Флэшмен на острие удара - Фрейзер Джордж Макдональд. Страница 47

Лошади тоже его услышали, заржали и, наддав ходу от страха, помчались на предельной скорости, сбивая в кровь копыта. Но воображение мое летело еще быстрее. Мне припомнился рассказ Пенчерьевского про женщину, которая в надежде оторваться от этих чудовищ, напавших на ее сани, выбрасывала им одного за другим своих детей — ее потом казнили за это — и бесконечное множество других историй о санях, атакованных голодными стаями, чьих седоков буквально сожрали заживо. Я не смел даже обернуться, боясь увидеть нечто, мчащееся за нами по пятам.

Вой не повторился, и через несколько миль я вздохнул с облегчением: прямо по курсу замелькали огоньки. Добравшись до них, мы обнаружили крестьянскую избу; сам хозяин встретил нас в дверях, с топором в руке. Мы спросили его, какой тут ближайший город, и едва не завопили от радости, услышав в ответ: «Геническ». До него оставалось каких-нибудь сорок верст — пара часов езды, если лошади не устанут. Вожжи принял Ист, а я полез назад. Валя все еще спала, беспокойно ворочаясь и что-то бормоча. И мы отправились в путь, который, как я надеялся, должен стать последним отрезком нашего маршрута по материку.

В течение следующего часа ничего не происходило. Мы ехали в полной тишине. В очередной раз я приостановился у группы курганов, чтобы Ист мог перебраться на место возницы. Но едва я ступил на полоз, а Ист стал понукать лошадей, это случилось опять — леденящий душу вой прозвучал уже ближе, слева от нас. Кони заржали и понеслись, сани прыгнули вперед так стремительно, что на миг я буквально повис, прижатый к боковой стенке, пока не исхитрился залезть внутрь, плюхнувшись на заднее сиденье. Валя снова завозилась и залопотала сквозь сон, но мне было не до нее — я высунул голову, стараясь разглядеть что-нибудь, но без успеха. Ист подгонял коней, и сани бросало на скорости из стороны в сторону; и тут вой раздался снова, еще ближе — словно вопль осужденной души, низверженной в бездну ада. Ист понукал лошадей криком и щелкал плетью. Я привалился к стенке, обливаясь, вопреки холоду, потом.

Мы буквально летели вперед — пока без всяких происшествий; потом примерно в четверти мили слева от нас из мглы выступили очертания еще одной группы курганов. Я вгляделся: неужели там что-то движется? Сердце упало в пятки. Но нет — курганы стояли, как прежде, одинокие и молчаливые. С облегчением вздохнув, я утер со лба пот и снова вперился в темноту. Все тихо, если не считать стука копыт и скрипа полозьев, и тут между последних двух курганов метнулось по снегу продолговатое тело, за ним еще одно, и еще… Они выскочили на открытое пространство, направляясь к нам.

— Исусе! — завопил я. — Волки!

Ист прокричал что-то неразборчивое, натягивая поводья; сани резко накренились и мы свернули направо. Жуткий вой раздался прямо позади нас. Их было пять, и они скользили по нашим следам. Я видел, как вожак разинул зловещую пасть и испустил свой адский клич, после чего они пригнули головы и помчались за нами в мертвой тишине.

Мне приходилось за свою жизнь видеть разные ужасы: человеческие, животные и природные; но я не в силах припомнить ничего страшнее тех темно-серых фигур, бегущих за нами. Они неумолимо приближались, и я уже мог различить их плоские, хищные морды и снег, вылетающий из под мелькающих лап. Я, должно быть, оцепенел — не знаю даже, сколько времени я просто смотрел на них; потом рассудок вернулся ко мне, и, схватив ближайшую из шкур, я с силой метнул ее за борт.

Они повернули, как один, и среди них завязалась свара. Но только на миг — и вот они опять уже преследуют нас, видимо, только разъярившись из-за обмана. Я схватил другую шкуру и бросил ее, но на этот раз ни один из волков и ухом не повел — они перескочили через нее, приближаясь к саням. Вскоре нас разделяло не более двадцати шагов, и передо мной засверкали оскаленные пасти (с тех пор я не могу заставить себя смотреть в лица эльзасцев) и горящие, как мне показалось, яростью глаза. Я готов был отдать правую руку за возможность сжимать сейчас в ладони свой верный «адамс».

— Посмотрим, как ты побежишь с пулей сорок четвертого калибра в башке! — крикнул я их вожаку.

Волки мчались громадными прыжками. Лошади храпели от ужаса и рвались что есть мочи, выигрывая драгоценные секунды. Я выругался и обернулся, ища, что бы еще кинуть. Бутылка? Без толку… Но бог мой — если отбить у нее донышко, можно получить хоть какое-то оружие, которым можно будет обороняться, когда наступит последний момент. В отчаянии я схватил каравай (с ветчиной мы уже покончили) и метнул в ближайшего из зверей. Обязан доложить вам: хлеб волки не едят — да что там, они даже не посмотрели на него, вот ведь твари! До моего слуха доносилось, как Ист кричит и щелкает хлыстом как сумасшедший, но — Господи, спаси и помилуй! — я все ближе видел глаза на хищно заостренных мордах, раскрытые челюсти, блестящие клыки и вырывающийся промеж них пар. Вожак был уже ярдах в пяти, несясь как исчадие ада. Схватив еще одну шкуру, я свернул ее и, взмолившись, метнул в него. На один благословенный миг шкура окутала зверя. Волк перекувырнулся, вскочил и побежал снова, а Ист с облучка завопил: «Держись!» Сани подскочили, и мы вдруг оказались меж высоких снежных стен, а пятерка демонов летела, отставая не более чем на прыжок. И вдруг они начали удаляться, умерив шаг. Я не верил своим глазам. Но тут справа промелькнула хижина, подмигивая своими гостеприимными окошками, за ней другая — и пять наводящих жуть тел скрылись во тьме. Сани заскользили по улице, между двух рядов изб. Ист медленно притормозил, и я, полуживой, плюхнулся на сиденье, а Валя опять что-то там забурчала, завозилась в своих мехах.

Вряд ли Геническ или единственная его улица заслуживали доброго слова, но для меня они в тот миг показались краше Пикадилли. Прошло минут пять, прежде чем я нашел в себе силы вылезти наружу и мы с Истом предстали удивленным взорам выбежавших из домов жителей. Лошади едва держались на ногах, и нам не пришлось объяснять, что им требуется смена. В конце улицы, у моста, размещалась почтовая станция; пьяный почтмейстер, вняв уговорам и ругани, предоставил нам пару тощих кляч. Ист предложил передохнуть несколько часов, дав нашим лошадям время восстановить силы, но я воспротивился: пока все идет гладко, не стоит терять времени. Так что, раздобыв у жены почтмейстера хлеба, колбасы и сыра, а также кое-какую женскую одежду, которая понадобится для Вали, когда та проснется, мы впрягли новых коней и приготовились тронуться в путь.

Перспектива была безрадостной. За мостом, переброшенным через замерзший канал, мы видели Арабатскую стрелку: длинный узкий язык заснеженной земли, который, будто гигантская железнодорожная насыпь, уходил на юг вдоль берега Азовского моря. Само море, покрытое, насколько хватало глаз, льдом, простиралось слева; справа же находилась зловонная внутренняя лагуна, называемая Сиваш. Достигая местами нескольких миль в ширину, сия заводь сужалась по мере продвижения вдаль по Стрелке и сходила почти на нет там, где коса соединялась с Арабатом, на восточной оконечности Крыма. Похоже, грязи в этой лагуне было столько, что она не замерзала полностью даже в холодные русские зимы, а ядовитый смрад от нее мог бы свалить и слона.

Мы уже приготовились выехать, когда очнулась Валя. Потребовалось некоторое время, чтобы втолковать ей, где мы есть и уверить, что все хорошо. Она немного поплакала, потом я деликатно помог ей справить естественные надобности — почти сутки проспала как-никак. Потом мы и сами решили малость поспать, прежде чем тронуться дальше, но я соглашался самое большее часа на два — мне не хотелось медлить. Мы перекусили, и Валя, окончательно придя в себя, стала допытываться, куда ее везут.

— Мы собираемся добраться до нашей армии, — сказал я. — Тебя нам придется взять с собой — не можем же мы бросить тебя на произвол судьбы. Уверен, что с твоим отцом все хорошо — уезжая, мы видели, как он спасся вместе с казаками. Главным его желанием было видеть тебя в безопасности — а где еще может быть безопаснее, чем там, куда мы едем?