Горькая услада - Уэдсли Оливия. Страница 21

Ей казалось, что то время, которое она провела с Родди, только снилось ей, как и вся ее прежняя жизнь; прошлое, такое радостное и светлое, казалось совершенно нереальным. Как быстро и легко проходили те счастливые дни. Она почти не замечала тогда течения времени.

А сегодняшний день был такой длинный и унылый.

«Я просто слишком устала, — в отчаянии твердила Сильвия. — По-видимому, это реакция после всего того, что случилось. Мне ведь некуда уйти отсюда — что толку думать об этом. Я должна взять себя в руки… должна… должна».

С этой мыслью она легла спать, ухватившись за нее, как утопающий за соломинку. Но следующий день прошел так же бесцельно и пусто, и к вечеру ее снова охватила та же глубокая подавленность.

За весь день никто не пришел. Сильвия поговорила немного с миссис Терри; попробовала заговорить с некоторыми служащими и арендаторами, но они, несмотря на свойственное ирландцам добродушие, отнеслись к ней очень недружелюбно, так как терпеть не могли хозяина поместья: он весьма мало заботился о них, и им приходилось жить в нищете, потому что Россмит постоянно требовал с них денег.

Так прошла неделя, полная отчаяния и невыносимого одиночества; за это время Сильвия получила открытку от Килдера из Дублина, куда его вызвали из-за болезни какого-то родственника. По утрам Сильвия получала такой же невкусный чай и скверно приготовленную пищу. В конце недели начался дождь и серой пеленой покрыл все вокруг. Каменные полы в замке покрылись плесенью, все в комнатах отсырело, и в воздухе носился запах тления.

«Это похоже на тюрьму, а я — пленница», — устало подумала Сильвия.

Один из таких дождливых, мрачных дней склонялся к вечеру, тогда в замок приехал Россмит.

Сильвия, сидя в библиотеке, услыхала грубый голос, донесшийся из вестибюля:

— Терри! Где же ты, черт возьми? Живо иди сюда!

Она услыхала торопливые шаги Терри и его задыхающийся голос:

— Да ведь это милорд!

И в ответ снова резкий, неприятный голос, почти крик:

— Принеси мне бутылку коньяку «45». Этот дом похож на кладбище, здесь прямо можно подохнуть! Где Килдер?

— Поехал в Килбури на похороны своего шурина. Он умер и не оставил ни пенни, так что даже на похороны денег не было, не то что на поминки, — ответил Терри.

— Вот негодяй! — послышалось в ответ. — Ну-ка, Терри, тащи коньяк, марш отсюда!

Сильвия вышла из библиотеки и остановилась на пороге большой залы.

Перед огромным большим камином с выступом, украшенным высеченными на камне фигурами, широко расставив ноги и засунув руки в карманы пиджака, стоял рыжеволосый человек с неприятным, злым лицом.

Сильвия немного нервничала, но все же вполне владея собой, сделала несколько шагов вперед. Он не двигался с места и отрывисто сказал:

— Надо полагать, вы дочь Доротеи… Шеля… Филс… Селия… или как вас там?

— Сильвия…

— Ага! А я — лорд Россмит.

Он уставился на нее, нахмурив густые темно-рыжие брови. Сильвию охватила неприятная неловкость, ей захотелось убежать, скрыться куда-нибудь от этого пронизывающего, злого взгляда, или, по крайней мере, нарушить гнетущее молчание.

Россмит первый прервал его — совершенно безразличным тоном он спросил:

— Ну-с, как же вы тут живете?

Сильвии удалось выжать из себя:

— Спасибо, мне здесь вполне хорошо, — и она облегченно вздохнула, когда в комнату вошел Терри, неся коньяк.

Россмит предложил ей рюмку и, когда она отказалась, заявил:

— Вы не пьете? А я считал, что девицы вашего типа только и делают, что пьют!..

Сильвия сделала попытку наладить ту пустую, светскую болтовню, которая была так необходима в обществе, где она жила когда-то.

— А я и не предполагала, что принадлежу к какому-нибудь определенному типу, — сказала она, пытаясь улыбнуться.

Россмит выпил вторую рюмку и хмыкнул. Он вынул портсигар и предложил Сильвии папиросу. Она закурила.

— Ну вот, хоть в этом вы верны своему типу, — сказал Россмит и неожиданно улыбнулся; у него были великолепные зубы, но улыбка невеселая.

Так же отрывисто, как и раньше, он спросил Сильвию:

— Ну-с, а теперь скажите, что вы думаете обо мне.

Обычно Сильвия никогда не смущалась и не любила оставаться в долгу перед кем-нибудь, если тот хотел сорвать на ней свое дурное настроение; и сейчас, собрав все свое мужество, она очень спокойно ответила:

— Ничего такого, что вам было бы приятно услышать.

Он раздраженно взглянул на нее:

— Тем лучше. А я уже, признаться, решил, что вы — полное ничтожество.

— Вы со всеми так же глупо невежливы, как со мной? — осведомилась Сильвия.

Россмит снова улыбнулся.

— Замечательно. Да ведь вы делаете огромные успехи. Однако будем надеяться, что эта забавная ненависть не превратится в любовь.

Он резко обернулся и потянул ручку старомодного звонка.

— Ко мне придут гости, — сообщил он Сильвии. — Вы, конечно, играете в карты?

— Нет! — ответила она сухо и добавила: — У меня нет для этого денег.

— У меня тоже нет их, чтобы раздавать всем, кто этого захочет, — грубо сказал Россмит.

Сильвия вспыхнула, но глаз не опустила; после минутного раздумья она поднялась и молча вышла из комнаты.

Пожав плечами, Россмит посмотрел ей вслед. Ее присутствие только раздражало его, она ему определенно мешала. Он пригласил к себе каких-то девиц и молодых людей, которых случайно встретил в Баллишоде, и с их помощью намеревался так бурно провести конец недели, чтобы все порядочные люди по соседству только укрепили свое решение бойкотировать его и на будущее время. Он совершенно забыл, что в замке находится молодая девушка, и поэтому встреча с ней только вывела его из себя.

Россмит никогда не отличался мягким характером, но все-таки в прежнее время с ним можно было говорить. Он был ранен в Индии, во время одной из пограничных схваток, и с тех пор резко изменился. Ему пришлось оставить армию, и это было для него началом конца так называемой порядочной жизни.

Еще в Индии он пристрастился к морфию, и, возвратившись в Англию, уже не мог, — а прочем и не хотел, — отказаться от этого.

Россмит держался на ногах благодаря своему поистине железному организму. Периодические «отдыхи» в специальной лечебнице, где его немного подлечивали, давали ему возможность, по выходе оттуда, начинать все сначала.

То, что он употребляет наркотики, знали немногие, но то, что он пьет, было известно всем. Круг его знакомых был весьма ограничен. Некоторые мужчины охотно встречались с ним, потому что он очень азартно играл; женщины большей частью сторонились его.

Теперь он чувствовал, что приближается время, когда ему снова нужно будет отправиться в лечебницу, и, повинуясь внезапному капризу, приехал в Россмит, чтобы в последний раз выпить по-настоящему.

Когда Терри, задыхаясь от быстрой ходьбы, вошел в комнату, хозяин набросился на бедного старика:

— Почему ты, старый дурак, не являешься на звонок? Приготовь сейчас же комнаты для гостей, да скажи своей жене, чтобы приготовила ужин. Живо! А теперь — марш отсюда, да позаботься, чтоб все было в порядке! Слышишь?

Час спустя к замку подъехал автомобиль, из которого вышли: Стив Роган — известный американский боксер, приехавший в Ирландию из Нью-Йорка — он должен был принять участие в состязаниях в Дублине, а потом в Лондоне; Пэдди О'Киф — букмекер, и две девицы весьма веселого нрава, которых Стив и Пэдди с истинно рыцарским благородством представили как своих подруг. Коньяк, принесенный Терри, исчез в течение нескольких минут. Стив достал из автомобиля граммофон, и внезапно в комнату к Сильвии донеслись звуки музыки и взрывы смеха.

Она поднялась и прислушалась, не веря своим ушам. Эта музыка, казалось, звала и манила ее.

Девушка подошла к тусклому зеркалу и напудрилась… Приводя себя в порядок, она впервые за все время заметила, что сильно похудела. Звуки граммофона неслись из большого зала. Она легко сбежала вниз по широкой лестнице.

Стив первый заметил ее. Он танцевал с Иви, но, увидев Сильвию, резко отстранил свою даму и, закинув голову и полуоткрыв свои алые, как у ребенка, губы, застыл от удивления.