Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей - Винарский Максим. Страница 13

Что в этом сюжете правда, а что следует отнести на счет скромности мемуариста? Да, к университетским занятиям он относился с явной прохладцей и не лез из кожи вон, грызя гранит науки. Но давайте посмотрим, что же это была за наука и какая система преподавания господствовала тогда в двух старинных английских университетах – Оксфордском и Кембриджском. Хотя Великобритания по многим позициям была самой передовой страной в мире, высшее образование в ней сохраняло традиционный характер, унаследованный от Средних веков. Оно весьма мало подходило для государства, находившегося на самом пике индустриальной революции, остро нуждавшегося в механиках, химиках, инженерах. Приведу выдержку из книги американского историка науки Майкла Рьюза, ярко описавшего состояние дел в тогдашних английских университетах.

Стоит ли говорить, что никаких «биологических факультетов» в университетах тогда не существовало, не выпускали они и специалистов в области геологии, астрономии или химии. Как и в седом Средневековье, во времена Дарвина в английских университетах было всего три факультета – медицинский, богословский и юридический. Молодому Чарльзу, с его искренним и глубоким интересом к естествознанию, стремлением пойти по стопам великих натуралистов, эта система сулила мало перспектив. Даже на медицинских факультетах, где изучали ботанику, зоологию и анатомию, дела обстояли печально. Консервативные круги, особенно церковные, отчаянно цеплялись за старину и традиции, блокируя любые новшества в преподавании. К тому же большинство профессоров были духовными лицами англиканской церкви.

В годы юности Дарвина преподаватели медицинских факультетов даже не имели возможности легально получать человеческие трупы, поэтому им приходилось прибегать к услугам так называемых похитителей тел (bodysnatchers), темных личностей, которым ничего не стоило разрыть свежую могилу на кладбище, чтобы продать труп в анатомический театр (естественно, тайком). Занятие прибыльное, но и опасное – бывали случаи, когда толпа, поймав гробокопателей, линчевала их на месте (о подобном происшествии Дарвин пишет в своих «Воспоминаниях»). Только в июле 1832 г. (в это время Дарвин уже путешествовал по Южной Америке) английский парламент принял, наконец, «Анатомический закон», легализующий вскрытие трупов для целей науки и преподавания. Это произошло вопреки сильному сопротивлению англиканской церкви, твердо державшейся средневекового мнения о кощунственности такой процедуры {61}.

Хотя получить «профессию ученого» в Кембридже было нельзя, в университете существовали кафедры геологии, минералогии и ботаники, которые занимали видные специалисты. Интересующийся студент мог посещать, внеся особую плату, их лекции и тем самым найти выход своим естественно-научным увлечениям. Практиковались и частные визиты к профессорам, когда студенты обучались у них в приватной и вполне неформальной обстановке. Дарвин пошел именно таким путем, чему очень способствовало его увлечение собиранием насекомых. Оно ввело Дарвина в круг таких же энтузиастов и помогло ему завязать много полезных знакомств среди самых известных ученых того времени. Еще в Эдинбурге он частным образом начал заниматься зоологией, изучая морских беспозвоночных под руководством своих университетских наставников. К недолгому пребыванию в Шотландии относятся его первые научные доклады, представленные на заседаниях тамошнего Плиниевского общества. По собственным словам Дарвина, в 1827–1828 гг. он стал очень серьезно заниматься энтомологией.

Дальше – больше. В Кембридже он знакомится с ботаником Хенсло, а весной 1831 г. – с Адамом Седжвиком, который в августе того же года пригласил Дарвина участвовать в совместной геологической экскурсии в Уэльс, где на практике познакомил даровитого студента с азами своей науки {62}. Дарвин вовсе не был самоучкой, к услугам его любознательности были ведущие ученые того времени, и они, несомненно, понимали, насколько талантлив и многообещающ этот юноша. (Похоже, только Роберт Дарвин пребывал в неведении о том, чтó его сын считает настоящим жизненным призванием.) В те годы он уже грезил об экспедиции в экзотические страны, тогда еще очень слабо изученные, где так легко было совершить замечательные открытия. Это поставило бы его в один ряд с великими путешественниками и натуралистами! Молодой Дарвин был мечтателен и амбициозен. Не имея никаких определенных планов относительно путешествия, он уже готовился к нему, овладевая самыми разнообразными знаниями и навыками, которые в те времена требовались от каждого натуралиста: учился делать геологические наблюдения, набивать чучела зверей и птиц, определять растения и горные породы. Даже приятные привычки состоятельного бездельника – верховая езда и охота – весьма пригодились Дарвину во время его странствий по южноамериканским прериям.

И тут вмешивается то ли провидение, то ли перст судьбы, удачное положение планет или просто маловероятная, но очень счастливая случайность… Вернувшись из своей геологической экскурсии по Уэльсу, Дарвин находит дома письмо, приглашающее его присоединиться к кругосветной экспедиции на военном бриге «Бигль». Ей предстояло нанести на карту малоизвестные тогда берега далеких континентов, в первую очередь Южной Америки. Капитан корабля, молодой, но уже опытный моряк Роберт Фицрой желал иметь в долгом странствии джентльмена-компаньона, с которым он мог бы делить трапезу и проводить часы редкого досуга. Предполагалось, что этот компаньон возьмет на себя обязанности корабельного натуралиста. Правда, в качестве натуралиста (и одновременно хирурга) Адмиралтейство уже прикомандировало к экспедиции некоего Роберта МакКормика, но в те времена хирург в военно-морском флоте Англии относился к низшим чинам и никак не годился в постоянные посетители капитанской каюты {63}. Фицрой, свято чтивший принципы судовой иерархии, хотел видеть за своим столом человека, равного ему по положению, образованного и воспитанного как джентльмен. Ни один из видных натуралистов, к которым он обращался, не мог оставить дом и семью на несколько лет, а вот непоседливый холостяк Дарвин мгновенно ухватился за это предложение, хотя знал, что отправится в плавание фактически как «научный турист», личный гость капитана. Лорды Адмиралтейства отказались содержать за государственный счет еще одного натуралиста {64}, и Дарвину предстояло оплачивать все расходы из собственного кармана, а точнее, из кармана своего отца. Но это, безусловно, был счастливый билет. Дарвин прекрасно понимал, какие фантастические возможности откроются перед ним в кругосветном путешествии, если он окажется достаточно энергичен, настойчив и предприимчив. За несколько недель до отплытия он записал в своем путевом дневнике: «Если у меня не будет достаточно энергии, чтобы заставить себя упорно работать во время путешествия, то я упущу большой и редкий случай для самоусовершенствования» {65}.