Не твоя смерть (СИ) - "Вареня". Страница 9

— Мне пора, — сказал альфа, после того как они переоделись и напились горячего кофе с каким-то невероятным ликером из объемного бара. — Дождей в ближайшие дни не будет. Постарайся не забрасывать тренировки, бегай. Если захочешь покататься, то делай это осторожно. Уехать не пытайся — во-первых, далеко, во-вторых, накажу. Накажу сильно. — Антипов казался усталым и каким-то грустным, хотя из раззадоренного Тимура энергия так и перла. — Еще я очень прошу тебя не лихачить. Несмотря на талант, опыта у тебя еще маловато, а дорога неважнецкая. Вроде все, — он потер переносицу, словно силился сосредоточиться.

— Когда ты приедешь? — Тимур за это время настолько привык к присутствию Антипова, и так не хотел вновь оставаться в одиночестве, что выпалил это, даже не задумываясь.

— Не знаю, — медленно ответил Антипов, изумленный вопросом. — Думаю, что теперь не раньше чем через пару дней.

— А если со мной опять что-то случится? — нахмурился Тимур.

— Да. Точно, — покивал Антипов и поманил Тимура в другую комнату.

Там он открыл небольшой ящичек в стене и показал на красную кнопку.

— Только в экстренных случаях, — весомо пояснил Антипов. Тимур покивал, хотя бы немного успокоенный возможностью связи с внешним миром.

Хлопнула дверь, прошуршали шаги за окном, и Тимур остался один. Ни разу за все эти дни в заключении он не чувствовал себя так одиноко. Время тянулось ужасающе медленно. Кнопка манила. Не спасали ни выматывающие пробежки, во время которых Тимур продолжал выкладываться на все сто, ни заезды на квадроцикле. В общем-то, выбрать можно было любой из стоящих там, но Тимур упорно, раз за разом садился на Антиповский, тяжелый и капризный в управлении. По вечерам тряслись руки и ноги, а по утрам они болели так, что Тимур тихо поскуливал, сползая с кровати. Самым неприятным оказалось то, что было неясно, так тяжко от отсутствия компании вообще или именно Антипова. Тимур успокаивался лишь в ощущении внутренней независимости, относительной свободы, ведь какой-то безумной любви и зацикленности он не ощущал. Откровенно говоря, насмотревшись на истерики его бывших и настоящих пассий, Тимур боялся угодить в этот парадоксальный капкан зависимости. Страшило то, что не было панацеи. Будь среди этих помешанных какой-то определенный контингент, было бы легче. Но влюблялись и бегали потом за Антиповым все: малолетки, фифы, умники, холеные омеги в возрасте. Совершенно разные и столь похожие в своей любви.

Тимур любил конкретику и упорядоченность в своей жизни. Любил, когда есть ответы на все вопросы, хотя бы те, что касались непосредственно его самого. Но понять, что же он чувствует к Антипову, Тимур просто не мог. Он осознавал, что от прежней ненависти и желания уничтожить почти ничего не осталось, но что пришло им на смену, определить не мог. Чувства, в его понимании, были вещью весьма простой. Ты любишь, и это захватывает целиком и полностью. Ты не любишь и остаешься равнодушным. Но Тимур равнодушен не был. Мысли то и дело крутились вокруг Антипова, рикошетили от мест и предметов, с ним связанных. А учитывая, что все в этом доме, так или иначе, касалось Антипова, не думать о нем у Тимура не получалось.

========== Глава 7. ==========

Три дня прошли в вялых раздумьях, а на четвертый, вечером, в дверь ввалился Антипов. Тимур не услышал его шагов и оттого изумленно вскрикнул, когда бледный, запыхавшийся альфа бесцеремонно сграбастал его в охапку. Казалось, он вот-вот отдаст богу душу, так что Тимур не решился упомянуть ни про недопитый чай, ни про недоеденное печенье, ни про нечищеные зубы. Просто позволил завалить себя на разобранную, не иначе как провидением, постель, подмять под себя, и вырубиться как на подушке. И не задал ни единого вопроса, проваливаясь в сон почти мгновенно.

Утром он снова проснулся раньше. Попытался выбраться из-под навалившегося Антипова, чтобы, по крайней мере, приготовить завтрак и выключить забытый с вечера свет. Но Антипов глухо заворчал, прижимая его теснее и пробурчал:

— Еще пять минуточек.

Собственно, своей медвежьей хваткой, он исключил возможность выбора, так что Тимуру пришлось покорно улечься на подушку. Спать не хотелось, а вот для самоанализа было самое время: когда еще им заниматься, если не в ситуации такой тесной близости к причине этого самого анализа?

Но ответов все еще не было. Тянуло ли его к Антипову? Безусловно. Непреодолимо? Нет. Находиться рядом было приятно. Ощущать его столь близко — тоже. Но Тимур не был уверен, что хотел бы чего-то большего. А ведь должен, если в его чувствах есть хоть что-то плотское.

От размышлений подташнивало. От невозможности получить внятный и четкий ответ накатывала злость. Тимур зашевелился и отстранился, злорадно рассудив, что пять минут уже вышли. Антипов покорно выпустил его и приподнялся на локте, пытаясь разлепить глаза.

— Извини за вчерашнее, — просипел он. — Пытался быстрее освободиться и не рассчитал силы. Сорвался. Устал.

Тимур согласно покивал и вылез из кровати. Уснули они вчера прямо в одежде, так что переодеваться не пришлось. Готовить настроение пропало, и Тимур решил обойтись вчерашним печеньем. Антипов никаких возражений не выказал, окинул довольным взглядом тарелку, сварил себе кофе и плюхнулся за стол напротив Тимура. Он помолчал, выбрал печенье и, покручивая его в пальцах, вдруг заговорил:

— Останься здесь до зимы. Дом теплый, в общем-то, выдержит и зиму, так что первых заморозков не бойся. Потом я отпущу тебя. Выполню все, что попросишь, в пределах разумного, разумеется. Помогу устроиться, в Архангельске или Питере — выберешь сам. Взамен прошу тебя не рыпаться, изредка терпеть мое присутствие, а после — держать язык за зубами. В твоих интересах, кстати.

— Угрожаешь? — нехорошо прищурился Тимур.

— Предупреждаю. Угрожать уже буду не я.

— Зачем это тебе?

Антипов замялся, словно решая, стоит ли раскрывать все карты или еще помариновать Тимура.

— Скажу, но позже. Я не готов сейчас. — И очередной взрыв шаблона. Треск привычной действительности с уверенным и бесстрашным Антиповым, который вдруг отчего-то стал отчаянно уязвим.

Тимур понимал, что мог бы додавить, но не хотел. Не сейчас, когда все как-то неестественно тонко между ними, так остро-хрупко, что ломать это все — опасно и не хочется. Он кивнул и вернулся к печенью.

После завтрака Антипов привычно поманил Тимура за собой. Ломаться и спорить не хотелось, тем более, было действительно любопытно, что же задумано на сей раз.

Они обошли дровяник и остановились напротив большой, яркой мишени. Антипов вложил в руку Тимуру ладный небольшой пистолет и тепло улыбнулся:

— Этому обычно дольше учатся, но ты ведь умница, хотя бы азы сможешь освоить.

Тимур недоуменно переводил взгляд с пистолета на Антипова и обратно, а затем закономерно спросил:

— Это-то зачем?

— Приобщаю тебя к моим маленьким слабостям. Как тебе такой ответ?

Тимур согласно кивнул, слишком обескураженный, чтобы задавать вопросы или спорить. Да и кто в здравом уме откажется пострелять? Дело оказалось непростым, но, как и все, за что его заставлял браться Антипов, увлекательным. В очередной раз перезарядив оружие, альфа сделал несколько шагов назад и обманчиво равнодушно заявил:

— Теперь сам. Боевые. Особые. Уложат даже оборотня.

Тимур резко развернулся, продолжая держать пистолет наизготовку, и ошарашенно вылупился на Антипова. Что это? Неудачная шутка? Способ проверить на лояльность? Тимур внимательно вгляделся в напряженного, буквально звенящего ожиданием Антипова и понял: проверяет. Даже не на лояльность, а вообще, в целом, сука, проверяет его! Он в два скользящих шага преодолел расстояние и ткнул в твердый живот стволом.

— Выше, — мягко заметил Антипов и, аккуратно обхватив подрагивающую от напряжения кисть, передвинул дуло вверх и вправо, упирая точно в сердце.

Тимуру казалось, что он ощущает его ритмичную вибрацию даже сквозь ребра, одежду и сталь. А может, это колотилось его собственное — заполошное, истеричное. Секунды истекали вдохами, истончались выдохами, и с ними таяло что-то еще, между ними и внутри каждого. Тимура затошнило, закружилась голова, и непроходящий нервяк — верный спутник Антипова в Тимуровой жизни, вырвался наружу рыданиями. Громкими, истошными, на грани непозволительной для Тимура истерики. С пошлыми всхлипами и дрожанием. И Антипов — его личный колючий, жесткий, единственный кокон, плотным теплом охватывающий со всех сторон. Не говорящий ни слова, не успокаивающий и не обещающий спасения и райских кущ, но дарящий такое умиротворение, что куда там кущам.