Искусительная маленькая воровка - Брэнди Меган. Страница 7

– Удачное попадание.

Она ухмыляется, отводя взгляд. В мгновение ока в ее правой руке появляется второй нож, она бросает его – и телефон вылетает у меня из рук.

Оторопело смотрю на нее – она лучезарно улыбается, как гребаная королева красоты. Держу пари, она может щелкнуть пальцами почти перед кем угодно, и кто угодно тут же опустится на колени.

Хорошенькая маленькая пиранья.

– Если ты хотела, чтобы я остался, снайпер, могла бы просто попросить.

– Я не слишком хороша в переговорах, – ухмыляется она.

Оглядев комнату, от мраморных полов до сводчатых потолков, я вижу причудливые узоры, ведущие к гигантским колоннам в каждом углу. Все блестит и просто скрипит от чистоты. Дорогая и ненужная хрень, например три люстры, более дюжины букетов белых и розовых роз, беспорядочно расставленных по комнате в хрустальных вазах. Это все бесполезные штуки. Выброс денег.

Я качаю головой.

– Нет, держу пари, ни хрена подобного.

– Ты не смог уложиться в минимум, – язвит она.

Мой взгляд становится острее.

Интересный выбор слов.

– Ты меня не знаешь, девочка. Не играй с огнем.

– У нас тут есть один стол, за которым не хватает пяти K, но это можно сделать одной рукой. Выиграй и уходи – или выиграй и играй снова. – Она наклоняется вперед, полагая, что говорит на языке, которого я не знаю и не могу понять.

Как я уже сказал, девочка ничего обо мне не знает.

– Дай-ка угадаю, – я приподнимаю бровь. – Это комбинация из десяти тысяч?

Она слегка прищуривается, но потом снова делает вид, что ей все равно.

Не такой наивный, как ты думала, а, богатая девочка?

Она чопорно поджимает губы, как будто пробует что-то кислое на вкус.

– Ставь свои фишки куда хочешь, верно?

Мы изучаем друг друга долгую молчаливую минуту.

– Зачем ты взяла мой телефон?

Взяв свой забытый напиток, она подносит его к губам и делает медленный глоток.

– Ты знаешь зачем.

– Почему тебя так волнует, что я сфоткал твой номер?

– Я просто сделала то, что было необходимо. – Она раздвигает и снова перекрещивает ноги, на долю секунды обнажая маленькую треугольную ткань, скрывающую ее сокровище, и наклоняется вперед.

Я молчу, и она добавляет:

– Только тот, кому есть что скрывать, стал бы утруждать себя попыткой вернуть украденное. Ты ведь за этим сюда пришел?

Она взяла мой телефон, потому что я сфотографировал ее номер. Может, она еще знает о том, как прятать грязь под накладными ногтями? Если бы я позволил ей сложить обо мне представление с первого взгляда, она бы облажалась.

Она что-то напевает себе под нос, но взгляд устремлен внутрь.

– Как тебя зовут?

– Это не имеет значения.

– Имеет, если хочешь, чтобы имя было выбито на твоем надгробии.

– Я лучше сгорю, чем сгнию в земле.

– Нет, вы только посмотрите, – ухмыляется она, используя мои же слова, и вынимает третий нож, который засунула себе под задницу. Вертит его, вслепую вдавливая острый кончик в средний палец. – Еще одна вещь, которая нас объединяет.

Очень медленно ее взгляд отрывается от моего и начинает изучать мое лицо. Она задерживается на шраме возле левого глаза, а затем переходит к губам, припухшим возле пирсинга, – единственный раз, когда ублюдок, которого я оставил истекать кровью, попал в меня, в отчаянной попытке освободиться.

Сучий ход. Он знал, что должен расплатиться. Он должен был принять наказание как мужчина. Если любишь подслушивать чужие разговоры, что ж – потеряй способность делать это. Это справедливо.

Ему повезло, что я оставил его с одной целой барабанной перепонкой.

Честно говоря, ему повезло, что я вообще оставил его в живых, но мои боссы точно будут не в восторге.

Очевидно, сама того не осознавая, кончиком лезвия она водит по своей коже, повторяя плавные линии татуировок, ползущих вверх по моей шее из-под футболки, куда сейчас приклеены ее глаза. Кровь, пролитая во время сегодняшней разборки, высохла, большое пятно застыло и превратилось в хрустящую корочку, но у меня не было времени на то, чтобы переодеться, ведь мне надо было забрать телефон у маленькой воровки.

У меня не так уж много есть в жизни, так что никто не сможет забрать то, что принадлежит мне. Может, сейчас телефон и разбит, но все в порядке. Если он ей не нужен, мне все равно. Это мое, а к тому, что принадлежит мне, никому другому не позволено прикасаться.

– Если ты сейчас уйдешь, я, возможно, не буду звать охрану, которая не даст тебе сбежать, – говорит она, наклоняя голову, словно пытаясь определить, куда ведет цепочка, висящая на моем левом боку.

– Они не помешали мне войти. С чего ты взяла, что они смогут помешать мне выбраться?

Зеленые глаза встречаются с моими.

– Как ты сюда попал?

Я медленно улыбаюсь, и она смотрит на меня в упор.

– Я выясню, – говорит она, потом быстро добавляет: – Охрана, возможно, переключилась на вечернее мероприятие, но все, что мне нужно сделать, – это просмотреть записи с камер видеонаблюдения.

Не знаю, о каком мероприятии она говорит и почему меры безопасности хромают, когда у них тут движуха, но предпочитаю не обсуждать это.

Киваю, медленно приближаясь к ней, и на ее лице мелькает любопытство.

– Может быть, но, когда те парни, которые скачут вокруг тебя, будут задавать вопросы, как в гребаном Гугле, держу пари, что ты не захочешь им ничего говорить. – Теперь я стою прямо перед ней.

Ее подбородок вызывающе приподнимается, изящество ее шеи заставляет мои пальцы дрожать.

– Ты меня не знаешь, парень.

– Верно, не знаю. – Перевожу взгляд на кружевные подвязки, опоясывающие упругие бедра; маленькие застежки на кончиках соединяют тонкий материал с ее стрингами. – Но ты так смело говоришь обо мне… и теперь я чувствую себя обязанным.

В ней вспыхивает интерес – легкое движение ног выдает ее: девочке хочется, чтобы между ними кое-что оказалось.

– И что же именно, осмелюсь спросить, ты сейчас чувствуешь?

– Необходимость соответствовать. – Мои глаза встречаются с ее, как раз вовремя, чтобы засвидетельствовать еще одну случайную реакцию.

Но в самом деле, насколько я застал ее врасплох?

Там, откуда я родом, шикарная еда такая же редкость, как машина, в которой она уехала с заправки. Когда ты видишь такое прямо перед собой, когда ты знаешь, что это в пределах твоей досягаемости – только протяни руку, сам себе поклянешься, что никому не позволишь забрать у тебя сказку. Даже она должна это понимать.

– Ты сумасшедший. – Она качает головой.

– Да, – соглашаюсь я и протягивая руки, чтобы положить ладони по обе стороны от нее. – А ты? – Постепенно ее хмурый взгляд становится глубже, она выпрямляется, прижимаясь своей грудью к моей. Я позволяю ей немного оттеснить меня назад, но она ничего не говорит, поэтому я снова напираю.

– Должен сказать, – продолжаю я, – мой радар на психов в рабочем состоянии, девочка Барби, и сейчас он показывает на тебя.

Она спрыгивает с громким стуком каблуков, и ее глаза оказываются на одном уровне с моими.

– Я тебя даже не знаю.

– Непохоже, что ты увидишь меня снова после сегодняшней ночи, так что какое это имеет значение?

– Ты говоришь так, будто выберешься отсюда живым.

– Вот что я тебе скажу. – Опускаю руки. – Я сделаю это сегодня, сейчас. И подумаю о том, чтобы снова сюда вернуться.

Густой, гортанный смешок вырывается у нее из горла.

– И зачем мне это нужно?

– Откуда мне знать…

По очереди высвобождаю руки из рукавов своей кожаной куртки и отбрасываю ее в сторону. Стягиваю футболку, и внимание малышки мгновенно переключается с чернил на моих предплечьях на чернила на моей груди. Протянув руку, провожу костяшками пальцев по ее руке. Чувствую, как она дрожит.

– А тебе это зачем?

Пристальный взгляд встречается с моим, и я вижу, как бегают ее зрачки. Наверняка внутренний голос велит ей отступить. Покончить с этим. Поступить так, как, по ее мнению, поступила бы хорошая девочка, но она такой не является.