, зато накрытые тенью невидимого дракона — холеры, неотступно следующего за нами по пятам?

Знаете, издалека мы смотрелись внушительно. Когда вся армия построилась, эта поблескивающая амуницией орда растянулась на добрых четыре или пять миль: от зуавов в своих красных фесках и синих мундирах на пляже до киверов Сорок четвертого, расположившихся где-то на горизонте, на равнине. Вид последних будил во мне недобрые предчувствия, ведь в последний раз я видел их стоящими спина к спине на окровавленном снегу Гандамака, в кольце смертоносных клинков гази, с Сутером, обернувшим знамя полка вокруг талии. Я никогда не видел вблизи этот Сорок четвертый, но воспоминание об умирающей среди льдов афганской армии заставило меня вздрогнуть.

Мне была оказана честь, если так выразиться, объявить о начале марша. Раглан отправил нас с Вилли сначала в арьергард, а затем в авангард строя с приказом выступать. На самом деле второе распоряжение я перепоручил одному Вилли, ибо авангардом командовал не кто иной, как Кардиган, а у меня сил не было смотреть на эту свинью. Мы скакали вдоль строя, и живописные картины до сих пор стоят у меня перед глазами: французские маркитанточки, перекидывающиеся шуточками, сидя на передках орудий, строгие алые шеренги гвардии, бородатые лица французов, выглядывающие из под кепи, Боске, [27] свесивший пузо со слишком мелкой для его туши лошади, напевный говор гайлендеров [28] в темно-зеленых пледах, мрачные мундиры Легкой дивизии. Раскрасневшиеся от жары физиономии бывших деревенских парней, запах пота, масла и саржи, скрип седел и позвякивание удил, блеск копий — это позиции Семнадцатого.

— Наш полк, Гарри! Как великолепно он выглядит! Какие бравые парни! — кричит Вилли.

Билли Рассел свешивается со своего мула и окрикивает меня:

— Эй, Флэш! Выступаем мы наконец?

Я поворачиваю к нему, а Вилли галопом мчится вперед, где вишневые с синим линии обозначают Одиннадцатый полк — авангард армии.

— Раньше мне никогда не приходилось наблюдать наших друзей так близко, — говорит Билли. — Глянь-ка туда. — Повернувшись туда, куда указывал его палец, я заметил на гребне холма, за нашим левым флангом, как раз напротив солнца, фигурки всадников. С расстояния они казались пигмеями, вооруженными ветками вместо пик.

— Казаки, — поясняет Билли.

Нам, конечно, приходилось видеть их раньше, наблюдающими за нашей высадкой. «Да, видать, вы не гази, ребята, — подумалось мне тогда, — не то спихнули бы всю нашу армию обратно в море еще до того, как она толком не выбралась на берег». Когда горны пропели марш и вся великая армия под оркестр, наяривающий «Гэрриоуэн», [29] от громких звуков которого кони Семнадцатого зафыркали и забили копытом, двинулась вперед под испепеляющим солнцем, я заметил, к своему ужасу, что Вилли, передав приказ, едет вовсе не ко мне, а быстрым галопом направляется к левому флангу.

Я тут же пришпорил коня, пытаясь догнать его, но он был легок и на быстрой лошади, так что мне удалось поравняться с ним уже в добрых трехстах ярдах за левым флангом. Принц продолжал скакать, не сводя глаз с той гряды — она выглядела уже не столь далекой. Я заорал на него, он повернулся и вытянул руку:

— Гарри, смотри — противник!

— Маленький тупица, ты куда собрался?! — ору я. — Головы лишиться хочешь?

— Они же далеко, — говорит он, смеясь.