Война в Кедровой Долине - Ламур Луис. Страница 18
А тем вскоре придется остановиться. Даже если бы сами они предпочли идти дальше, лошадям нужен отдых. Итак, несколько часов на дороге, без всякой помощи, вдали от всех.
Конечно, продукты и патроны крайне необходимы, но на четырех человек стало меньше, тех четырех, что делили друг с другом работу, все тяготы жизни, а некоторые прошли вместе долгий и тяжелый путь от Кентукки и Миссури до здешних краев. Уехал Лидж Хэтфилд; зная эту семью, Килкенни понимал, что, если его убьют, Хэтфилды не успокоятся, пока убийцы не заплатят сполна.
Килкенни хорошо знал дорогу в Блейзер и легко мог представить себе, как фургон тяжело катится по неровной каменистой земле — дорога не наезжена, ею пользуются крайне редко, так что фургон тащится еле-еле. Они наверняка выслали вперед дозорного и едут за ним, терзаясь страхом, но не теряя надежды.
Если они еще живы и свободны, то, вероятно, как раз сейчас разбивают лагерь, но костра у них не будет — это слишком опасно. Их отдых будет отравлен мыслями об оставленных в Капе семьях. Они ведь не знают, что здесь все спокойно, зато хорошо знают, что жизнь их родных зависит от успеха затеянного ими дела. Того небольшого запаса продуктов, что Килкенни привез из Седара, хватит всего на несколько дней.
Вечером Килкенни сделал для своих рук ванночку из рассола. Они уже почти не болели, но он хотел, чтобы кожа на них загрубела. Глаз открылся, синяк стал почти незаметен. Рана на щеке быстро затянулась — помог горный чистый воздух, — однако кожица оставалась еще очень тонкой.
Когда Килкенни держал руку в рассоле, подошла Салли.
— Зачем вы это делаете? — с любопытством спросила она.
— От рассола кожа становится грубой и крепкой. То, что и нужно бойцам, которые дерутся голыми руками. Некоторые даже умываются рассолом.
— И что, помогает?
— Не знаю. Но все верят, что помогает.
— А вы действительно собираетесь драться с этим Быком Тернером?
— Конечно нет. Почему я должен с ним драться? Да если бы я и захотел это сделать, меня бы тут же схватили. Нет, я просто хочу быть в форме — человек никогда не знает, что его ждет.
— Барт говорит, Хейл ни за что не успокоится, пока не побьет вас. Не просто убьет, а именно побьет.
— Мы не знаем, что у него на уме. Может, ему просто достаточно выгнать нас отсюда.
— Говорят, вы убили тридцать человек.
Килкенни раздраженно взглянул на Салли.
— Я никогда этого не говорил. Я вообще не люблю говорить о таких вещах. Как и большинство тех, кто сейчас здесь находится, я служил в армии и делал то, что должен был делать. Мы воевали за единство Штатов. С тех пор время от времени мне приходилось принимать участие в мелких стычках, вот таких, как здесь, но я никогда к этому не стремился.
Твой отец, Дик Моффит, тоже не хотел воевать, но его заставили. Мужчина должен уметь защищаться, иначе его убьют.
— А на Восточном побережье и в других странах тоже так же часто используют оружие, как и у нас?
— Я бы сказал, почти так же. Вспомни, еще несколько лет назад Эндрю Джексон убил человека на дуэли. Было еще дело Гамильтона — Берра. Александр Пушкин, русский поэт, несколько раз дрался на дуэли и на одной из них был убит. Мне это не нравится, но такова жизнь.
На третий день, после того как уехал фургон, Килкенни оседлал коня и отправился в горы к кромке отвесного склона. Парсон молча посмотрел на него, но ничего не сказал.
На этот раз Килкенни тщательно продумал свои действия. Он вернется на то место, которое обследовал три дня назад, и постарается во что бы то ни стало спуститься вниз, к разбитому фургону, а потом попробует найти дорогу, по которой он приехал.
Фургон не упал с обрыва — он лежал слишком далеко от края, значит, где-то должна быть дорога. Если ему не удастся найти тропу с откоса, он спустится к подножию горы и будет искать ее снизу.
Конечно, в случае неудачи ему придется каким-то образом забираться обратно на гору, а это не менее трехсот футов, но придется рисковать, иначе им не выжить.
Где-то в разломах утеса, в глубине каньонов и обломков скал должна быть тропа. И он ее отыщет!
Было уже семь часов утра, когда Килкенни достиг того места, откуда он решил начать спуск. Он прихватил с собой несколько веревок, правда их будет недостаточно, чтобы спуститься к самому подножию утеса, но главное — добраться до крутого откоса, а там уж он найдет способ спуститься.
Килкенни лег на живот и заглянул вниз. В этом месте выступ скалы загораживал ее подножие, но он надеялся, что, держась за веревку и цепляясь за корни деревьев, сможет туда спуститься. Он не был скалолазом, хотя читал кое-что об их приемах в старых журналах «Атлантик» и «Век». Хорошо бы сейчас проштудировать их снова, теперь ему пригодилась бы любая подсказка.
Заставляя себя думать только о том, что ему предстояло сделать, Килкенни осторожно сполз с края утеса и, когда его нога нашла опору, уцепился за торчащий корень и спустился пониже.
Он не боялся высоты, но сейчас, увидев разверзшуюся под ногами бездну, он почувствовал тошноту.
Веревка была прикреплена к старому искривленному кедру, растущему у самого края откоса. Килкенни пропустил ее между ног, потом, перебросив через одно плечо, перекрестил на груди и на спине и, держа конец в правой руке, стал медленно спускаться, регулируя свое движение левой рукой.
Он гнал от себя мысли об устрашающей бездне под ногами, но все же через несколько минут весь покрылся потом. Спускался он медленно, веревка огнем прожигала кожу даже сквозь одежду. Килкенни скользил, стараясь двигаться плавно, без резких движений, хватаясь за каждый выступ, осторожно нащупывая на стене опору для ног.
На мгновение Килкенни застыл на месте. Очень хотелось провести рукой по лицу — пот заливал глаза. Он отвел их от каменной стены и покосился вправо — высоко в голубом небе кружил одинокий канюк.
Пальцы заболели от напряжения; Килкенни начал терять силы и позволил себе соскользнуть чуть ниже. Если враги застанут его в таком положении, пиши пропало — он не сможет даже выстрелить в ответ. Стоит чуть-чуть разжать правую руку, держащую веревку, и все кончено — он полетит вниз.
Нужно снова уменьшить вес. Он ощупывал ногой каменную стену, ища опору. Нашел. Медленно, очень медленно перенес свой вес на кончики пальцев. Вдруг его ненадежная опора покачнулась, послышался грохот падающих камней, и Килкенни повис над бездной.
Восстановив дыхание, Килкенни медленно спустился еще на несколько футов. Какого черта он полез на эту скалу? Ничего глупее нельзя придумать…
Веревка скользила, жгла ладони и спину. Он покрепче ухватился за нее и постарался взять себя в руки. Будь у него побольше опыта, он бы так и спускался — пропуская веревку между пальцами и ища опоры для ног. Но он был осторожен и боялся слишком быстрого спуска.
Килкенни посмотрел вверх. Он спустился уже футов на пятьдесят, а может и больше. Если бы вот сейчас он решил вернуться, то еще мог бы подтянуться на руках, но если он опустится ниже, ему не хватит сил оттуда подняться.
Поставив ногу на выступ, Килкенни огляделся. Ничего. Спустился еще ниже и почувствовал, что веревка разогрелась. Он отдохнул, уцепившись левой рукой за корень дерева, и покосился вправо. Там, в расселине скалы, рос кедр, а ниже виднелась цепочка следов. Килкенни взглянул вниз и похолодел от ужаса. На мгновение он застыл, лихорадочно соображая, что же делать. Он ошибся, определяя высоту обрыва — отсюда он казался куда более глубоким, веревка у него почти кончалась — осталось не более сорока футов, а до крутого откоса, усыпанного осколками скалы, еще очень далеко.
Вот если бы раскачаться и допрыгнуть до того кедра… Это было высокое, крепкое на вид дерево высотой более четырех футов и почти в два раза шире, с толстыми надежными ветвями. Ему, наверное, несколько сотен лет, ибо кедры поразительно долговечны. Под ним росло несколько других деревьев, ближайшее из них — на добрых десять футов ниже кедра.
Если бы перебраться туда, то можно было бы, цепляясь пальцами за трещины и выступы в скале, добраться и до подножия скалы — это расстояние равнялось примерно высоте четырехэтажного дома.