Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей - Винарский Максим. Страница 72

Однако картина может существенно измениться, если взглянуть на проблему с более широкой, эволюционной, точки зрения, изучив различные виды агрессии в животном мире. В этом нам помогут наука о поведении животных (этология) и один из ее классиков, австрийский биолог Конрад Лоренц, а еще обыкновенные домашние куры. Собственно, с кур все и началось. Чуть более века назад, в 1921 г., в литературу, посвященную поведению животных, а потом и в статьи и книги по психологии вошел новый термин Hackordnung, который на русский обычно переводится как порядок клевания. Его автор, норвежский этолог с трудным для нас именем Торлейф Шельдеруп-Эббе, прилежно изучал повседневную жизнь кур во дворе собственной усадьбы. Отличный пример того, как замечательное научное открытие можно сделать буквально не выходя из дома!

На мимолетный взгляд, все куры, копошащиеся в загоне или на заднем дворе, почти неразличимы (говорим же мы «похожи, как инкубаторные цыплята»). Но сами птицы знают, что курица курице рознь, и прекрасно умеют считать «звездочки на погонах» друг у друга. Шельдеруп-Эббе обнаружил, что они подчиняются жесткой внутренней иерархии, определяющей как доступ к корму, так и «неприкосновенность куриной личности». На вершине иерархии находится самая привилегированная курица, называемая «альфой» (начальная буква греческого алфавита). Она первой подходит к корму и имеет «право» клюнуть любого члена группы, но ее саму не смеет тронуть никто. Ступенькой ниже находится курица «бета». Она клюет всех своих товарок, кроме курицы «альфа». И так далее, по ступенькам вниз, вплоть до самой нижней, на которой печально сидит самая забитая и бесправная особь «омега» (последняя буква алфавита). Это изгой, получающий клевки от всех птиц, но не имеющий права тронуть ни одну из них.

Картина знакомая, не так ли? Не только куры, но и многие другие общественные животные, такие как крысы, волки, зебры, а также большинство приматов, включая человека {454}, имеют подобную социальную структуру. Пресловутые «альфа-самцы», постоянно демонстрирующие перед сородичами свои авторитет и «крутость», известны у самых разных видов. Эта жесткая иерархия возмущает наше человеческое чувство справедливости, мы видим в ней что-то неправильное, даже аморальное {455}. Но я должен напомнить здесь золотое правило истинного дарвиниста. Если какое-то явление или форма поведения в животном мире встречается неоднократно и у не самых близкородственных видов, значит, мы должны искать в них биологический смысл, какую-то «пользу». И она обычно оказывается пользой с точки зрения целого, то есть вида или популяции, хотя для конкретной особи может обернуться страданиями или смертью (рис. 10.3).

Рис. 10.3. «Порядок клевания» в изображении карикатуриста {456}

В ХХ в. этологи выяснили, что социальная иерархия нужна для поддержания группы как целого, а от ее устойчивости, в свою очередь, зависит выживание отдельной особи. Группа – это не только клевки и потасовки, но и защита, которой пользуются все ее члены, независимо от социального статуса. При разнообразных издержках группового образа жизни он облегчает животным поиск пищи и убежища, помогает спасаться от врагов. Конечно, эти выгоды распространяются не на все сферы жизни. К примеру, когда дело доходит до размножения, высокоранговые самцы практически не оставляют шансов своим «худородным» собратьям, собирая половозрелых самок в тщательно охраняемые гаремы. А если «тучные годы» сменятся периодом нехватки пищи, воды или других ресурсов, «альфы» и «беты» без зазрения совести оттеснят «омег» от кормушки, обрекая их на верную гибель. Крайне жестоко с человеческой точки зрения, но ведь мы уже не раз говорили, что приоритетом естественного отбора является выживание группы, а не отдельной особи, и если уж кому-то погибать, то пусть это будут слабейшие. Снова беспощадная логика эволюции. Ранг особи в группе неслучаен и коррелирует с определенными ее свойствами, например физиологическими. Поэтому далеко не всегда залогом успеха служит грубая физическая сила. Например, у домовых мышей особи высшего ранга обладают наиболее сильным типом центральной нервной системы. В драках и схватках, предшествующих установлению иерархии, они проявляют наивысшую стрессоустойчивость {457}. Именно такие мыши имеют максимальную «ценность» в глазах естественного отбора. Преимущество в обладании самками, которое имеет кучка высокопоставленных самцов, с этой позиции тоже вполне объяснимо: чем «круче» самец, тем с большей вероятностью он обладает ценными для выживания качествами и потому «заслуживает» право передать свои гены максимальному числу потомков {458}. Только бизнес, ничего личного.

И вот здесь пора перейти к рассуждениям Конрада Лоренца, изложенным в его известной книге, озаглавленной «Так называемое зло. К естественной истории агрессии» {459}. Лоренц применил к объяснению агрессии «опасную идею Дарвина». Неправильно считать агрессию кромешным злом, поскольку в эволюции она может играть позитивную, созидательную роль, осуществляемую опять-таки посредством естественного отбора. В сообществах животных агрессивное поведение «является подлинным инстинктом – первичным, направленным на сохранение вида». Таким же, как инстинкт самосохранения или размножения. У животных, ведущих одиночный образ жизни, агрессия препятствует чрезмерной скученности, заставляет индивидов защищать свою территорию, что помогает популяции полнее использовать имеющиеся ресурсы. Возможно, позитивная роль агрессии заключается и в том, что она снижает частоту физических контактов между особями, препятствуя передаче инфекций.

При этом в большинстве случаев агрессия имеет ритуальный или предупреждающий характер и не превращается в убийство ради убийства. Как только раздражающий стимул затухает или исчезает, исчезает и агрессивное поведение. Вполне мирный малый суслик (Spermophilus pygmaeus), заметив сородича, нарушившего границы его владений, немедленно атакует его, стремясь изгнать за пределы участка. Но едва цель достигнута, агрессивный импульс быстро сходит на нет. И не случайно. Вздумай суслик преследовать нарушителя дальше и вторгнуться на его территорию, он сразу окажется в уязвимом положении, ведь там он чужак и объект агрессии хозяина {460}. У многих животных потасовки между сородичами очень короткие, потому что один из дерущихся, оценив свои шансы на победу, предпочитает уклониться от дальнейшей борьбы. А бывает и так, что во время стычки соперники обходятся вообще без физического контакта. Укусы, пинки и бодания заменяются символическими жестами и демонстрациями ярости и телесной мощи, своего рода «психологической атакой». В результате один из соперников, убоявшись, от поединка отказывается и удаляется, делая вид, что не очень-то и хотелось. По-настоящему серьезные бои обычно происходят в период установления иерархии в группе или «смены власти». Но, разобравшись кто из них «альфа», а кто «омега», животные перестают сражаться и возвращаются к мирной жизни, строго-настрого усвоив установившийся Hackordnung. Вот почему целью внутривидовой агрессии почти никогда не бывает уничтожение собрата. Чаще всего достаточно просто указать ему его место.

Но и агрессия, направленная на представителей другого вида, тоже, оказывается, имеет свою светлую сторону. Хищники держат под контролем популяции своих жертв, предотвращая массовые вспышки численности, которые приводят к перенаселению и эпидемиям. Именно ослабленные и больные особи в первую очередь оказываются в пасти или клюве хищников, которых за это и называют природными санитарами.